15.12.2012 в 22:37
ПредупрежденияРешение написать пришло внезапно, раньше этот пейринг вообще не интересовал. Скорее всего, ООС. Кроме того, присутствует небольшое искажение фактов: из сериала ясно, что кроссовки Карла были изрядно поношенными, здесь же он едва успевает купить их. И самое главное: есть несоответствие заявке, простите, но Карл Пауэрс у меня не гомофоб. Вопрос его ориентации вообще не поднимается.
Исполнение №1,Джим корчится, прижимаясь горящей щекой к твердому холоду каменного пола. Это невыносимо. Это больше, чем невыносимо. Все его тело пронзают волны безумия, липкого, тягучего, похожего на чью-то сперму. Это слишком невыносимо.
***
Какое жалкое недоразумение. Этот ничтожный Карл Пауэрс. Крупный, высокий, с прекрасно вылепленными твердыми мускулами, золотистой кожей. У него внешность арийца и разум одноклеточного. Каждый его жадный вздох – пощечина, каждое резкое, уверенное движение сильных рук – удар ножа прямо в спину. Джим ненавидит Карла Пауэрса. Ненавидит сильнее всего. Он и не представлял, что способен на такую умопомрачительную ненависть.
Карл лучше его во всем: он красив, силен, уверен в себе. Он – воплощение мелочного мира, упивающегося своим убожеством, сходящего с ума от своей серости. Джим же совсем другой, он – полет мысли, острый и стремительный, он – непопулярное мнение, противно звенящее в самом отдаленном уголке сознания. Он не такой, как Карл Пауэрс. Нет.
Карл сияет. Он похож на тысячи ярких лучей жестоко палящего солнца. Он иссушает своим великолепием. Джим ненавидит его.
Джим любит смотреть, как огромные сильные руки Карла Пауэрса разрезают водную гладь. В каждом движении – ленивая грация, сила победителя, уверенность в своей непогрешимости. На медово-сладкой коже блестят крупные капли воды. Джим прикрывает глаза и делает глубокий вдох.
Иногда Джим забывается. Он не успевает возвести непробиваемый барьер, и все те мысли, которые он мечтает скрыть, прежде всего, от самого себя, прорываются наружу. Тогда он долго смакует каждую черточку волевого лица Карла, каждый изгиб его сильного тела. Он представляет его в разных позах, в разной обстановке. Он… ненавидит Карла Пауэрса.
***
Джим следит за ним. Но слово «слежка» он никогда не употребляет, не произносит его даже про себя. Слишком унизительно. Достаточно и того безумия, что охватывает его тело всякий раз, стоит Карлу Пауэрсу оказаться рядом.
Карл добирается домой одним и тем же путем. Выходит за ворота школы в шумной компании своих убогих друзей, сияющий, словно статуя Аполлона в греческом храме, проходит пару кварталов, делает вид, что ему нужно в другую сторону, отрывается от приятелей, а потом садится на автобус и долго едет до того убогого района, в котором живет.
Джим, узнав это, долго не может придти в себя и все смеется, громко, истерично, так, словно все его нутро горит от невыносимой боли. Он живет ровно через шесть домов от Карла. Удивительно, что они ни разу не столкнулись.
Жалкий лгунишка, думает Джим.
Жалкий и грязный. Вовсе не тот, за кого себя выдает.
Джим долго вглядывается в смазанные очертания крупной фигуры, то и дело мелькающей в расцвеченном всполохами тусклой настольной лампы оконном проеме. Карл Пауэрс – фальшивка. Фикция. От этой мысли Джиму хочется кричать, упасть на землю и биться в судорогах.
***
Как-то раз Карл приходит в школу в новых кроссовках. Блестящие, новенькие, скрипящие при каждом шаге. Джим приветствует их ослепительной улыбкой. Он думает, что хотел бы прикоснуться к ним. Так же, как к самому Карлу Пауэрсу, ведь они – его часть. В какой-то мере, эти кроссовки отражают всю суть вопроса. Лживые, фальшивые… они стоят больше, чем Карл может себе позволить. И он любит их непростительно сильно.
