18.07.2012 в 13:57
Исполнение 1Всем «смешным девчонкам» посвящается.
В голубоватом свете ламп волосы Молли приобретают сероватый оттенок. Они стянуты в пучок, скручены в тугой узел, слишком тяжёлый для этой нежной шеи. Молли склоняется над столом, и Шерлоку кажется, что его самого скрутили в узел, он прячет за спину руки, которые сводит от желания прикоснуться к нежному пушку, к маленьким завиткам у самого края, не поддавшимся уговорам расчёски. Он знает, что в утреннем свете они золотистые. Он любит перебирать тяжёлые, играющие медью и золотом каштановые пряди, разметавшиеся по подушке. Любит зарываться в них носом, проникая глубже, вжимаясь в Молли сильнее, всем телом, прирастая – не разорвать. Любит, когда она, раскрасневшаяся, прикрыв от удовольствия глаза, приподнимается и опускается на его бёдрах, бессильно роняет голову, и кончики прядей щекочут его грудь, скользят, задевая соски... А потом, лёжа в сладкой, усталой полудрёме, он собирает прядку в маленькую кисточку и ласково проводит по щеке Молли, по шее, плечу, та притворно-сердито бормочет невнятное «не надо», дёргает плечом, но улыбается.
Когда они выбираются куда-то вместе, каждый раз разные, трудно признать в яркой женщине со сложной причёской тихую малышку Молли, не менее трудно, чем опознать идущего с нею об руку известного детектива. Как-то раз он заплёл ей сотню маленьких косичек, что и говорить, ни заплести, ни расплести их с одного раза не вышло, обоих постоянно накрывало желание.
На людях Шерлок помыкает Молли так же, как Джоном, Лестрейдом и прочими, а то и хуже, называет её глупышкой, но на самом деле оценил в ней в первую очередь ум. А потом однажды заметил, что его великолепный эксперт – ещё и молодая, красивая женщина. Это было так неожиданно: свет, упавший иначе, маленькая женская слабость, шутка, мельком проскользнувшая в жарком научном споре… глаза в глаза… вкус её губ… тяжёлый узел распадается, пряди разворачиваются, как кобра в броске… укус смертелен.
Иногда Молли позволяет себе маленькую месть. Ерошит и теребит тёмные кудри. «У меня очень чувствительная кожа головы. Можно всадить мне нож в бедро и повернуть, я не скажу ни слова, но схвати меня за волосы – и я на коленях буду умолять о пощаде»*, - как-то признался ей Шерлок. Молли не злоупотребляет этим знанием и своим исключительным правом.
Это был обоюдный выбор, их маленькая игра в секреты, их свобода, их спокойствие. Все жалеют бедняжку Молли с её безответной любовью, а слишком личные вопросы достаются Джону. Всех удалось провести – кроме Джима. Тот пытался их разлучить. Дважды. Не вышло.
Дело совершенно неинтересное. Инспектор Томлинсон идиот. Унылый, занудный, втайне желающий зазнавшемуся гению провала идиот. Джон, напротив, ест Шерлока глазами, ожидая чуда. А Шерлоку больше всего сейчас хочется оказаться в постели, обнажённым, свободным, рядом с тёплой Молли, лениво лежать, накручивая каштановый локон на палец, и размышлять вслух о новой серии экспериментов. Он спросит совета Молли – как на людях спрашивает только у лучшего – единственного – друга. Дискуссия перерастёт в спор с запрещёнными приёмами, к счастью, в научном споре они не помогают так, как в споре семейной пары, покупать ли новое платье или новую зимнюю резину. Не у тебя одного есть любящая и понимающая женщина, Джон. Бедняжку Шерлока с его безответной любовью все жалеют тоже абсолютно зря. Будет ещё одно утро…
Что? Что такое? Почему Молли замолчала, почему все уставились на них? Может быть, потому, что Шерлок в задумчивости заправил выбившуюся из идеально гладкой причёски прядку за нежное ушко Молли…
*фраза позаимствована из интервью Бенедикта.
