17? ну да, неплохо =)

Итак.
С прошедшим меня днем рождения.
=)

@темы: Житие мое

---

Більшість людей не має жалю до цих істот, бо серце черепахи б'ється ще кілька годин по тому, як її заб'ють і розчинять.
____
Старий і море. Ернест Хемінгуей

@темы: Литература, Цитаты

---

Немає щастя, — можна жити без. В душі людській, крім видимого неба, є одинадцять всячеських небес.
___
Ліна Костенко "Маруся Чурай"

@темы: <3, Литература, Цитаты

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

прямо сжать зубы чтоб не заорать хочется

Пожалуй, это и впрямь весна.
Я выжата полностью. От пошлостей меня тошнит, романтика вызывает вялое восхищение, от криков начинаю беситься, от малейшего раздражителя слезятся глаза.
Вот поэтому я весну и не люблю. Каждый раз она так начинается.
Меня слишком похвалила учительница. Слишком сильно. И прямо перед теми, кто меня ненавидит. Черррт. Выделили, блять.
Черт, и я не могу понять, почему когда я говорю, никто из моей семьи меня не слушает. Никто вообще. И не приведи господь мне хоть раз говорить громче других - я уже тут же неправа.
Господи, на завтра-послезавтра очень много учить. Я уже не могу учить. Меня уже выворачивает от учебы, я ей уже давлюсь. И учить много - черт, блять, что за идиотская идея - проводить конкурс "Учитель страны" у нас в лицее по тому, что мы должны учить позднее? Не понимаю. Итого - страниц тридцать истории, если не больше(хотя, нет, больше, наверно)прочитать роман и остаться в живых. И имея шанс пропустить, специально, чтобы купить мне дебильный ноутбук(что-то нет прежней радости), они переносят на после уроков. Да когда я подготовлюсь к урокам? ЗАЧЕМ мне сдавать ЗНО, если я не поступаю в Украину? Как я все это ненавижу.
Не понимаю.
Пойду учиться.

@темы: Прибереги нервы для старческого маразма

---

Особенно мне запомнились двое, которых мы захватили с тяжелыми ранами. Один мог бы уйти, но кинулся назад, когда увидел, что второй падает. Ночью я принес им пищи и питья и спросил, любовники ли они. Они ответили, что да и что в их городе друзья по обычаю приносят обет верности у могилы Иолая, которого любил Геракл. После этого они всегда служат вместе в битвах и их выставляют вперед, дабы укрепить ряды, ибо они скорее прочих предпочтут смерть бесчестью.
- Когда-нибудь, - сказал младший. – из таких как мы составят отдельное войско, и тогда мы завоюем весь мир.
___
Рено Мэри "Последние капли вина".

@темы: <3, Литература, Цитаты

---

Я очень люблю Портрет Дориана Грея. И ненавижу пейр Бэзил/Дориан - не заслужил он такое обращение.
И я. если честно, рада была бы прочитать много фиков по ним, но я не верила в то, что вообще реально написать чувствительно, но как-то...необычно. Не знаю,как обьяснить. Стырила с фикбука, у автора чудно вышло:
Название: My never.
Автор: Jackslefthand
Фэндом: Уайльд Оскар «Портрет Дориана Грея»
Персонажи: Бэзил Холлуорд, Дориан Грей
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма.
Размер: мини.
Описание:
Вольная предыстория создания портрета, давшего название этой книге.
Посвящение:
Для Сибил, с любовью и...


