Хочу рассказать о книге, которую дочитала несколько минут назад. Эта книга "Дети свободы", первая книга этого автора, которую я читаю. Помнится, Леви назвали мастером сентиментального романа. Видимо, они правы.
Книга "Дети свободы" посвящена детям и подросткам, которые участвовали в Сопротивлении во Франции во время второй мировой войны. И самому понятия "свобода" даже в большей мере.
Главный герой - Реймон, он же Жанно - вступает в 35 бригаду со своим братом Клодом, где борятся за свою жизнь и за жизнь и свободу других граждан. В книге важно понять несколько факторов, наиболее важных: свобода - самое важное, что у тебя есть; верить в себя и в людей надо; за Францию, как и за многие другие страны боролись не только люди одной национальности, но и очень много иностранцев, которых мы забывать не должны. А еще важно помнить то, что часто уничтожают друг друга те, кто должен быть другом другому.
Во второй части Реймон и Клод попадают в поезд, который долго и упорно везет их всех в Дахау.
Интересно наблюдать то, что не все враги были настоящими врагами, и не все друзья были настоящими друзьями. Существовали люди, для которых совершенно не существовало понятия "честь", но были так же и такие, которые даже по отношению к врагам проявляли уважение.
Изо всех персонажей больше всего мне понравился Шарль - он узнал уже столько языков, что путался и в итоге создал свой собственный, сплошную смесь языков. Он носил бомбы под огурцами и петрушкой, кормил всю бригаду яичницей и был человеком хоть куда. Как и все остальные.
Об этой книге сложно написать много, поэтому я не пытаюсь. Эта книга привлекла, я купила. Впечатлилась.
Много ценностей переосмысливается во время чтения такой книги, и уже поэтому ее стоило бы почитать.
Цитаты из книги.
читать дальшеБольшинство людей довольствуются работой, крышей над головой, недолгим воскресным отдыхом и полагают, что это и есть счастье; они счастливы оттого, что спокойны, а не оттого, что живут! Пуская соседи страдают – пока беда не коснулась их самих, они предпочитают на все закрывать глаза, делать вид, будто зло в мире не существует. И это не всегда можно назвать трусостью. Для некоторых людей сама жизнь уже требует немалого смысла.
*
Жизель видит, как маму сажают в черную машину. Ей хочется крикнуть: мама, я тебя люблю, я тебя всегда буду любить, ты самая лучшая из всех мам в мире, другой такой у меня никогда не будет. Но вслух говорить нельзя, и девочка изо всех сил думает об этом – такая неистовая любовь обязательно должна пронзить оконное стекло, долететь до матери. Она надеется, что ее мама там, на улице, слышит ее слова, которые она еле бормочет сквозь сжатые до боли зубы.
Мадам Пильге прижалась щекой к детской головке, целует ее. И Жизель чувствует, как слезы мадам Пильге текут по ее затылку. Но сама она не будет плакать. Она хочет увидеть все до конца, она клянется себе, что никогда не забудет это декабрьское утро 1943 года, то утро, когда ее мама ушла насовсем.
Хлопает дверца, обе машины трогаются. Девочка простирает руки вслед, в последнем порыве любви.
Мадам Пильге опускается на колени, прижимает к себе ребенка.
- Жизель, маленькая моя, если бы ты знала, как мне жаль!
И она плачет горючими слезами, эта добрая мадам Пильге. Девочка глядит на нее, слабо улыбается. Вытирает мокрые щеки мадам Пильге и говорит:
- Меня зовут Сара.
___
Жилец с пятого этажа отходит от окна столовой в мрачном настроении. Останавливается возле комода, дует на рамку –опять эта проклятая пыль на фотографии маршала Петена. Слава богу, теперь нижние соседи больше не будут разыгрывать гаммы на фортепиано и раздражать его. Сдувая пыль, он думает: надо бы последить за соседями и разузнать, кто же из них спрятал эту противную маленькую жидовочку.
*
Господи, каким же ужасающе мягким становится тело расстрелянного человека.
*
Трудно умирать за свободу других людей, когда тебе всего шестнадцать лет.
*
Знать имена – это очень важно, Жюль. Так ты запоминаешь людей, и даже когда они умирают, ты продолжаешь иногда звать их по именам, а иначе и жить не стоит.
*
Измученные жаждой, усталостью и страхом люди превращаются в неразумных животных, но кто посмеет упрекнуть их в этом, когда их загнали в вагоны для скота?!
*
Чувства преодолевают любые, самые крепкие решетки и бесстрашно вырываются на волю, не признавая ни государственных границ, ни языковых и религиозных барьеров. Они свободны, они находят друг друга, невзирая на тюрьмы, придуманные людьми.
*
Подьезжают фургоны Красного Креста, оттуда выходят санитарки, они несут нам воду. Санитарки направляются к вагонам, но фельдфебели останавливают их, приказывают поставить ведра и отойти. Заключенные сами должны взять их, как только работники Красного Креста удаляются. Любой контакт с террористами запрещен!
Старшая сестра властным жестом отталкивает солдата.
- Какие еще террористы? – возмущенно говорит она. – Вот эти старики? Эти женщины? Эти голодные люди в вагонах для скота?
Она гневно бранит его и обьявляет, что по горло сыта приказами. Пусть не забывает, что очень скоро им придется держать ответ за свои действия. Ее сотрудницы поднесут пищу прямо к вагонам, и никак иначе! И женщина добавляет:
- Меня вашими мундирами не испугаешь!
Шустер размахивает револьвером и спрашивает, не пугает ли ее в таком случае оружие, однако старшая сестра, смерив его взглядом, вежливо просит оказать одну милость. Если у него хватит мужества убить женщину, пусть будет так любезен стрелять ей не в спину, а прямо в центр красного креста, который она носит на своей форме. И добавляет, что этот крест так велик, что даже такой олух, как он, сможет попасть в цель.
*
И вот 18 августа мы бредем колонной, под палящим солнцем, безжалостно сжигающим кожу, и без того изъеденную блохами и вшами. Наши тощие руки еле удерживают немецкие чемоданы и ящики с вином, которое нацисты украли в Бордо. Для нас, умирающих от жажды, это еще одна пытка. Те, кто падает без сознания, уже не поднимутся. Их приканчивают пулей в затылок, как загнанных лошадей. Те, кто еще сохранил силы, помогают товарищам держаться на ногах. Если кто-нибудь начинает шататься, его окружают со всех сторон и не дают упасть, скрывая от глаз конвоира. Вокруг нас до самого горизонта тянутся виноградники. Лозы сплошь увешаны тяжелыми спелыми гроздями, налившимися соком раньше времени под жарким солнцем. Как хочется сорвать такую кисть и раздавить сладкие ягоды пересохшими губами, но солдаты орут, запрещая нам сворачивать на обочин)', а сами набирают полные каски винограда и лакомятся им у нас на глазах.
И мы проходим мимо всего в нескольких метрах от лоз - колонна измученных призраков.
Вот когда мне вспоминаются слова "Красного холма". Помнишь их? "Там нынче созревает виноград, в чьем сладком соке бродит кровь героя".