Аж два драббеля. драббломания.

[джентельвумен]

Ррраз - флафф!
Название: Ну разве не так?
Рейтинг: PG-13.
Персонажи: Джим Мориарти/Джон Ватсон
Жанр: слэш, флафф, повседневность.
Предупреждения: ООС, флафф, не вычитано.
Описание: вот так и есть. флафф по даблджи.

Он часто имел обыкновение быть резким и грубым, а потом – смягчиться и вести себя совершенно по-детски. Он любил укладываться на кровати звездочкой так, что мне приходилось ютиться на самом краю или и вовсе на полу. Но только до тех пор, пока я не начинал ерзать или вздрагивать (в квартире сквозняки) – тогда уж вокруг меня носились с этим «Джонни-бой, ты идиот! Плед! Плед! Куда подевался плед?! На шкафу?! Какой дебил засунул его на шкаф?! О, серьезно?.. А почему я его туда забросил?», набрасывали на плечи банальное одеяло и прижимали к себе. К слову сказать, утыкаться носом в шею Джима – сплошное удовольствие. Когда он впервые меня поцеловал, мне показалось, что он восхитительно целуется, и прекрасен, и…не пахнет. Человек должен пахнуть чем-нибудь: к примеру, шоколадом. Или словно впитавшимися в кожу духами. Джим ничем не пах и, возможно, поэтому очень сложно сходился с людьми. Вот он тут – и вот его уже нет. Теперь он пах этими дурацкими леденцами, на которые подсел несколько месяцев назад. Их можно было купить в супермаркете за углом, и это было единственным, что Джим покупал собственноручно.
Он умел мешать процессу готовки, обнимать меня сзади в самые ответственные моменты, нахлобучивать на голову какую-нибудь идиотскую шляпу – а их у него было немало – и смеяться над ухом, смотря на то, как я начинаю нарезать салат как попало, потом забираться руками под свитер, предлагать купить что-то попредставительнее…ну, и получать по рукам. Но это скорее моя заслуга.
Он любил вваливаться в мою комнату (теоретически, тут все его, но не могу же я чувствовать себя совсем лишенным всего «своего»!) накануне моей ночной смены, сминать одеяло, отбрасывать подушку, прижиматься своим холоднющим, пронзающе-ледяным телом ко мне, сцеловывать сон и нагло требовать его развлечь. При этом – нет, никаких возражений, Джон.
Он вынужден был приходить после «работы» уставший и злой. И не надо говорить мне о том, что он – просто человек. Глаза у него чернющие-чернющие, и в злобе он может и ударить наотмашь, и разозлиться, и выругаться, и устроить всем (больше всего – мне) адскую жизнь. Он как фейерверк, и иногда приходится поражаться, как же он еще не утомил меня. Он кусал мои губы, больно оттягивал волосы назад, иногда пытался – пытался, правда – быть нежным, но все заканчивалось скандалом. И это не мелочи – мы привыкли к тому, чтобы выплескивать свои эмоции. Причем каждый раз, каждый поцелуй, каждая мелочь и каждая глупость – все походило на всплески чернил на бумаге, и никогда не знаешь, что из этого получится, да и как ты это воспримешь.
Он привык вваливаться ко мне на работу в порядке пациентов, и я часто выставлял его за дверь, ни разу не получив никакой встряски за это. Но я перестал выгонять его после того, как узнал, что он не просто приходил и расталкивал людей в очереди, а мирно стоял и ждал, когда я его приму. Не толкался, а честно выстаивал в этой глупой очереди, неловко переминаясь с ноги на ногу.
Он даже привык покупать мне дурацкие свитеры с оленями, решив, что я только свитера и ношу. Он царапал поясницу, звонил прямо посреди расследования и шептал какую-от похабщину, чем сбивал с мысли не только меня, но и Шерлока. Он слушал саундтреки к мультфильмам, ненавидел здоровую еду и терпеть не мог жить в полумеру.
