29.12.2012 в 15:44
Пишет jack, black jack:Центурион.
Автор: И. М. Виррварр
Название: Центурион
Жанр: городское фентези, мифология
Примечание авторов: кто внимательно читал бугимена, тот все поймет)
ИсторияЭкскурсия в Лондон - то, чего так ждут все ученики объединенного королевства, а в частности учащиеся средней школы Эдинбурга. Оуэн был рад всему: увлекательному путешествию на поезде (а поезда до этого он видел только на картинках в учебнике); время, что он проводил со своими друзьями; привлекательные ученицы из класса для девочек.
Единственное, что не понравилось молодому волку - посещение музея. Нет, он любил узнавать новое, даже стремился к этому. Но сейчас мальчишке явно было не до этого. Особенно нудным был голос экскурсовода, от которого он постоянно зевал, да так, что уже и челюсть начинала болеть.
- Прошу внимания, - вдруг громко окликнул всех экскурсовод. - Мы проходим в зал Древнего Рима.
И, собственно, они прошли. Зал Древнего Рима начинался уже по-особенному. Его открывали огромные, массивные позолоченные двери с витиеватой резьбой и соответствующим им скрипом. Оуэн окинул взглядом зал: высокие колонны упирались в потолок, но если не поднимать головы, то казалось, что они уходят в само небо; красные стены; пол из белого мрамора с золотыми прожилками; и все экспонаты как живые, смотрят на них изучающе, насмехаясь и просто радуясь новым посетителям.
По спине Оуэна пробежали мурашки, когда он встретился взглядом со статуей воинственного Марса, присевшего на камень, чтобы передохнуть и окинуть поле боя мудрым взглядом.
- Марс, был Богом войны и плодородия, - завел свою шарманку экскурсовод. Единственное, что Оуэн вырвал для себя из его рассказа и оставил в памяти с пометкой "интересно" - одним из символов Марса был волк. Вот бы деду понравился этот момент, кратко улыбнулся мальчик и прошел дальше. Его волосы вспыхнули рыжим, когда он остановился у чьих-то освещенных свечами доспехов. «Не меньше десятка!» - насчитал Оуэн.
- Перед нами снаряжение известного римского центуриона Марсселуса Люпиуса Маннаро. Истории он стал известен благодаря легендам о своей силе, выносливости и ловкости, которые начали слагать ещё при жизни центуриона. Имя свое он получил в честь Марса, считавшегося покровителем самого Рима и войны.
Оуэн перевёл взгляд на доспехи, и его впервые прошибло интересом, он подошёл ближе и всмотрелся в шрамы на нагрудном панцире, оставленные мечом противника. Видимо, центурион был очень храбрым и всегда шел в первых рядах. Оуэн с интересом рассматривал нагрудник, на котором вылит оскал волка и занесенное копье. Атрибуты Марса - это мальчик помнил еще с уроков мифологии.
Взгляд спустился ниже и замер на коротком обоюдоостром клинке, у рукояти которого вычерчен особый знак. Макалистер уже видел его в книгах отца, и теперь интереса к центуриону стало еще больше. Экскурсовод продолжил свой рассказ, но Оуэн больше его не слушал. Ему казалось, что символ легко мерцал на клинке. А может это только тени так причудливо играли со взором молодого колдуна?
Запах выжженной солнцем травы впивается в сознание, а перед глазами – слишком четко – сухая земля. В неё врезается ступня, обутая в кожаную сандалию, отчего мертвая почва расходится сетью трещин прямо под следом. Мышцы ног напряжены до глубоких впадин на икрах и бедрах, от пальцев ног к костяшкам тянутся пульсирующие нити вздутых вен. Короткий обоюдоострый меч разрезает воздух со свистом – снова, снова и вот опять. Гулкий шлепок. Солдат оборачивается, юбка врезается в бедра. Узловатые грязные пальцы смыкаются на рукояти, перемотанной красной кожей. Кричат огромные вороны, застилающие собой небо – наверняка указывают туда, где разворачивается бой. Меч еще раз проворачивается - уже в широкой ладони, набирает требуемую инерцию.
- Оуэн! – его дернули за рукав.
Мальтр – друг и одноклассник, он смотрел на мальчика широко распахнутыми глазами, в которых легко читался страх и непонимание. Рыжий мальчишка огляделся по сторонам: зал был уже пуст, двери в другом конце открыты, его ждали в другом зале с другими экспонатами.
- Сначала мы решили, что будет весело, если ты перестанешь занудствовать и зевать и подождешь всех нас тут. Но ты встал как вкопанный, не откликнулся, даже когда мы тебя звали. Все хорошо?
Оуэн кивнул.
- Да. Да, всё нормально.
Он подхватил свою наплечную сумку, лежащую у его ног, кинул последний взгляд на доспехи центуриона, на мерцающий в тени таинственный знак, а после покинул зал Древнего Рима. Богатый. Золотой. Кровавый.
Марс с усмешкой на устах глядел мальчишке в спину, и Оуэн чувствовал его взор, но обернуться побоялся. Вдруг оскорбит Бога?
***
За окном шёл снег, большими хлопьями ложился на землю, припорашивал деревья и погребал под собой всю округу, укутывая в белое одеяло природу, уложившуюся в зимнюю спячку. Оуэн сидел у подоконника, подперев голову руками, и лениво наблюдал за снегопадом. Все мысли мальчика были в другом месте, там, в огромном древнеримском зале, где все окрашено в ярко-красный, золотой и мраморно-белый. Он шумно выдохнул.
- Дед, ну возьми меня с собой в Лондон!
- Я еду по делам, Оуэн, и ты мне будешь мешать, - буркнул старик, поспешно собирая вещи в небольшой чемодан.
- Да не собираюсь я за тобой ходить, ты меня только в Большую Библиотеку заведи, и я буду там свой доклад писать.
Старик отмахнулся, проходя мимо внука.
- Ну дед! - взвился мальчик, соскакивая со стула и хватая старика за руку. Он жалостливо посмотрел ему в глаза, решив, что не будет уступать своим желаниям. Ему просто необходимо вновь увидеть доспехи и меч центуриона.
- Вечно ты добиваешься своего, маленький засранец, - неуверенная улыбка скользнула на губах мальчишки. - Иди собирайся, только быстро!
- Ура!
Оуэн умчался в свою комнату. Ему не надо было собираться, он сложил вещи еще с самого вечера и был готов к поездке.
Большая Библиотека даже близко не поразила сердце мальчика, когда он вновь оказался на ее пороге. Его душа трепетала только от представления того, что ему предстоит узнать о центурионе, и в тайне он, конечно, надеялся, что его видение повторится и он сможет понять больше. Ведь после того случая он постоянно видел этот отрывок в своих снах, но никак не мог развить его до конца, чтобы все понять и увидеть картину в целом.