Джим хочет провести языком по их гладкой поверхности, нагретой утренним солнцем и жаром юношеского тела. Это унизительно. Отвратительно. Совершенно недостойно. Но Джим никогда не был чрезмерно брезгливым в своих липких фантазиях о Карле Пауэрсе. Сначала он вылижет его кроссовки, а потом – все его горячее сильное тело. Фальшивка. Джим морщится и отворачивается.
***
Он больше ни на чем не может сосредоточиться. Джим не читает, почти не спит, его мысли, прежде похожие на причудливые узоры призрачного дыма, теперь вертятся с бешеной скоростью, слагаются в удушливые образы, оседающие в горле гнетущей тяжестью. Карл Пауэрс. Карл Пауэрс. Карл. Пауэрс.
Он становится нервным, почти испуганным, но в то же время напрочь лишенным страха. Джим хочет продлить каждое бесконечное мгновение этой муки, но это невыносимо. Это слишком невыносимо. Корчась на обжигающе ледяном полу бассейна, он разглядывает поднятыми вверх в беззвучной мольбе глазами расплывающиеся ряды ярких занавесок. Красное. Синее. Красное. Синее. Карл. Пауэрс.
Он воспроизводит перед внутренним взором эти сияющие скрипящие кроссовки, эту фальшивку, эту суть давящей серости, скрытой под оболочкой божественного сияния. Жажда теперь невыносима. Джим едва слышно скулит, извивается в попытке потереться болезненно напряженным членом о твердость пола. Это. Слишком. Невыносимо.
Решение приходит к нему внезапно. Такое простое, такое гениальное, как и все, что когда-либо посещало его голову. Он избавится от этого кошмара, оставит его позади, он погасит сияние этого греческого бога, по ошибке ставшего носителем убожества. И он заберет с собой его часть, его атрибут. Он станет единственным и полноправным обладателем его силы.
Джим лениво улыбается и встает с пола.
***
Прижимая к груди пару новеньких, поскрипывающих кроссовок, Джим Мориарти вспоминает то прекрасное мгновение, когда, вскрикнув, Карл Пауэрс опустился под воду, извиваясь всем своим точеным сильным телом. Опустился под воду, а потом перестал дышать.
Конец
URL комментарияИсполнение №1,Джим корчится, прижимаясь горящей щекой к твердому холоду каменного пола. Это невыносимо. Это больше, чем невыносимо. Все его тело пронзают волны безумия, липкого, тягучего, похожего на чью-то сперму. Это слишком невыносимо.
***
Какое жалкое недоразумение. Этот ничтожный Карл Пауэрс. Крупный, высокий, с прекрасно вылепленными твердыми мускулами, золотистой кожей. У него внешность арийца и разум одноклеточного. Каждый его жадный вздох – пощечина, каждое резкое, уверенное движение сильных рук – удар ножа прямо в спину. Джим ненавидит Карла Пауэрса. Ненавидит сильнее всего. Он и не представлял, что способен на такую умопомрачительную ненависть.
Карл лучше его во всем: он красив, силен, уверен в себе. Он – воплощение мелочного мира, упивающегося своим убожеством, сходящего с ума от своей серости. Джим же совсем другой, он – полет мысли, острый и стремительный, он – непопулярное мнение, противно звенящее в самом отдаленном уголке сознания. Он не такой, как Карл Пауэрс. Нет.
Карл сияет. Он похож на тысячи ярких лучей жестоко палящего солнца. Он иссушает своим великолепием. Джим ненавидит его.
Джим любит смотреть, как огромные сильные руки Карла Пауэрса разрезают водную гладь. В каждом движении – ленивая грация, сила победителя, уверенность в своей непогрешимости. На медово-сладкой коже блестят крупные капли воды. Джим прикрывает глаза и делает глубокий вдох.
Иногда Джим забывается. Он не успевает возвести непробиваемый барьер, и все те мысли, которые он мечтает скрыть, прежде всего, от самого себя, прорываются наружу. Тогда он долго смакует каждую черточку волевого лица Карла, каждый изгиб его сильного тела. Он представляет его в разных позах, в разной обстановке. Он… ненавидит Карла Пауэрса.