Но особенно мне запомнился момент, когда он расстроился. Не взбеленился, не закатил скандал и не сказал, что ненавидит меня и всех вокруг. Расстроился. Пришел, окинув все пустым взглядом. Ушел к себе и аккуратно прикрыл дверь. Никакой демонстрации, сплошь спокойный механизм, который устал выдавать эмоции, как на заказ.
Помнится, я тогда отложил в сторону газету, отставил чашку чая и пошел к нему. Меня встретили тоскливо-равнодушным взглядом. Даже кошки на душе заскребли, потому что таким я видел его редко. Человек, который выкладывается на всю в своих чувствах и эмоциях, меняется-искрится и живет, бросая вызов всему существующему и нет, безоговорочному и сомнительному, не мог всегда оставаться на высоте. Возможно, поэтому меня допустили. Потому, что я люблю видеть его таким. Не исключительно самоуверенным-всевластным, а истощенным жизнью человеком.
Джим сидел, опустив руки себе на колени. Нервно постучал босой ногой по полу, выдохнул шумно. Иногда я чувствую себя воспитателем в детском садике. Так было и тогда – пришлось сесть рядом с ним на пол, долго пытаться поймать его взгляд. Он был невероятно истощен, потому что никак не отреагировал, и я своего не добился. Со стороны кажется, будто повествование идет вяло и печально, но я не мастер слова, говорить – это не мое. Поэтому тогда я молча посмотрел на его бледные ноги, на острые коленки, и провел пальцами по щиколотке. Легко-легко, невесомо. А он вздрогнул слегка, и в этой реакции была та подлинная боязнь быть обнаженным душевно, неверно, нечестно. Не помню, кто сказал, что обнаженная душа никаких желаний не вызывает. Была такая фраза, но я не согласен. Когда человек раскрывается перед тобой – вот так, когда мне приходится нагнуться, чтобы прижаться губами к прохладной коже над щиколоткой – это невероятно. Я скользнул вверх, чувствуя, как он напрягся под этим прикосновением, и мягко поцеловал почти что мальчишеское колено. Мне показалось, что кожа эта должна стать чуточку теплее от контакта. Мне бы очень этого хотелось. Я поднял глаза – и увидел растерянный, смущенный, малость испуганный, но живой взгляд. Спокойствие и мертвое безмолвие было потревожено, и мне не пришлось тогда цепляться за единственный шанс быть услышенным. Меня потянули наверх, и я почувствовал, что за этим смущением кроется еще и радость, спокойная, мерная, чуть глухая после перенесенного опустошения. Он задремал у меня под боком - человек, который внешне меньше всех нуждается в поддержке. Человек, который во сне сопит и зло что-то шипит в никуда во время кошмаров. Человек с удивительно красивым, умиротворенным лицом (когда спит, конечно). Человек, которого смутило мое поведение. А я все лежал и не мог понять, поэтому пишу это сюда – возможно, потом «поймется»?
Почему он смущен? Если человека любишь – любишь и целовать его везде. Каждую клеточку кожи. Целиком.
Ну разве не так?


И флафф-дваа!
Название: Я беру все!
Рейтинг: G
Персонажи: Джим, Джон
Жанр: кид!фик, флафф, повседневность.
Описание: Джон продает печенье, Джим покупает. "Он идет по улице, таща за собой небольшую тележку с разномастным печеньем, устало морщится и трет глаза. Светлые ресницы дрогнули. Ему осталось обойти еще две улицы, так что надежда на то, что кто-то купит оставшееся печенье, все еще была. Джону было десять лет, у него были перемазанные зеленкой коленки, маленький рост и светлые-светлые волосы и ресницы. И большииие голубые глаза."