До зала Древнего Рима он почти добежал, не смотря на хмурые взгляды работников библиотеки. Но рыжего Оуэна ждало разочарование, сердце просто в пятки ушло, когда в зале с хмурым Марсом не оказалось вещей центуриона. Как же так? Он стоял как вкопанный и смотрел на бюст какого-то правителя, а перед глазами был старый стеллаж с мечом и доспехами. Мальчишка тихо заскулил, больше оттого, что сдерживал порыв злости, чем отчаяния.
- Вам чем-то помочь, молодой человек?
Рядом оказался седой мужчина, он был высоким и тощим, хотя слово "тощий" не так точно описывало его, тут скорее подходило "высохший". Когда-то яркие и насыщенные голубые глаза почти выцвели, на лбу были залысины, а тонкие губы потрескались. Но сотрудник библиотеки не выглядел жалко, он держался с прямой спиной и тоннами знаний во взгляде. Оуэн отшагнул назад, после весь сжался, быстро соображая, как объяснить этому человеку, что ему надо.
- Тут раньше, - начал мальчик, поджимая губы и стискивая в ладони ручку от наплечной сумки. - В этом районе стоял стеллаж с доспехами и мечом центуриона, его звали Марс... Сейчас!
Оуэну было жутко стыдно, что из-за волнения и страха он забыл имя центуриона, чью историю жизни он пришел сюда узнать. И стыдно было именно перед этим высохшим мужчиной, ведь все его соки жизни были потрачены на то, чтобы в глазах были тонны этих знаний, а он, Макалистер, просто забыл.
- Марсселус Люпиус Маннаро - так, молодой человек? - работник библиотеки благосклонно улыбнулся ему, и он перестал рыться в своей сумке. Их взгляды пересеклись, и Оуэну пришло короткое видение о черноволосом мальчике, долговязом, с острыми углами локтей и коленок. Этот мальчик каждый день прибегал на работу к отцу, не хотел носиться по дворам Лондона, ему были скучны его сверстники, и только книги, манускрипты и пергаменты в неровном свете свечей дарили ему наслаждение. Мальчику нравилось смаковать новыми знания так же, как рыжему Оуэну. Еще секунда и сам волчонок понял, что работник узнал в нем себя. Несомненно, ведь именно это узнавание вызвало такую мягкую улыбку. На душе стало спокойней: достаточно только рассказать о том, зачем он здесь, и Оуэн получит все, что ему надо.
- Итак? - подгоняет его мужчина, улыбка стала шире.
- Сэр, вы правы, я говорю именно о вещах центуриона Маннаро. Понимаете, я пишу о нем школьный доклад и мне хотелось ближе и более подробно рассмотреть его личные вещи, но их тут нет. Что вы мне посоветуете, сэр? - голос Оуэна стал более уверенным от улыбки седовласого мужчины, он знал, что тут его поймут. В конце концов, это библиотека и сюда приходят за знаниями, а не за беконом и пивом.
- Я посоветую вам, молодой человек, проследовать за мной. Доклад - это очень важное дело, и для него я с удовольствием предоставлю вам некоторые архивные записи о Древнем Риме, центурионах, военной стратегии Древних Римлян и, конечно, о самом Марсселусе, - мужчина развернулся, заложив руки за спину, и направился к массивным дверям, выводившим из зала. Оуэн буквально подскочил на месте от услышанного и тут же засеменил следом, придерживая сумку одной рукой и сжимая свое пальто в другой.
- Только… - вдруг выдал Оуэн, совсем осмелев. Мужчина тут же остановился, оборачиваясь на лестнице и сверля мальчишку выжженными глазами; его брови чуть приподнялись, а руки были все так же заложены за спину, - я бы хотел еще увидеть доспехи и меч, если это возможно.
Мужчина улыбнулся и легко пожал плечами, в ответ он сказал только "посмотрим" и продолжил спуск по черной лестнице. Мальчик больше не говорил, он только сильнее сжимал ручку сумки и пытался унять сердцебиение, которое участилось от волнения. Он выпросит доспехи. Он все просмотрит до конца. Переживет это видение вместе с центурионом!
Под мягкими детскими ладонями скользили листы заметок работников библиотеки. Седой мужчина предоставил Оуэну интересные записи о Древнем Риме, а также перед ним теперь лежали доспехи и меч центуриона. Рыжий мальчик обещал не трогать их, но искушение столь сильно, что бороться с ним почти невозможно. Короткие тонкие пальчики с грязными ногтями почти коснулись ручки меча воина. Оуэн тут же оглянулся, прислушиваясь, точно зная, что в помещении он один, и после короткого взгляда на выдавленный на теле меча знак волчонок решился - быть.
Кожа оказалась теплой и тут же мягко врезалась огромной гаммой ощущений в разум мальчика.
И вновь – запах сухой травы, удушливый запах пыли, щекочущий ноздри, сухой воздух, бьющий по чувствительному волчьему нюху. Ступня, обутая в кожаную сандалию, врезается в землю, отчего она идёт трещинами буквально под следом, а солнечные лучи лезвиями разрезают столпы пыли. Мышцы ног напряжены до глубоких впадин, на ступнях от пальцев ног к костяшкам тянутся нити пульсирующих вен. Свист – это обоюдоострый короткий меч разрезает воздух. Гулкий шлепок – юбка солдата врезается в бедра после того, как тот оборачивается вокруг своей оси. Грязные узловатые пальцы, смыкающиеся на рукояти меча, перемотанной красной кожей. Кричащие огромные вороны застилают собой небо, указывая, где разворачивается бой. Меч еще раз проворачивается в широкой ладони, набирая требуемую инерцию. Сухая земля скрипит под ногами центуриона, навалившегося на нее всей своей массой. Дикий крик оглашает поле боя, с шлепком и хрустом меч выходит из бедра противника, ещё один замах со свистом – и голова кричащего слетает с шеи, окропив сухую землю кровью.
Меч проворачивается в руке, хотя мальчик никогда до этого в своей жизни не держал его в руках, палка по легкости и вовсе была несравнима. Но Оуэн знал, как держать оружие, чувствовал, как оружие было податливо и как на его ногах вздуваются вены, напрягаются мышцы и как в нос ударяет запах травы и пыли в придачу с железным ароматом свежей крови. Он сжимает свободную руку в кулак.
Когда копье противника пытается прошить тело центуриона насквозь, на помощь приходит прочный щит, которым центурион успевает прикрыться и тут же отбить атаку в сторону. Сасанидиец тут же откидывает свое копье и выхватывает меч, который мгновенно оценивает цепким взглядом центурион. Он знает, что этот меч не чета его и что бой закончился уже тогда, когда он решился напасть на центуриона. Это Оуэн знает тоже. Быстрая схватка, лязг железа и искры. Центурион очень жесток в действиях, но у него нет бреши в обороне, и разница в силе между сражающимися мужчинами сразу заметна: в том, как прогибается от ударов перс и как быстро отходит от нападок римлянин. Бой окончен, а обоюдоострый клинок выскальзывает из свежей раны, нанесенной между складок нагрудника, несмотря на кольчугу.
