Двенадцать минут, незаконченная глава

[dosvidosfantasy]

Больше продолжать не буду, но пусть валяется. Немного сумасшедших Молли, Ирэн, Шерлока.

Часть третья. Шерлок Холмс
Его звали Шерлок, и Джон поначалу даже улыбнулся, решив, что это такое забавное прозвище или сочетание имен. Гарри покачала головой, сказала, что это имя и, хотя Холмсы – довольно уважаемая семья, следует держаться от этого мальчика подальше. Джон слушал ее невнимательно, грея ладони у камина и размышляя о том, можно ли заманить какую-нибудь огненную фею к себе в комнату и не сожжет ли она тогда все его книжки.
Джон часто ходил к мистеру Лестрейду, а потом заметил, что и этот Шерлок тоже ходит туда. Они сталкивались всего несколько раз, и каждый раз образ младшего члена семейства Холмс закреплялся в голове все сильнее.
Шерлок всегда был одет очень красиво – Джон заметил это потому, что изначально вместо человека видел идеально выглаженный темно-серый костюмчик. Потом он увидел измученное бледное лицо с плотно поджатыми губами, упрямо суженные глаза – вид у кудрявого мальчишки был довольно высокомерным, несмотря на синяки под глазами и впалые щеки. Все проходили мимо, но как-то раз Джон упустил перед Шерлоком свои тетрадки (не совсем случайно, потому что ему хотелось познакомиться, но заговорить первым с человеком он не мог), и тот бросил на него взгляд. И Джон увидел, какими глазами обладал этот человек. Он видел недетское отчаяние, плещущееся на их глубине, и потому, вероятно, заинтересовался им еще больше – но уже как человеком, а не явлением. Джон не мог понять взрослой боли в чужих глазах, потому что не был в состоянии решить даже за себя, однако любопытствовал не на шутку. Ему случалось видеть, как Холмс прижимал дрожащие длинные пальцы к вискам и закрывал глаза, подаваясь вперед, незамеченный никем из персонала. Джону иногда казалось, что дети психологам кажутся личностями такими же маленькими, будто разрезанными наполовину.
- Все дело в том, что они не всматриваются, - сказал как-то Шерлок, когда граница не_дружбы между детьми перешла в крепкую симпатию и желание общаться, выискивать в одном то, чего не хватало другому, - они смотрят на пол и видят пол. Если бы они только напряглись, если бы просто слегка отвлеклись от мишуры, забивающей им голову…понимаешь?
Джон не знал, что такое мишура, но кивнул.
Шерлок Холмс был умен – умен до той степени, до которой, возможно, никто не был. Он знал настолько много, что его знания выплескивались из него, рвали ему сознание, голову, понимание того, что есть и чего нет. Шерлок, еще мальчишка, понимал и с легкостью пропускал сквозь себя то, что не могли понять взрослые – данные, теории, догмы и положения – и научился игнорировать их. Тогда мир, материальный для большинства, стал для него нематериальным, а то, что он воспринимал как полу-шутливые тени, выползло из своих нор. Шерлок не спал, потому что чувствовал мягкое прикосновение острой волосатой лапки к запястью, чувствовал шорохи существ, ползающих и извивающихся по одеяло, слышал клацанье челюстей, пальцев, странных конечностей, слышал шорохи и звуки. Иногда он спал, конечно, это было главной причиной, по которой Майкрофт (брат Шерлока) отправил его сюда, но сны были отвратительными. Шерлок видел тех, кого никогда не увидят другие, потому что не могут продрать сонные глазенки. Заключенный в ловушку собственного ума, он рвался наружу и одновременно забирался все глубже и глубже внутрь. Шерлок был тщеславен, горд и не по-детски самолюбив, но до определенной меры. Ему постоянно болела голова, и Джон вычитал в библиотеке пару способов снять головная боль, и практиковался на нем. Шерлок говорил, что ему легче, но Джон не знал, говорит ли он правду.