Джон очень хочет поехать с Гарри в Испанию. Гарри едет туда на работу, она будет занята, но, возможно, если Джон будет себя хорошо вести, то она возьмет его с собой. Джон радостно захлопал в ладоши тогда и опрокинул на себя свой любимый сок, который пил по воскресеньям. Правда, добавила задумчиво Гарри, поспешно отправляя кому-то сообщение, нужны деньги…
Поэтому Джон здесь. Он идет по улице, таща за собой небольшую тележку с разномастным печеньем, устало морщится и трет глаза. Светлые ресницы дрогнули. Ему осталось обойти еще две улицы, так что надежда на то, что кто-то купит оставшееся печенье, все еще была. Джону было десять лет, у него были перемазанные зеленкой коленки, маленький рост и светлые-светлые волосы и ресницы. И большииие голубые глаза. На нем сиротливо висела великоватая ему футболка и шорты, сандалии уже были сто раз перешиты, но покупать новые он не мог. У него были одни, красивые-красивые, но он не осмеливался их надевать сейчас. Они для Испании, упрямо думал Джон, пыхтя и останавливаясь у огромного дома. Этот «домина» был таким большим-большим, что прямо пришлось голову задрать, чтобы увидеть. Впрочем, Джону часто приходится задирать голову, чтобы кого-то увидеть. Часто его не слышали, потому что голос у него был пусть и как у остальных («и ничего не тихий и не писклявый!» - возмущенно думал Джон), но говорил он спокойно и тихо, чтобы не вызывать у собеседника неадекватную реакцию. Джону понравилась эта фраза, он ее вычитал и теперь пытался придумать, куда ее прилепить.
Так вот, дом. Дом был красивым, светлым, но – Джон сразу понял – принадлежал людям очень богатым. Такие люди любят печенье. Джон задумчиво почесал затылок и двинулся к ступенькам, легко перепрыгнул через них и заколотил кулачком в дверь (до звонка пришлось бы допрыгивать, а это непредставительно). Он долго стоял, переминаясь с ноги на ногу. Радовало только то, что на улице еще лето, было жарко, и Джону только надоело стоять перед дверью в милой позе. Когда он уже было отвернулся, дверь со скрипом отворилась, Джон вскинул голову вверх, собираясь встретиться глазами со взрослыми, а потом понял, что пусто, и перевел взгляд вниз, примерно на свой уровень. Ну, чуть повыше, мысленно замечает Джон и смотрит на дверь во все глаза. Из-за двери выходит паренек. На нем темно-коричневые шорты, синяя, заправленная в шорты, футболка на пуговицах (у Джона такая есть), а в руке тяжелая книга. Мальчик, который смотрит на него, обладает огроменными глазами, сжатыми губами и идеально прилизанными темными волосами. Он придерживается дверного косяка так, словно всю жизнь сидел дома. Но он такой бледный, что, возможно, так оно и есть.
- Ты кто? – спрашивает он, переводит взгляд с Джона на тележку, губы размыкаются, рот округливается, а глаза становятся еще больше. Джону почему-то всегда стыдно продавать печенье своим сверстникам. Гарри говорит, что не надо стыдиться своего материального положения. Джон не стыдится своего материального положения, но стыдится…чего-то. Он не знает, чего. Он выдыхает и выпаливает:
- Купите печенье! Самое вкусное печенье «Батанг» на любой вкус! Тут есть с бананом, с шоколадом, со вкусом клубники, с черным шоколадом, с кусочками…
Он слышит хлопок двери, застывает. Обидно. Он уже собирается уйти, когда дверь распахивается опять. Мальчик выходит к нему с пробиркой с какой-то жидкостью.
- Если опустишь печенье сюда и оно не растворится, я узнаю, что оно натуральное. И куплю его у тебя, - уверенно говорит парень. Джон приглядывается и фырчит:
- Это вода! Ничего не случится. Натуральность продукта проявляют не так.
- Откуда ты знаешь?
- Читал, - бурчит Джон и скрещивает руки на груди. Джим смотрит на него, широко распахнув глаза – он не выглядит удивленным, этот мальчик кажется пугающе-странным. – Родители есть дома?
- У меня есть деньги, - прерывает возмущения Джона парень на корню. Уже 4 часа, Джон хочет домой, и он готов всучить печенье этому парню. – Чаю?
Джон удивленно моргает, защита прорывается, и черноволосый мальчик улыбается.