Вопреки тому, какой стоит гул на поле боя, как сильно застилают разум запахи крови, все пространство замирает, когда поле боя поражает не рев, но визг. И земля дрожит под ногами, и даже все схватки замирают на время, потому что на поле вывели боевых слонов. У них броня и толстая кожа, с них удобней обстреливать противника, и это создает большие проблемы в борьбе с сасанидийцами. Оуэн слышит, как центурион усмехается. Меч уходит в оттягивающие бок ножны, а ладони римлянина теперь сжимают длинное копье, которое еще недавно было в руках его противника. А после продолжается бой - с еще большей яростью: оружие так и норовит раздробить кости, разорвать глотки и выпустить всю кровь из противника, и нет значения, кто противник, ведь главное, чтобы оружию давали упиваться кровью. И только одно оружие на этом поле боя точно знает, кто его хозяин, и подчиняется только ему. Оно сейчас отдыхает, только для того, чтобы потом вновь ворваться в гущу событий и устроить жатву для своего хозяина. А пока резкий свист, казалось бы, в никуда возносится к небу, и тут же слышно зычное ржание гнедого коня.
Он черный, казалось, что из-под его копыт вылетают тени подземного мира, глаза гнедого налиты кровью. Его бока переливаются под тусклым светом солнца, едва пробивающееся сквозь стоящую пыль на поле боя. Кажется, что конь никого не замечает, кроме центуриона, призвавшего его на поле боя, оттого он лягается из последних сил, прорываясь к хозяину. Центурион вскакивает на коня, даже не давая ему возможности притормозить, и тут же с силой сжимает бока гнедого, подгоняя вперед, на слона, орудующего своими бивнями во всю и прокладывающего верную дорогу к победе армии сасанидийцев. Чувство невесомости и сильного, полного жизни тела коня проняло Оуэна, он на мгновение замер и поднял глаза.
Он сжимает листы своего доклада, но ладони все еще ощущают жар рукояти меча центуриона. Сколько дней прошло, как он покинул Большую Библиотеку? А видение все так же не оставляет разум мальчика, ему хочется возвращаться вновь и вновь в чудной мир воин Древнего Рима. Весь класс смотрит на Оуэна выжидающе вопросительно, он прервался на самом интересном моменте, учительница деликатно кашляет в кулак, вырывая мальчика из его грез, а в ушах он слышит, как фырчит гнедой конь центуриона.
Его грива развивается на ветру так, что кончики жестких волос достают до лица наездника, и теперь ко всем запахам присоединяется еще один, конский, но именно этот запах почему-то ассоциируется с силой, энергией и победой. В руках нет уздечки, потому что наездник сжимает в них копье и просто мчится на слона, который яростно освобождает пространство от воинов Древнего Рима вокруг себя. Сознание мальчишки падает с коня, его относит в сторону, к земле, а после резко вверх к воронам, которые видят все приближающееся столкновение: гнедой и слон - лоб в лоб. Кто из них окажется более бесстрашным? Сидящие на слоне персы вскинули луки в сторону мчащегося на них центуриона, но он уже слишком близко, и сам слон мешает им хорошенько прицеливаться.
- В истории говорится, что центурион Марсселус Люпиус Маннаро был равен по силе слону, так как не раз отмечались его славные победы над этим диким для древних римлян животным, - Оуэну кажется, что его голос звучит слишком глухо, бесцветно, он сильней сжимает листы бумаги и вновь окидывает взглядом класс. Голубые ясные глаза волчонка горят, видят ли его слушатели все так, как видит лично он? Понимают ли они вообще, о чем сейчас идет речь? Кто-то скучает у окна, но большинство смотрит на рыжего мальчика так, как ему надо - заворожено, приоткрыв рты, не смея заговорить и пошевелиться. Вон даже задира Френк, с которым у Оуэна особые счеты, смотрит такими глазами, как будто лично видит все, что подарил волчонку меч центуриона. Макалистер улыбается и продолжает говорить - живее, бодрее, громче, в такт нарастающим действиям в фактах. - Но я считаю, что дело было вовсе не в силе центуриона, а в том, как он ее применял.
Грудь черного коня идет ходуном, все мышцы его тела сейчас напряжены до предела - это видно по вздутым икрам; по тому, с какой силой разлетается пыль и сухая земля; по тому, как сильно сжимает ногами бока центурион. До слона остается не так много, и с каждой секундой, с каждым скачком коня и шагом слона это расстояние сокращается. Внезапно центурион вскидывается, отрываясь от шеи коня. Его заносит назад, кажется, что сейчас он упадет, но центурион не поражен ни стрелой, ни копьем – может, потерял равновесие? Блики солнечных лучей проходят по позолоченному нагруднику панциря, отражается на шлеме с красной щетиной и хвостом, звездой сверкает на кончике занесенного копья в напряженных руках римлянина. На минуту все поле боя замирает, показывая красоту сражения со всех сторон: летящие по небу стрелы, кричащие в агонии воины, черный гнедой, зависший над пересохшим полем в прыжке; склонивший голову слон, на бивне которого повис очередной римский легионер. Костлявые пальцы центуриона расходятся в стороны, отдавая последние импульсы и силы копью, со свистом рвущее воздух и несущееся вперед. Острие копья вонзается в переносицу слону, и до того, как животное еще заходится в агонии, центурион успевает соскочить с коня прямиком на хобот слона и с невероятной ловкостью взобраться по копью, застрявшему в толстой коже, туда, где сидят лучники персов. В эту же минуту в бой вступает меч центуриона, который с легкостью и готовностью выскальзывает из ножен и несется навстречу врагу - разя, разрывая, уничтожая до самой души.
Слон встал на задние ноги, вопя от боли и шатаясь из стороны в сторону, но, кажется, центурион не обращает внимания на эти неудобства, он с уверенным взглядом победителя сражает своих противников. Когда слон падает на землю, придавливая под собой воинов, как персов, так и римлян, центурион оказывается неподалеку, но на ногах, и вновь призывает своего гнедого резким свистом. И конь готов, он несется к своему хозяину, чтобы вместе с ним выиграть этот бой, вместе с ним принести еще одну поразительную победу Древнему Риму. И меч в руках центуриона ликует от того пира, что устроил для него владелец, от количества голов, что ему было позволено отсечь в этом сражении.