***
Джим следит за ним. Но слово «слежка» он никогда не употребляет, не произносит его даже про себя. Слишком унизительно. Достаточно и того безумия, что охватывает его тело всякий раз, стоит Карлу Пауэрсу оказаться рядом.
Карл добирается домой одним и тем же путем. Выходит за ворота школы в шумной компании своих убогих друзей, сияющий, словно статуя Аполлона в греческом храме, проходит пару кварталов, делает вид, что ему нужно в другую сторону, отрывается от приятелей, а потом садится на автобус и долго едет до того убогого района, в котором живет.
Джим, узнав это, долго не может придти в себя и все смеется, громко, истерично, так, словно все его нутро горит от невыносимой боли. Он живет ровно через шесть домов от Карла. Удивительно, что они ни разу не столкнулись.
Жалкий лгунишка, думает Джим.
Жалкий и грязный. Вовсе не тот, за кого себя выдает.
Джим долго вглядывается в смазанные очертания крупной фигуры, то и дело мелькающей в расцвеченном всполохами тусклой настольной лампы оконном проеме. Карл Пауэрс – фальшивка. Фикция. От этой мысли Джиму хочется кричать, упасть на землю и биться в судорогах.
***
Как-то раз Карл приходит в школу в новых кроссовках. Блестящие, новенькие, скрипящие при каждом шаге. Джим приветствует их ослепительной улыбкой. Он думает, что хотел бы прикоснуться к ним. Так же, как к самому Карлу Пауэрсу, ведь они – его часть. В какой-то мере, эти кроссовки отражают всю суть вопроса. Лживые, фальшивые… они стоят больше, чем Карл может себе позволить. И он любит их непростительно сильно.
Джим хочет провести языком по их гладкой поверхности, нагретой утренним солнцем и жаром юношеского тела. Это унизительно. Отвратительно. Совершенно недостойно. Но Джим никогда не был чрезмерно брезгливым в своих липких фантазиях о Карле Пауэрсе. Сначала он вылижет его кроссовки, а потом – все его горячее сильное тело. Фальшивка. Джим морщится и отворачивается.
***
Он больше ни на чем не может сосредоточиться. Джим не читает, почти не спит, его мысли, прежде похожие на причудливые узоры призрачного дыма, теперь вертятся с бешеной скоростью, слагаются в удушливые образы, оседающие в горле гнетущей тяжестью. Карл Пауэрс. Карл Пауэрс. Карл. Пауэрс.
Он становится нервным, почти испуганным, но в то же время напрочь лишенным страха. Джим хочет продлить каждое бесконечное мгновение этой муки, но это невыносимо. Это слишком невыносимо. Корчась на обжигающе ледяном полу бассейна, он разглядывает поднятыми вверх в беззвучной мольбе глазами расплывающиеся ряды ярких занавесок. Красное. Синее. Красное. Синее. Карл. Пауэрс.
Он воспроизводит перед внутренним взором эти сияющие скрипящие кроссовки, эту фальшивку, эту суть давящей серости, скрытой под оболочкой божественного сияния. Жажда теперь невыносима. Джим едва слышно скулит, извивается в попытке потереться болезненно напряженным членом о твердость пола. Это. Слишком. Невыносимо.
Решение приходит к нему внезапно. Такое простое, такое гениальное, как и все, что когда-либо посещало его голову. Он избавится от этого кошмара, оставит его позади, он погасит сияние этого греческого бога, по ошибке ставшего носителем убожества. И он заберет с собой его часть, его атрибут. Он станет единственным и полноправным обладателем его силы.
Джим лениво улыбается и встает с пола.
***
Прижимая к груди пару новеньких, поскрипывающих кроссовок, Джим Мориарти вспоминает то прекрасное мгновение, когда, вскрикнув, Карл Пауэрс опустился под воду, извиваясь всем своим точеным сильным телом. Опустился под воду, а потом перестал дышать.
Конец