- Нет, - смущенно отвечает он и выдыхает, протягивает из-за спины флаерок. На флаере он сам стоит и показывает на разные виды печенья. Джон однажды позировал для всех этих фотографий, его недельку-другую поназывали самым милым подростком в округе, ну и забыли. А флаерочки раздавали с его лицом. – Возьми. – Он и сам не заметил, как переключился на менее уважительную интонацию. – У меня тут много видов печенья! Вы можете купить все, что здесь нарисовано, - устало выдыхает он и ждет окончательного решения.
- Да? – задумчиво говорит голос над его ухом. Мальчишка правда с интересом рассматривает флаерок, словно ему впервые такой вручают. Удивиться Джон не успевает. – Тогда я покупаю тебя.
Джон возмущен, он аж покраснел от возмущения.
- Людей не покупают!
- Почему? – и опять никакого притворства. Сплошная наивность. Джон растерянно смотрит себе под ноги.
- Так говорит моя сестра.
- Твоя сестра – не главная, - с сомнением отвечает паренек. – Самый главный – президент. И еще мафия. Твоя сестра – президент или мафиози?
Джон слышал, что мафиози злые, но они убивали людей. Гарри людей не убивала, это уж точно. А еще он слышал, что президент – козел. Гарри не могла быть козлом по определению. Он помотал головой.
- Вот, я так и думал, - довольно хмыкнул мальчишка. И, увидев, что Джон уже разворачивается, хватает его за рукав. – Подожди! Я куплю все печенье, а ты останешься со мной!
Джон почему-то злится, вспыхивает, каждое слово кажется ему придиркой. Он порывается уйти, но это странный мальчик всучивает ему деньги – вероятно, и не разбираясь в том, что они собой являют. Джон так взбешен, что просто убегает, оставив все печенье с тележкой на пороге этого дома. Он бежит, и в нем закипает гнев и детская обида.
Приходит в себя Джон тогда, когда вспоминает о том, что тележку он там и бросил. Он смущенно шмыгнул носом, выбежал из дома мимо делающей на кухне что-то Гарри и умчался к нужному дому. Никого нет, тележки тоже. Джон, задыхаясь, пытается открыть дверь, а она не поддается. Тогда Джон делает то, чего не сделал бы никогда. Он обходит дом и ищет черный вход или открытое окно. Черного входа нету, а вот окно – кажется, в гостиную – находится. Джону не забраться, поэтому он создает хлипкую стену из каких-то ведер, а потом цепляется пальцами за подоконник. Он случайно ударяется разодранным коленом о стену, шипит и, покачнувшись, влетает в комнату через окно. Приземляется он на диван, причем довольно успешно. Пока Джон пытался отделаться от ощущения того, что он супергерой (а было ведь высоко, да!), он слышит шорох и резко оборачивается, да так, что сваливается с дивана. Он видит свою тележку у большого кресла. Слышит воинственное «хрум-хрум-хрум», успевает только мельком увидеть, что дом обставлен богато, на такие его и на порог не пускают, чтобы не запачкал ничего, а потом поднимает глаза и видит что-то странное. Черноволосый мальчишка держал печенья в руках, а сам торопливо пытался прожевать и проглотить то печенье, которое он так уплетал а обе щеки, что прямо напоминал нереально большого и перепуганного хомяка. Он был в таком виде уже довольно давно, две пачки уже были пустые. А третья распечатана. Джон сперва завис, смотря на то, как неизвестный откашливался, когда проглотил все, а потом расхохотался и упал на пол. Он смеялся долго-долго, а над головой раздавалось тихо-смущенное:
- Ну что? Тут было сказано «Когда у вас закончится печенье, мы придем, чтобы продать вам еще!». И ты вернулся, - он покосился на кучи еще неоткрытого печенья, и нахмурился. – Что-то ты рано вернулся.
Джон смеялся долго-долго, а потом они пошли пить чай. Он узнал, что Джим правда никогда не выходит на улицу, что Джим живет с папой, которого никогда нет дома. Кстати, да – он узнал, что паренька зовут Джимом.
- …Джон.
- Нет.
- Ну, Джон.
- Люди не продаются. Это незаконно.
- Джонни…
- Я сказал «нет».
- …ну я еще в копилке поищу.
- Ладно.

@темы: Шерлок Холмс, Фанфикшн