Нагрудный панцирь центуриона вновь ловит лучи пробившегося сквозь пыль солнца, когда он делает глубокий вдох и вскакивает на подоспевшего гнедого. Свет поднимается от груди по плечу, перетекая на шлем и вознесенный к небу меч. Центурион призывает воинов Рима идти только к победе, показывая силу и мощь Империи на собственном примере. Впереди еще десятки слонов, еще тысячи персов и целая война, которую они обязаны выиграть для императора, для Империи!
Сухая земля и трава разлетаются в стороны, когда мощные ноги коня врезаются в нее со всей силы, по икрам и голеням вьются нити вздувшихся вен, шкура животного блестит от пота, а его круглые бока с силой сжимают ноги центуриона, на которых появились впадины напряжения и синеющие жилы. Одна широкая ладонь ловко сжимает уздечку в руках, но гнедым не надо управлять, он знает свое предназначение и несет вперед своего хозяина. Ветер рвется от встречи с клинком обоюдоострого меча центуриона, ветер свистит и подпевает победоносцу. Ладонь никогда не устанет сжимать этот клинок, центурион никогда не устанет побеждать. Красный хвост его шлема мечется из стороны в сторону, когда он несется вперед, а на шее мужчины тропами вены, ведущие к напряженным желвакам, к раскрытому в крике рту. По вискам градом пот, в синих глазах яростный блеск и жажда крови, обнажены острые резцы. Взмах. Голова перса в сторону. Конь не тормозит, бодая обезглавленное тело, и несется дальше. Вглубь сражения.
Оуэн замолкает. Его пересохшие губы даже легко потрескались, а в горле как будто была тысяча раскаленных иголок, которые не давали спокойно сглотнуть. Так много и так яро Оуэн еще никогда не говорил, ему нравилось чувство эйфории, которое он получил вновь, пережив все видение от начала и до конца только в классе. Все было настолько ярко и четко, что порой он не различал, где реальность, а где картинка видения, а еще было даже жаль вернуться в настоящее, хотелось похлопать по шее гнедого, сжать в руке меч - но это был не Оуэн, отчего становилось немного тоскливо. Одноклассники тяжело дышали, наконец позволив себе завозиться и расслабиться. Оуэн не ожидал, что произведет на них такое впечатление своим рассказом, но был очень доволен, что ему это все же удалось. После одобрительных слов учительницы рыжий мальчик вернулся на свое место, еще сжимая в руках листки с собственным докладом и ошалело смотря в стенку. Под ногами дрожала земля оттого, что когда-то давно к центуриону, несущемуся вперед на гнедом, приближалась конница его легиона, а навстречу неслись слоны персов. Все было так давно, отчего было неимоверно обидно, но в то же время легко и светло. Что это не он, что это не сейчас.
Мальчик посмотрел на исписанные мелким и неровным почерком листы, в углу последнего красовался перерисованный с меча символ. То, что символ был колдовским, Оуэн знал наверняка, ему даже не надо было показывать его деду или отцу, чтобы те это подтвердили. Мальчик подпер голову рукой и незатейливо прорисовал символ пальцем несколько раз, потому что слушать других он не мог, как бы ни было для него стыдно, ведь его слушали. Но он все еще был в истории центуриона и никак не мог понять, выжил тот или нет? Ведь в истории упоминания о нём прерываются, и этого узнать невозможно. Еще один повтор незамкнутой восьмерки, изгиб причудливой линии на хвосте.
Ножны со спрятанным в них мечом приятно оттягивают бок центуриона, он идет по полю, располагающемуся на юге от развернувшегося сражения. Трава тут достает до поясницы, несмотря на то, что в округе уже третий месяц стоит засуха. Пальцы сомкнулись на колоске, ощущая его мягкую податливую поверхность, и с легкостью вырвали его. Центурион зажимает в зубах колосок, предварительно его пожевав, и опускается на землю, устало выдыхая и закидывая руки за голову. Он ложится в высокой траве и наблюдает за плывущими по небу облаками. Пока с поля боя собирают тела погибших товарищей и добивают последних противников, у него есть время отдохнуть. Где-то совсем рядом слышится фырканье коня - это пасется гнедой. Центурион улыбнулся и прикрывает глаза.
- Марсселус! Марсселус! – кричит кто-то в стороне. - Покажись, волчара, я тут такую штуку нашел, ты будешь рад!
Римлянин тяжело выдыхает и с заметной неохотой поднимает руку вверх, обозначая шедшему по полю товарищу свое местоположение. Шелестит трава, и вскоре над ним нависает ухмыляющаяся рожа.
Рожа перемазана в грязи и крови, где-то на роже были царапины и неглубокие раны, но ее обладатель все равно ухмыляется оттого, что нашел, и оттого, что этим сейчас будет делиться со своим другом. Центурион приподнимается на локтях, следя за садящимся рядом товарищем.
- И что там у тебя, Юлий?
- Окосеешь от счастья, сейчас только достану, - Юлий кидает перед собой походную сумку и начинает в ней копошиться. Он грузный и тяжелый парень: даже для того, чтобы окинуть его взглядом за один раз. На фоне Юлия даже высокий и широкоплечий центурион выглядит утонченным, но ничего не смущало Юлия, особенно второй подбородок. Вскоре в огромных ладонях оказывается удивительное изделие из кости. Римлянин быстро подхватывает из рук Юлия эту безделушку и заглядывает в небольшую чашечку, принюхиваясь и сдерживая порыв чихнуть. Он видел такие всего раза два, персы кладут туда особую темную смесь, после поджигают и курят - процесс был до конца непонятен римлянину и его смысл тоже, но сама вещь ему нравится.
- Я оставлю себе? - спрашивает он у Юлия, с нескрываемым интересом рассматривающего вещицу в руках центуриона.
- Никаких проблем, друг, я тут еще парочку таких нашел, так что одну тебе могу подарить.
Римлянин широко улыбается, ложась обратно на траву и поднимая перед собой предмет, чтобы продолжить его рассматривать.
- Славная битва, - говорит Юлий, сидя рядом и все так же роясь в своей походной сумке. - И ты слона того красиво убил, можешь учить молодых легионеров методу убийства слонов от Марсселуса.
Юлий смеется, а центурион только слабо улыбается в ответ, где-то в стороне вновь фырчит гнедой. Пахнет сухой травой и непонятной смесью из изделия персов. По небу проплывают облака, его отец назвал бы их вестниками перемен, уцепившись за малейшие детали вихрей на пушистых боках облаков, а Марсселус сказал бы ему, что это всего лишь зависть Богов оттого, что они не способны на его деяния.
На кого Марс сделал ставку в этот раз? Поддержит ли своего сына?
- Оуэн! - Мальтр буквально стягивает рыжего волчонка со стула. - Ну, пошли уже домой! Сколько можно сидеть?
Звонок давно прозвенел, а класс опустел. А в голове мальчика остался единственный вопрос - на кого же действительно тогда поставили Боги Древнего Рима?