Шерлок вел себя одинаково дружески-снисходительно, повторяя без конца, что люди отвратительны. Но как-то раз к двери напротив, пока они сидели на скамейке у кабинета мистера Лестрейда, пришло два пациента, и Холмс вздрогнул, будто увидел что-то крайне страшное. Джон перевел взгляд на девушек, которые сидели там, и быстро моргнул.
Они казались забавными карикатурами, обе.
Одна из девушек была младше с виду, но поначалу Джон решил, что она взрослая – она и так была постарше них – по тому, как она держала себя. Это была брюнетка, настолько худая, что даже Шерлок с его вечным отсутствующим скорбным видом казался полноватым. Она была одета настолько взросло, что это казалось маленьким обьемным шаржем на серьезную самодостаточную женщину, любящую внимание мужчин. Тонкие, словно искусственно сделанные, руки не находили себе места – то теребили край короткой юбки, обнажающей острые коленки и мертво-бледную кожу, то были сцеплены в замок, то поправляли оборку на одежде подруги. Ярко-крашеные губы, кажущиеся невероятно большими на фоне маленького лица, были изогнуты в улыбке – но Джону оно показалось подобием гримасы. Ключицы выступали так сильно, что хотелось их потрогать и проверить, можно ли их отделить от тела легко или это только кажется. Джон услышал, как другая девушка окликнула ее «Ирэн», и узнал имя первой.
Ирэн была помешана на внешнем облике, и анорексия была ее культом, ее божеством, ее Аной. Она жила в красивой комнате с мебелью, отделанной в светлые тона, и таяла в этом мирке, невероятно маленькая и слабая. Веер ребер выделялся даже сквозь тонкую майку или кофту, когда она потягивалась и выгибалась. Ирэн носила темную одежду, делающую ее старше, она тонула в этой одежде, и ее часто тоже не было там, где она должна была быть, только одежда приходила на встречи и небрежно покачивалась и кивала красивой шляпкой. Любимым занятием Ирэн было сидение перед зеркалом и долгое и пристальное рассматривание своего отражения в поисках недостатков. Если бы собственная рука или глаз в один день показались ей некрасивыми, она бы избавилась от них немедленно.
Рука, накрывшая крошечную ладонь Адлер, была полнее, здоровее с виду, даже как-то молочно-нежной, как у маленького ребенка. Джон перевел взгляд на девушку, которую звали Молли – если верить буковкам на браслете. Молли была одета как куколка, хотя ей, наверное, было так же, как и Майкрофту – в это время заканчивают институты. И, тем не менее, Молли робко посматривала на собственные волосы в зеркало, оправляла пышное платье, сделанное будто на большую игрушку, выдергивала лишние ниточки из него и покусывала кончик ногтя. У нее были огромные карие глаза, и смотрела на окружающее она с такой странной смесью боли и живого интереса, что невозможно было наудивляться.
Молли очень любила собак, и кошек, и крошечных птичек, и больших птичек, и рыбок (которые поярче – те и лучше), и пауков, и даже гусениц – она подолгу могла рассматривать разную живность, не двигаясь, и иногда только пыталась с ними заговорить. Инфантильность Молли стала тревожить родителей поздно, и неумение позаботиться о себе превратилось в патологию, которую девушка лечить не хотела. Мир нравился ей, мир улыбался ей, поэтому Молли болтала ногами в воздухе, задевая красивыми лакированными туфельками скользкий пол, и сжимала в левой руке маленькую куколку, словно не могла наиграться.
Молли подошла к Шерлоку через минут пять созерцания: открыто-наивная, и Джон даже сжался, опасаясь резкой вспышки гнева со стороны своего друга. Но Шерлок посмотрел на девочку спокойно, с легкой тоской, которую Хупер все равно не заметила. Вручив Джону куклу, она придвинулась к Шерлока и улыбнулась.
- Я хотела принести тебе конфет, но у меня не получилось. Но если ты хочешь, мы сходим в кондитерскую попозже, - предложила она, краснея и даже не пытаясь подавить отчаянно-глуповатую улыбку. – У меня есть деньги.