Дориан набрал в грудь побольше воздуха.
Студию наполнял дурманящий аромат розовых кустовых роз, теплый ветер пробегал сквозь гроздья сирени и доносил густое благоухание через настежь распахнутые окна. Сам Дориан тоже будто распахнулся настежь. Он отдыхал. Дориан возлежал на расшитой шелковыми нитями софе, меж его пальцев была зажата толстая кубинская сигара, через приоткрытые губы его вырывались серебристые кольца дыма, они переплетались друг с другом, что бы раствориться в атмосфере искусства.
Чуть поодаль, на грубо сколоченном табурете сидел художник и выражение вымученной скорби не сходило с его лица. Указательным пальцем правой руки он водил по ладони левой, представляя, как рисует точеную линию губ, искривленную в легкой улыбке, разрез глаз, дуги бровей, таких светлых, что почти невидимых...
Дориан приподнялся на локтях, потревожив покой золотых завитков волос своей головы, стал следить за действиями художника. Тот вглядывался в пространство перед собой, а в воображении он уже покрывал готовую картину лаком.
-Бэзил ?
Из фантазий художника вывел голос Дориана, он вздрогнул от соприкосновения с реальностью.
-Да, мой мальчик? - рассеяно пробормотал Бэзил.
Он пытался ухватиться за остатки прекрасного видения картины, которое распадалось, разлагалось на составные атомы.
-Я бы не отказался от чашечки чая, Бэзил.
-Тогда нажми на звонок рядом с собой, а когда войдет дворецкий, я ему прикажу подать чай. А пока, Дориан, ответь мне вот на какой вопрос - не согласишься ли ты попозировать мне для картины ?
Юноша вздрогнул от неожиданности этого предложения, его пунцовые губы приоткрылись, обнажив абрис зубов, а сапфирово-синие глаза стыдливо скрылись за опахалами ресниц.
Повисшую неловкую тишину нарушил стук в дверь. Вошел дворецкий, вкатив сервировочный столик на котором стоял старинный заварочный чайник, окруженный фарфоровым сервизом.
-О, Паркер, Вы как всегда вовремя.
Дворецкий поклонился и удалился. Дориан поднялся с софы и принялся разливать чай. Зазвенела посуда, казалось, будто это пересмеиваются между собой тонко выписанные феи на стенках чайных чашек, из носика заварочного чайника вырвались облачка пара. Безил тоже подошел к столу и принял кружку чая из рук Дориана, их пальцы соприкоснулись на мгновение; большой, указательный и безымянный пальцы Дориана порхнули по пальцам Бэзила легко, как крылья колибри. Безил сжал руку в кулак и засунул ее в карман штанов, словно хотел сберечь прикосновения Дориана, как залог любви. Он взглянул на Дориана поверх чашки, скрыв проступающий румянец за эмалированными феями на фарфоровых боках.
-Ну что, Дориан, ты примешь мое предложение ?
Дориан, размешивающий чай по часовой стрелке, сбился, принялся размешивать против часовой стрелки, добавил сахара, отпил.
-Право, Бэзил, неужели в этом есть такая необходимость ? Разве я лучше любого из твоих натурщиков ?
-Мне кажется, ты не осознаешь всю специфику твоей внешности. Ты - само воплощение красоты в чистом, первородном виде, Дориан.
Дориан посмотрел на свое искривленное отражение в серебряном боку чайника. Он невользо залюбовался своими ясными голубыми глазами, золотом кудрей, изящным рисунком алых губ. Вдруг его взгляд встретился с отраженным взглядом Бэзила, его поразила их непохожесть, разительный контраст, пролегающий между ними. Свинцовые тени под глазами Бэзила, мазок масляной краски возле его уха, хаос волос на голове, хаос мыслей в голове; сердце Дориана сжалось. Бэзил вдруг протянул руку и погладил его по бархатной щеке, такой нежной, что того гляди порвется под рукой Бэзила. Дориан боялся пошевелиться, спугнуть момент этой внезапной
близости между ними. Бэзилу же хотелось обнять Дориана, узнать запах тугих пшеничный кудрей, проскользнуть пальцами за ворот
туго накрахмаленного воротничка... Но он отнял руку от щеки Дориана, на миг ему показалось, что он увидел разочарование в глубине так дорогих ему глаз.
-Бэзил, у тебя самые красивые губы, такие мрачные и скорбные, можно дотронуться? -Дориан подался вперед.
Складки сюртука Бэзила соприкасались со складками пиджака Дориана, руки сплелись, костяшки пальцев побелели, Бэзил уже не мог понять, где начитается он и где кончается Дориан. Пальцы Бэзила нырнули в массу золотых локонов, пальцы же Дориана замерли в нерешительности на медной пряжке ремня Бэзила. Он нахмурился и отвел взгляд в сторону. Он ничего не мог с собой поделать, ему очень нравился этот молодой художник; выражение вселенской печали в его глазах, руки, творившие красоту, вызывали неподдельный интерес Дориана. Но как мучительно было осознавать, что, зайди они за грань морали общества, то разрушат все то,
что было и то, на что надеялся Дориан. Но и что с того ? Дориан решил сделать и, возможно пожалеть, его пальцы принялись расстегивать тугой ремень Бэзила, затем, по одной, расстегивать перламутровые пуговицы на рубашке в крапинках краски, рубашке художника.
Безил прижимал голову Дориана к солнечному сплетению, носом тычась в золотые пряди, стараясь надышаться ароматом кожи Дориана и запомнить, как лежит каждый волос. Губы Дориана все еще отдавали жасминовым привкусом чая, непривычно жаркие, вступали в диссонанс с холодностью кожи Бэзила, ребра художника напоминали приоткрытые рты и Дориан целовал эти рты поцелуями без возврата, поцелуями в один конец.
Бэзил и Дориан лежали на полу, постелью им служила их же одежда, чай давно остыл, а их тела еще нет. Дориан повернулся к Бэзилу:
- Насчет портрета... Я согласен.
Безил набрал в грудь побольше воздуха.