URL записиАвтор: И. М. Виррварр
Название: Центурион
Жанр: городское фентези, мифология
Примечание авторов: кто внимательно читал бугимена, тот все поймет)
ИсторияЭкскурсия в Лондон - то, чего так ждут все ученики объединенного королевства, а в частности учащиеся средней школы Эдинбурга. Оуэн был рад всему: увлекательному путешествию на поезде (а поезда до этого он видел только на картинках в учебнике); время, что он проводил со своими друзьями; привлекательные ученицы из класса для девочек.
Единственное, что не понравилось молодому волку - посещение музея. Нет, он любил узнавать новое, даже стремился к этому. Но сейчас мальчишке явно было не до этого. Особенно нудным был голос экскурсовода, от которого он постоянно зевал, да так, что уже и челюсть начинала болеть.
- Прошу внимания, - вдруг громко окликнул всех экскурсовод. - Мы проходим в зал Древнего Рима.
И, собственно, они прошли. Зал Древнего Рима начинался уже по-особенному. Его открывали огромные, массивные позолоченные двери с витиеватой резьбой и соответствующим им скрипом. Оуэн окинул взглядом зал: высокие колонны упирались в потолок, но если не поднимать головы, то казалось, что они уходят в само небо; красные стены; пол из белого мрамора с золотыми прожилками; и все экспонаты как живые, смотрят на них изучающе, насмехаясь и просто радуясь новым посетителям.
По спине Оуэна пробежали мурашки, когда он встретился взглядом со статуей воинственного Марса, присевшего на камень, чтобы передохнуть и окинуть поле боя мудрым взглядом.
- Марс, был Богом войны и плодородия, - завел свою шарманку экскурсовод. Единственное, что Оуэн вырвал для себя из его рассказа и оставил в памяти с пометкой "интересно" - одним из символов Марса был волк. Вот бы деду понравился этот момент, кратко улыбнулся мальчик и прошел дальше. Его волосы вспыхнули рыжим, когда он остановился у чьих-то освещенных свечами доспехов. «Не меньше десятка!» - насчитал Оуэн.
- Перед нами снаряжение известного римского центуриона Марсселуса Люпиуса Маннаро. Истории он стал известен благодаря легендам о своей силе, выносливости и ловкости, которые начали слагать ещё при жизни центуриона. Имя свое он получил в честь Марса, считавшегося покровителем самого Рима и войны.
Оуэн перевёл взгляд на доспехи, и его впервые прошибло интересом, он подошёл ближе и всмотрелся в шрамы на нагрудном панцире, оставленные мечом противника. Видимо, центурион был очень храбрым и всегда шел в первых рядах. Оуэн с интересом рассматривал нагрудник, на котором вылит оскал волка и занесенное копье. Атрибуты Марса - это мальчик помнил еще с уроков мифологии.
Взгляд спустился ниже и замер на коротком обоюдоостром клинке, у рукояти которого вычерчен особый знак. Макалистер уже видел его в книгах отца, и теперь интереса к центуриону стало еще больше. Экскурсовод продолжил свой рассказ, но Оуэн больше его не слушал. Ему казалось, что символ легко мерцал на клинке. А может это только тени так причудливо играли со взором молодого колдуна?
Запах выжженной солнцем травы впивается в сознание, а перед глазами – слишком четко – сухая земля. В неё врезается ступня, обутая в кожаную сандалию, отчего мертвая почва расходится сетью трещин прямо под следом. Мышцы ног напряжены до глубоких впадин на икрах и бедрах, от пальцев ног к костяшкам тянутся пульсирующие нити вздутых вен. Короткий обоюдоострый меч разрезает воздух со свистом – снова, снова и вот опять. Гулкий шлепок. Солдат оборачивается, юбка врезается в бедра. Узловатые грязные пальцы смыкаются на рукояти, перемотанной красной кожей. Кричат огромные вороны, застилающие собой небо – наверняка указывают туда, где разворачивается бой. Меч еще раз проворачивается - уже в широкой ладони, набирает требуемую инерцию.
- Оуэн! – его дернули за рукав.
Мальтр – друг и одноклассник, он смотрел на мальчика широко распахнутыми глазами, в которых легко читался страх и непонимание. Рыжий мальчишка огляделся по сторонам: зал был уже пуст, двери в другом конце открыты, его ждали в другом зале с другими экспонатами.
- Сначала мы решили, что будет весело, если ты перестанешь занудствовать и зевать и подождешь всех нас тут. Но ты встал как вкопанный, не откликнулся, даже когда мы тебя звали. Все хорошо?
Оуэн кивнул.
- Да. Да, всё нормально.
Он подхватил свою наплечную сумку, лежащую у его ног, кинул последний взгляд на доспехи центуриона, на мерцающий в тени таинственный знак, а после покинул зал Древнего Рима. Богатый. Золотой. Кровавый.
Марс с усмешкой на устах глядел мальчишке в спину, и Оуэн чувствовал его взор, но обернуться побоялся. Вдруг оскорбит Бога?
***
За окном шёл снег, большими хлопьями ложился на землю, припорашивал деревья и погребал под собой всю округу, укутывая в белое одеяло природу, уложившуюся в зимнюю спячку. Оуэн сидел у подоконника, подперев голову руками, и лениво наблюдал за снегопадом. Все мысли мальчика были в другом месте, там, в огромном древнеримском зале, где все окрашено в ярко-красный, золотой и мраморно-белый. Он шумно выдохнул.
- Дед, ну возьми меня с собой в Лондон!
- Я еду по делам, Оуэн, и ты мне будешь мешать, - буркнул старик, поспешно собирая вещи в небольшой чемодан.
- Да не собираюсь я за тобой ходить, ты меня только в Большую Библиотеку заведи, и я буду там свой доклад писать.
Старик отмахнулся, проходя мимо внука.
- Ну дед! - взвился мальчик, соскакивая со стула и хватая старика за руку. Он жалостливо посмотрел ему в глаза, решив, что не будет уступать своим желаниям. Ему просто необходимо вновь увидеть доспехи и меч центуриона.
- Вечно ты добиваешься своего, маленький засранец, - неуверенная улыбка скользнула на губах мальчишки. - Иди собирайся, только быстро!
- Ура!
Оуэн умчался в свою комнату. Ему не надо было собираться, он сложил вещи еще с самого вечера и был готов к поездке.
Большая Библиотека даже близко не поразила сердце мальчика, когда он вновь оказался на ее пороге. Его душа трепетала только от представления того, что ему предстоит узнать о центурионе, и в тайне он, конечно, надеялся, что его видение повторится и он сможет понять больше. Ведь после того случая он постоянно видел этот отрывок в своих снах, но никак не мог развить его до конца, чтобы все понять и увидеть картину в целом.