- Нет, Молли, спасибо, - ответил Шерлок, подвигаясь, чтобы девочка села рядом. Холмс был напряжен, плечи его практически не двигались, словно не были способны на это анатомически, но Хупер он не нагрубил. Девочка, впрочем, и так расстроилась – она смотрела на мальчишку преданными глазами, и Ватсон невольно сжал губы, опасаясь, как бы чего-то не случилось. – У меня болят зубы.
- О, - Молли широко распахнула глаза и кивнула, тут же поморщившись. – Тебя теперь поведут к врачу. Шерлок, скажи им, чтобы не вели тебя к миссис Оффэр, она ужасно больно лечит, и эта ее страшная вж-ж-жик машинка… - ее слова были сплошным потоком, и Холмс, казалось, слушал ее, но Джон видел по плотно сцепленным зубам, как тот напряжен, а по остекленевшему взгляду то, как он задумался. Молли говорила недолго – выплеснув эмоции и увидев единственного человека, на которого она смотрела с таким отчаянным восторгом, она затихла, зажмурилась и прикрыла глаза. Понемногу она слегка склонилась и оперлась о Холмса плечом, задремав. Никто не смотрел на них, но Джон таращился на эту картину во все глаза.
- Мне казалось, ты собиралась с этим завязать, - начал тем временем Шерлок. А так как коридор был не совсем крохотным, то голос он чуть повысил, чтобы Ирэн услышала его более чем хорошо.
- Тебе казалось, - тут же отозвалась она, улыбаясь и поглядывая на него исподлобья. Джон нахмурился, вскинулся и фыркнул. Заговорить первым он не мог, и Шерлок по привычке уже спросил:
- Что?
- Молли же спит.
- Она не проснется пока что, - ответил Холмс равнодушно. И, увидев, как разозлился Джон, пожалевший девочку, пояснил. – Так не впервые. Если она спит, разбудить ее нельзя. Она…Соня.
Только когда они ушли, мальчишка дал волю своей дрожи. Дверь захлопнулась за Ирэн, Молли увидела своего консультирующего врача и чмокнула его в щеку – и тогда Шерлок согнулся, впиваясь пальцами в свои волосы и закрывая глаза. Джон видел, как оскалился он, выпуская злобу в «никуда». Он придвинулся к Шерлоку, коснулся его плеча своим, но Холмс отбросил его руку от своей, и тут же зажмурился, задрожал, едва не заскулил. Дежурная посмотрела на них настороженно, и Джон замер, не зная, как взрослые отреагируют не такое их поведение. Только когда она отвернулась, светловолосый вцепился в руку своего друга и потащил его прочь, в уборную. Рядом с умывальниками всегда были крошечные диванчики, на которых сидели курящие посетители или работники, и туда-то Джон усадил Шерлока, попробовав умыть.
- Это отвратительно, противно, страшно, ненормально, гадко, Джон, Джон, Джонджонджонджонджон... - просипел мальчишка, наклоняясь. Влажные волосы прилипли к умытому лицу, губы не дрожали, но сам Шерлок будто бы очень сильно мерз. Джон не мог не сидеть у его ног, и только несмело поглаживал открытые ладони подушечками пальцев. Он не спрашивал, потому что картина была и впрямь пугающей. Ведь так же, наверное, смотрели друг на друга другие пациенты...
Каждый считает себя здоровым и смотрит на других, решив, что они больные. Так неужели все в мире больны или наоборот - здоровы?
Джон никогда ни о чем не спрашивал, и Шерлок успокаивался. Дышал тяжело, не говорил ни слова. И только потом, выходя, бросил сухо:
- Сложно разговаривать с Ирэн. Вместо лица у нее черное зеркало.
- Мне не смотреть на нее? - уточнил Ватсон. Шерлок поморщился.
- Ты смотришь, я вижу. Это ничего. С Молли же просто невозможно.
Дверь скрипнула, Джон не успел задать вопрос, а его друг добавил, говоря тише:
- У нее в глазах вставлены спички. Чтобы не спала.
*