@темы: <3

---

:DDDD

22.09.2009 в 18:58

Пишет  Helkarel:

Перловка по ГП
Он взбодрился, подтверждая позитивное настроение свирепым поглощением картошки с отчаянной жестокостью Поттер набросился на картошку, запихивая её в рот обеими руками, давясь и чавкая... "Похоже, Дурсли его совсем не кормят", - испуганно подумал Рон, прячась от разбушевавшегося друга под стол.

- Как я мог об этом забыть? Подарки!!!
С энтузиазмом пятилетнего мальчишки Гарри налетел на сов и стал рвать их зубами диагноз: дебил-садист. Нет, птичек-то бедных за что, Поттер?? Ты же уже и так всю картошку Рона уничтожил ><

Рон подбежал к Снеггу и сделал то,что всегда хотел: дал ему. Постыдились бы, при всём курсе... И вообще, странные у Рона мечты.

Осторожно! Жестокое обращение с животными, стада мурашек и гриффиндорцев и убийственное ООС

Я прижался к его губам и стал лихорадочно обсасывать его язык. чёрт, тошнит... Нет, только не на клаву!! Он ответил мне тем же, засунув язык так глубоко мне в рот, что я чть не задохнулся. мутанты-извращенцы, с тентаклями вместо языков Мне было плевать, что это Малфой, мы было на все плевать! ещё бы - тут главное не задохнуться
- Драк..ко, - выдавил я из себя, когда он добрадся до моего возбужденного тигренка. ну, по-крайней мере, уже не хомячок

У ног Поттера горками лежали трупы, трупики и трупищи

Стены были увешаны членами семьи Драко. какой оригинальный дизайн

Гарри заЖевал простату и Малфой беспрерывно стонал и извивался, выкрикивая имя Гарри, через минуту он излился на живот любовника. фильм ужасов... Гарри Поттер и Извращённый каннибализм Оо

Следующим на повестке дня было одевание. Сложный процесс. вот уж действительно Оо Гермиона одевалась на ощупь, извиваясь всем телом Автор случаем Гермиону с Нагайной не перепутал?