До зала Древнего Рима он почти добежал, не смотря на хмурые взгляды работников библиотеки. Но рыжего Оуэна ждало разочарование, сердце просто в пятки ушло, когда в зале с хмурым Марсом не оказалось вещей центуриона. Как же так? Он стоял как вкопанный и смотрел на бюст какого-то правителя, а перед глазами был старый стеллаж с мечом и доспехами. Мальчишка тихо заскулил, больше оттого, что сдерживал порыв злости, чем отчаяния.
- Вам чем-то помочь, молодой человек?
Рядом оказался седой мужчина, он был высоким и тощим, хотя слово "тощий" не так точно описывало его, тут скорее подходило "высохший". Когда-то яркие и насыщенные голубые глаза почти выцвели, на лбу были залысины, а тонкие губы потрескались. Но сотрудник библиотеки не выглядел жалко, он держался с прямой спиной и тоннами знаний во взгляде. Оуэн отшагнул назад, после весь сжался, быстро соображая, как объяснить этому человеку, что ему надо.
- Тут раньше, - начал мальчик, поджимая губы и стискивая в ладони ручку от наплечной сумки. - В этом районе стоял стеллаж с доспехами и мечом центуриона, его звали Марс... Сейчас!
Оуэну было жутко стыдно, что из-за волнения и страха он забыл имя центуриона, чью историю жизни он пришел сюда узнать. И стыдно было именно перед этим высохшим мужчиной, ведь все его соки жизни были потрачены на то, чтобы в глазах были тонны этих знаний, а он, Макалистер, просто забыл.
- Марсселус Люпиус Маннаро - так, молодой человек? - работник библиотеки благосклонно улыбнулся ему, и он перестал рыться в своей сумке. Их взгляды пересеклись, и Оуэну пришло короткое видение о черноволосом мальчике, долговязом, с острыми углами локтей и коленок. Этот мальчик каждый день прибегал на работу к отцу, не хотел носиться по дворам Лондона, ему были скучны его сверстники, и только книги, манускрипты и пергаменты в неровном свете свечей дарили ему наслаждение. Мальчику нравилось смаковать новыми знания так же, как рыжему Оуэну. Еще секунда и сам волчонок понял, что работник узнал в нем себя. Несомненно, ведь именно это узнавание вызвало такую мягкую улыбку. На душе стало спокойней: достаточно только рассказать о том, зачем он здесь, и Оуэн получит все, что ему надо.
- Итак? - подгоняет его мужчина, улыбка стала шире.
- Сэр, вы правы, я говорю именно о вещах центуриона Маннаро. Понимаете, я пишу о нем школьный доклад и мне хотелось ближе и более подробно рассмотреть его личные вещи, но их тут нет. Что вы мне посоветуете, сэр? - голос Оуэна стал более уверенным от улыбки седовласого мужчины, он знал, что тут его поймут. В конце концов, это библиотека и сюда приходят за знаниями, а не за беконом и пивом.
- Я посоветую вам, молодой человек, проследовать за мной. Доклад - это очень важное дело, и для него я с удовольствием предоставлю вам некоторые архивные записи о Древнем Риме, центурионах, военной стратегии Древних Римлян и, конечно, о самом Марсселусе, - мужчина развернулся, заложив руки за спину, и направился к массивным дверям, выводившим из зала. Оуэн буквально подскочил на месте от услышанного и тут же засеменил следом, придерживая сумку одной рукой и сжимая свое пальто в другой.
- Только… - вдруг выдал Оуэн, совсем осмелев. Мужчина тут же остановился, оборачиваясь на лестнице и сверля мальчишку выжженными глазами; его брови чуть приподнялись, а руки были все так же заложены за спину, - я бы хотел еще увидеть доспехи и меч, если это возможно.
Мужчина улыбнулся и легко пожал плечами, в ответ он сказал только "посмотрим" и продолжил спуск по черной лестнице. Мальчик больше не говорил, он только сильнее сжимал ручку сумки и пытался унять сердцебиение, которое участилось от волнения. Он выпросит доспехи. Он все просмотрит до конца. Переживет это видение вместе с центурионом!
Под мягкими детскими ладонями скользили листы заметок работников библиотеки. Седой мужчина предоставил Оуэну интересные записи о Древнем Риме, а также перед ним теперь лежали доспехи и меч центуриона. Рыжий мальчик обещал не трогать их, но искушение столь сильно, что бороться с ним почти невозможно. Короткие тонкие пальчики с грязными ногтями почти коснулись ручки меча воина. Оуэн тут же оглянулся, прислушиваясь, точно зная, что в помещении он один, и после короткого взгляда на выдавленный на теле меча знак волчонок решился - быть.
Кожа оказалась теплой и тут же мягко врезалась огромной гаммой ощущений в разум мальчика.
И вновь – запах сухой травы, удушливый запах пыли, щекочущий ноздри, сухой воздух, бьющий по чувствительному волчьему нюху. Ступня, обутая в кожаную сандалию, врезается в землю, отчего она идёт трещинами буквально под следом, а солнечные лучи лезвиями разрезают столпы пыли. Мышцы ног напряжены до глубоких впадин, на ступнях от пальцев ног к костяшкам тянутся нити пульсирующих вен. Свист – это обоюдоострый короткий меч разрезает воздух. Гулкий шлепок – юбка солдата врезается в бедра после того, как тот оборачивается вокруг своей оси. Грязные узловатые пальцы, смыкающиеся на рукояти меча, перемотанной красной кожей. Кричащие огромные вороны застилают собой небо, указывая, где разворачивается бой. Меч еще раз проворачивается в широкой ладони, набирая требуемую инерцию. Сухая земля скрипит под ногами центуриона, навалившегося на нее всей своей массой. Дикий крик оглашает поле боя, с шлепком и хрустом меч выходит из бедра противника, ещё один замах со свистом – и голова кричащего слетает с шеи, окропив сухую землю кровью.
Меч проворачивается в руке, хотя мальчик никогда до этого в своей жизни не держал его в руках, палка по легкости и вовсе была несравнима. Но Оуэн знал, как держать оружие, чувствовал, как оружие было податливо и как на его ногах вздуваются вены, напрягаются мышцы и как в нос ударяет запах травы и пыли в придачу с железным ароматом свежей крови. Он сжимает свободную руку в кулак.
Когда копье противника пытается прошить тело центуриона насквозь, на помощь приходит прочный щит, которым центурион успевает прикрыться и тут же отбить атаку в сторону. Сасанидиец тут же откидывает свое копье и выхватывает меч, который мгновенно оценивает цепким взглядом центурион. Он знает, что этот меч не чета его и что бой закончился уже тогда, когда он решился напасть на центуриона. Это Оуэн знает тоже. Быстрая схватка, лязг железа и искры. Центурион очень жесток в действиях, но у него нет бреши в обороне, и разница в силе между сражающимися мужчинами сразу заметна: в том, как прогибается от ударов перс и как быстро отходит от нападок римлянин. Бой окончен, а обоюдоострый клинок выскальзывает из свежей раны, нанесенной между складок нагрудника, несмотря на кольчугу.