URL комментарияВ голубоватом свете ламп волосы Молли приобретают сероватый оттенок. Они стянуты в пучок, скручены в тугой узел, слишком тяжёлый для этой нежной шеи. Молли склоняется над столом, и Шерлоку кажется, что его самого скрутили в узел, он прячет за спину руки, которые сводит от желания прикоснуться к нежному пушку, к маленьким завиткам у самого края, не поддавшимся уговорам расчёски. Он знает, что в утреннем свете они золотистые. Он любит перебирать тяжёлые, играющие медью и золотом каштановые пряди, разметавшиеся по подушке. Любит зарываться в них носом, проникая глубже, вжимаясь в Молли сильнее, всем телом, прирастая – не разорвать. Любит, когда она, раскрасневшаяся, прикрыв от удовольствия глаза, приподнимается и опускается на его бёдрах, бессильно роняет голову, и кончики прядей щекочут его грудь, скользят, задевая соски... А потом, лёжа в сладкой, усталой полудрёме, он собирает прядку в маленькую кисточку и ласково проводит по щеке Молли, по шее, плечу, та притворно-сердито бормочет невнятное «не надо», дёргает плечом, но улыбается.
Когда они выбираются куда-то вместе, каждый раз разные, трудно признать в яркой женщине со сложной причёской тихую малышку Молли, не менее трудно, чем опознать идущего с нею об руку известного детектива. Как-то раз он заплёл ей сотню маленьких косичек, что и говорить, ни заплести, ни расплести их с одного раза не вышло, обоих постоянно накрывало желание.
На людях Шерлок помыкает Молли так же, как Джоном, Лестрейдом и прочими, а то и хуже, называет её глупышкой, но на самом деле оценил в ней в первую очередь ум. А потом однажды заметил, что его великолепный эксперт – ещё и молодая, красивая женщина. Это было так неожиданно: свет, упавший иначе, маленькая женская слабость, шутка, мельком проскользнувшая в жарком научном споре… глаза в глаза… вкус её губ… тяжёлый узел распадается, пряди разворачиваются, как кобра в броске… укус смертелен.
Иногда Молли позволяет себе маленькую месть. Ерошит и теребит тёмные кудри. «У меня очень чувствительная кожа головы. Можно всадить мне нож в бедро и повернуть, я не скажу ни слова, но схвати меня за волосы – и я на коленях буду умолять о пощаде»*, - как-то признался ей Шерлок. Молли не злоупотребляет этим знанием и своим исключительным правом.
Это был обоюдный выбор, их маленькая игра в секреты, их свобода, их спокойствие. Все жалеют бедняжку Молли с её безответной любовью, а слишком личные вопросы достаются Джону. Всех удалось провести – кроме Джима. Тот пытался их разлучить. Дважды. Не вышло.
Дело совершенно неинтересное. Инспектор Томлинсон идиот. Унылый, занудный, втайне желающий зазнавшемуся гению провала идиот. Джон, напротив, ест Шерлока глазами, ожидая чуда. А Шерлоку больше всего сейчас хочется оказаться в постели, обнажённым, свободным, рядом с тёплой Молли, лениво лежать, накручивая каштановый локон на палец, и размышлять вслух о новой серии экспериментов. Он спросит совета Молли – как на людях спрашивает только у лучшего – единственного – друга. Дискуссия перерастёт в спор с запрещёнными приёмами, к счастью, в научном споре они не помогают так, как в споре семейной пары, покупать ли новое платье или новую зимнюю резину. Не у тебя одного есть любящая и понимающая женщина, Джон. Бедняжку Шерлока с его безответной любовью все жалеют тоже абсолютно зря. Будет ещё одно утро…
Что? Что такое? Почему Молли замолчала, почему все уставились на них? Может быть, потому, что Шерлок в задумчивости заправил выбившуюся из идеально гладкой причёски прядку за нежное ушко Молли…
*фраза позаимствована из интервью Бенедикта.