Вопреки тому, какой стоит гул на поле боя, как сильно застилают разум запахи крови, все пространство замирает, когда поле боя поражает не рев, но визг. И земля дрожит под ногами, и даже все схватки замирают на время, потому что на поле вывели боевых слонов. У них броня и толстая кожа, с них удобней обстреливать противника, и это создает большие проблемы в борьбе с сасанидийцами. Оуэн слышит, как центурион усмехается. Меч уходит в оттягивающие бок ножны, а ладони римлянина теперь сжимают длинное копье, которое еще недавно было в руках его противника. А после продолжается бой - с еще большей яростью: оружие так и норовит раздробить кости, разорвать глотки и выпустить всю кровь из противника, и нет значения, кто противник, ведь главное, чтобы оружию давали упиваться кровью. И только одно оружие на этом поле боя точно знает, кто его хозяин, и подчиняется только ему. Оно сейчас отдыхает, только для того, чтобы потом вновь ворваться в гущу событий и устроить жатву для своего хозяина. А пока резкий свист, казалось бы, в никуда возносится к небу, и тут же слышно зычное ржание гнедого коня.
Он черный, казалось, что из-под его копыт вылетают тени подземного мира, глаза гнедого налиты кровью. Его бока переливаются под тусклым светом солнца, едва пробивающееся сквозь стоящую пыль на поле боя. Кажется, что конь никого не замечает, кроме центуриона, призвавшего его на поле боя, оттого он лягается из последних сил, прорываясь к хозяину. Центурион вскакивает на коня, даже не давая ему возможности притормозить, и тут же с силой сжимает бока гнедого, подгоняя вперед, на слона, орудующего своими бивнями во всю и прокладывающего верную дорогу к победе армии сасанидийцев. Чувство невесомости и сильного, полного жизни тела коня проняло Оуэна, он на мгновение замер и поднял глаза.
Он сжимает листы своего доклада, но ладони все еще ощущают жар рукояти меча центуриона. Сколько дней прошло, как он покинул Большую Библиотеку? А видение все так же не оставляет разум мальчика, ему хочется возвращаться вновь и вновь в чудной мир воин Древнего Рима. Весь класс смотрит на Оуэна выжидающе вопросительно, он прервался на самом интересном моменте, учительница деликатно кашляет в кулак, вырывая мальчика из его грез, а в ушах он слышит, как фырчит гнедой конь центуриона.
Его грива развивается на ветру так, что кончики жестких волос достают до лица наездника, и теперь ко всем запахам присоединяется еще один, конский, но именно этот запах почему-то ассоциируется с силой, энергией и победой. В руках нет уздечки, потому что наездник сжимает в них копье и просто мчится на слона, который яростно освобождает пространство от воинов Древнего Рима вокруг себя. Сознание мальчишки падает с коня, его относит в сторону, к земле, а после резко вверх к воронам, которые видят все приближающееся столкновение: гнедой и слон - лоб в лоб. Кто из них окажется более бесстрашным? Сидящие на слоне персы вскинули луки в сторону мчащегося на них центуриона, но он уже слишком близко, и сам слон мешает им хорошенько прицеливаться.
- В истории говорится, что центурион Марсселус Люпиус Маннаро был равен по силе слону, так как не раз отмечались его славные победы над этим диким для древних римлян животным, - Оуэну кажется, что его голос звучит слишком глухо, бесцветно, он сильней сжимает листы бумаги и вновь окидывает взглядом класс. Голубые ясные глаза волчонка горят, видят ли его слушатели все так, как видит лично он? Понимают ли они вообще, о чем сейчас идет речь? Кто-то скучает у окна, но большинство смотрит на рыжего мальчика так, как ему надо - заворожено, приоткрыв рты, не смея заговорить и пошевелиться. Вон даже задира Френк, с которым у Оуэна особые счеты, смотрит такими глазами, как будто лично видит все, что подарил волчонку меч центуриона. Макалистер улыбается и продолжает говорить - живее, бодрее, громче, в такт нарастающим действиям в фактах. - Но я считаю, что дело было вовсе не в силе центуриона, а в том, как он ее применял.
Грудь черного коня идет ходуном, все мышцы его тела сейчас напряжены до предела - это видно по вздутым икрам; по тому, с какой силой разлетается пыль и сухая земля; по тому, как сильно сжимает ногами бока центурион. До слона остается не так много, и с каждой секундой, с каждым скачком коня и шагом слона это расстояние сокращается. Внезапно центурион вскидывается, отрываясь от шеи коня. Его заносит назад, кажется, что сейчас он упадет, но центурион не поражен ни стрелой, ни копьем – может, потерял равновесие? Блики солнечных лучей проходят по позолоченному нагруднику панциря, отражается на шлеме с красной щетиной и хвостом, звездой сверкает на кончике занесенного копья в напряженных руках римлянина. На минуту все поле боя замирает, показывая красоту сражения со всех сторон: летящие по небу стрелы, кричащие в агонии воины, черный гнедой, зависший над пересохшим полем в прыжке; склонивший голову слон, на бивне которого повис очередной римский легионер. Костлявые пальцы центуриона расходятся в стороны, отдавая последние импульсы и силы копью, со свистом рвущее воздух и несущееся вперед. Острие копья вонзается в переносицу слону, и до того, как животное еще заходится в агонии, центурион успевает соскочить с коня прямиком на хобот слона и с невероятной ловкостью взобраться по копью, застрявшему в толстой коже, туда, где сидят лучники персов. В эту же минуту в бой вступает меч центуриона, который с легкостью и готовностью выскальзывает из ножен и несется навстречу врагу - разя, разрывая, уничтожая до самой души.
Слон встал на задние ноги, вопя от боли и шатаясь из стороны в сторону, но, кажется, центурион не обращает внимания на эти неудобства, он с уверенным взглядом победителя сражает своих противников. Когда слон падает на землю, придавливая под собой воинов, как персов, так и римлян, центурион оказывается неподалеку, но на ногах, и вновь призывает своего гнедого резким свистом. И конь готов, он несется к своему хозяину, чтобы вместе с ним выиграть этот бой, вместе с ним принести еще одну поразительную победу Древнему Риму. И меч в руках центуриона ликует от того пира, что устроил для него владелец, от количества голов, что ему было позволено отсечь в этом сражении.
Нагрудный панцирь центуриона вновь ловит лучи пробившегося сквозь пыль солнца, когда он делает глубокий вдох и вскакивает на подоспевшего гнедого. Свет поднимается от груди по плечу, перетекая на шлем и вознесенный к небу меч. Центурион призывает воинов Рима идти только к победе, показывая силу и мощь Империи на собственном примере. Впереди еще десятки слонов, еще тысячи персов и целая война, которую они обязаны выиграть для императора, для Империи!
Сухая земля и трава разлетаются в стороны, когда мощные ноги коня врезаются в нее со всей силы, по икрам и голеням вьются нити вздувшихся вен, шкура животного блестит от пота, а его круглые бока с силой сжимают ноги центуриона, на которых появились впадины напряжения и синеющие жилы. Одна широкая ладонь ловко сжимает уздечку в руках, но гнедым не надо управлять, он знает свое предназначение и несет вперед своего хозяина. Ветер рвется от встречи с клинком обоюдоострого меча центуриона, ветер свистит и подпевает победоносцу. Ладонь никогда не устанет сжимать этот клинок, центурион никогда не устанет побеждать. Красный хвост его шлема мечется из стороны в сторону, когда он несется вперед, а на шее мужчины тропами вены, ведущие к напряженным желвакам, к раскрытому в крике рту. По вискам градом пот, в синих глазах яростный блеск и жажда крови, обнажены острые резцы. Взмах. Голова перса в сторону. Конь не тормозит, бодая обезглавленное тело, и несется дальше. Вглубь сражения.
Оуэн замолкает. Его пересохшие губы даже легко потрескались, а в горле как будто была тысяча раскаленных иголок, которые не давали спокойно сглотнуть. Так много и так яро Оуэн еще никогда не говорил, ему нравилось чувство эйфории, которое он получил вновь, пережив все видение от начала и до конца только в классе. Все было настолько ярко и четко, что порой он не различал, где реальность, а где картинка видения, а еще было даже жаль вернуться в настоящее, хотелось похлопать по шее гнедого, сжать в руке меч - но это был не Оуэн, отчего становилось немного тоскливо. Одноклассники тяжело дышали, наконец позволив себе завозиться и расслабиться. Оуэн не ожидал, что произведет на них такое впечатление своим рассказом, но был очень доволен, что ему это все же удалось. После одобрительных слов учительницы рыжий мальчик вернулся на свое место, еще сжимая в руках листки с собственным докладом и ошалело смотря в стенку. Под ногами дрожала земля оттого, что когда-то давно к центуриону, несущемуся вперед на гнедом, приближалась конница его легиона, а навстречу неслись слоны персов. Все было так давно, отчего было неимоверно обидно, но в то же время легко и светло. Что это не он, что это не сейчас.
Мальчик посмотрел на исписанные мелким и неровным почерком листы, в углу последнего красовался перерисованный с меча символ. То, что символ был колдовским, Оуэн знал наверняка, ему даже не надо было показывать его деду или отцу, чтобы те это подтвердили. Мальчик подпер голову рукой и незатейливо прорисовал символ пальцем несколько раз, потому что слушать других он не мог, как бы ни было для него стыдно, ведь его слушали. Но он все еще был в истории центуриона и никак не мог понять, выжил тот или нет? Ведь в истории упоминания о нём прерываются, и этого узнать невозможно. Еще один повтор незамкнутой восьмерки, изгиб причудливой линии на хвосте.
Ножны со спрятанным в них мечом приятно оттягивают бок центуриона, он идет по полю, располагающемуся на юге от развернувшегося сражения. Трава тут достает до поясницы, несмотря на то, что в округе уже третий месяц стоит засуха. Пальцы сомкнулись на колоске, ощущая его мягкую податливую поверхность, и с легкостью вырвали его. Центурион зажимает в зубах колосок, предварительно его пожевав, и опускается на землю, устало выдыхая и закидывая руки за голову. Он ложится в высокой траве и наблюдает за плывущими по небу облаками. Пока с поля боя собирают тела погибших товарищей и добивают последних противников, у него есть время отдохнуть. Где-то совсем рядом слышится фырканье коня - это пасется гнедой. Центурион улыбнулся и прикрывает глаза.
- Марсселус! Марсселус! – кричит кто-то в стороне. - Покажись, волчара, я тут такую штуку нашел, ты будешь рад!
Римлянин тяжело выдыхает и с заметной неохотой поднимает руку вверх, обозначая шедшему по полю товарищу свое местоположение. Шелестит трава, и вскоре над ним нависает ухмыляющаяся рожа.
Рожа перемазана в грязи и крови, где-то на роже были царапины и неглубокие раны, но ее обладатель все равно ухмыляется оттого, что нашел, и оттого, что этим сейчас будет делиться со своим другом. Центурион приподнимается на локтях, следя за садящимся рядом товарищем.
- И что там у тебя, Юлий?
- Окосеешь от счастья, сейчас только достану, - Юлий кидает перед собой походную сумку и начинает в ней копошиться. Он грузный и тяжелый парень: даже для того, чтобы окинуть его взглядом за один раз. На фоне Юлия даже высокий и широкоплечий центурион выглядит утонченным, но ничего не смущало Юлия, особенно второй подбородок. Вскоре в огромных ладонях оказывается удивительное изделие из кости. Римлянин быстро подхватывает из рук Юлия эту безделушку и заглядывает в небольшую чашечку, принюхиваясь и сдерживая порыв чихнуть. Он видел такие всего раза два, персы кладут туда особую темную смесь, после поджигают и курят - процесс был до конца непонятен римлянину и его смысл тоже, но сама вещь ему нравится.
- Я оставлю себе? - спрашивает он у Юлия, с нескрываемым интересом рассматривающего вещицу в руках центуриона.
- Никаких проблем, друг, я тут еще парочку таких нашел, так что одну тебе могу подарить.
Римлянин широко улыбается, ложась обратно на траву и поднимая перед собой предмет, чтобы продолжить его рассматривать.
- Славная битва, - говорит Юлий, сидя рядом и все так же роясь в своей походной сумке. - И ты слона того красиво убил, можешь учить молодых легионеров методу убийства слонов от Марсселуса.
Юлий смеется, а центурион только слабо улыбается в ответ, где-то в стороне вновь фырчит гнедой. Пахнет сухой травой и непонятной смесью из изделия персов. По небу проплывают облака, его отец назвал бы их вестниками перемен, уцепившись за малейшие детали вихрей на пушистых боках облаков, а Марсселус сказал бы ему, что это всего лишь зависть Богов оттого, что они не способны на его деяния.
На кого Марс сделал ставку в этот раз? Поддержит ли своего сына?
- Оуэн! - Мальтр буквально стягивает рыжего волчонка со стула. - Ну, пошли уже домой! Сколько можно сидеть?
Звонок давно прозвенел, а класс опустел. А в голове мальчика остался единственный вопрос - на кого же действительно тогда поставили Боги Древнего Рима?