Запомни: главное, чтобы он не перешел на сторону Ордена! Конечно, ничего непоправимого в этом случае не случится, но мне не помешают лишняя пара рук, глаз и других частей его тела особенно "других частей". Они вообще никогда лишними не бывают, и в хозяйстве обязательно пригодятся)

- У нас есть четыре места свободных . Три на Тьме , и два на Свете - Хм … тебе повезло – у нас осталась по одному месту на факультетах . – сказал старик . Это высшая математика, нам, простым смертным, её не понять

Это была милая блондинка с приятным голосом, она была жизнерадостной и всё время смеялась, показывая свои идеально ровные белые зубы, которые, как жемчужины, переливались у неё во рту. Переливающиеся зубы? Мама... Да, если кто не понял - это описание Лили Эванс. Цвет волос внезапно поменялся) Но тут к ней подсел высокий блондин с идеальными чертами лица.
- привет, Лили! Сказал он, эффектно доставая из-за спины розу. Ах да, забыла сказать, всем героям по 11 лет, они на первом курсе. Развитые детки, не так ли? =)

Вдруг дверь открылась и в купе вошла стройная блондинка с голубыми глазами
- Привет, я Джессика! – сказала она, пожимая всем троим руки, и смотря на каждого, взгляд на Джеймса был на долю секунды длиннее, но это не ускользнуло от Сириуса, который не замедлил шепнуть на ухо Джеймсу «она на тебя запала!». Джесс откинулась на спинку сиденья и положила ногу на ногу, коротенькая и без того юбка, неумолимо поползла вверх. Римус смущённо отвёл глаза, Сириус наоборот начал пялиться на стройные худые ножки фигуристой блондиночки. «Она милашка» подумал он, думая, как бы привлечь её внимание. <…> Джеймс посмотрел на неё, она ответила улыбкой, он улыбнулся, и уже было хотел её поцеловать Как рано взрослеют дети в поколении мародёров. Повторюсь, это всё 1 курс =)

Гарри прижал её к себе, чувствуя, как её возбуждённые соски касаются его накаченного торса, и они слились в страстном поцелуе. торс и соски?

Её налившиеся тёмно красные губы были похожи на фиолетовые,но на самом деле были синие, хотя все видели их оранжевыми а на свету ярко бордовые. Зубы похожие на клыки вылезли на губы живые зубы, да ещё и мифическим образом похожие на клыки. Это вообще как? Оо, хотя если она захочет, то вполне может спрятать их без всяких проблем. Глаза становились тёмно жёлтыми, а когда она хотела, есть, то они становились красными. а сами по себе они были фиолетовыми, хотя окружающие утверждали, что серыми Руки стали так же белыми и морщинистыми. Ногти не превышали 2 сантиметров, и находились в строгом интервале от 2 до 5. Хотя, не смотря на всё это, красота всё же проглядывалась сквозь всё это. Ну ещё бы - просто мисс Вселенная xD

- Невероятно . – вдруг горячо зашептал Лорд Волдеморт . – Невероятно ! Она покорилась мне ! Ха-ха-ха-ха-ха … Дамблдор обломался !.. Ха-ха-ха-ха-ха … Она покорилась мне !.. И я не повторяюсь... не повторяюсь... Не повторяюсь!!!
- Простите , Хозяин . – вмещался Смит . – Может всё-таки впустим санитаров? Кто покорилась ?
- Сила Любви ! – ответил громко Том Риддл … Гай-сенсей, а вы здесь какими судьбами?

Пенелопа! Понимаешь ли? Когда я пишу свои доклады о котлах, я вместо котла вижу твое лицо... вах, какой изысканный комплимент

Томный Лорд ну просто ооочень томный мужчина

Зараженный человек, то есть тот, в чью душу залез дар графоманства, в большинстве случаев теряет контроль над собой: разговаривает сам с собой, у него бывают нервные срывы, он зачастую не понимает, что говорит, он уже не может жить полной жизнью, а лишь просто существует

Обреченно вздохнув, девушка развернула «Ежедневный пророк», который сова кинула прямо около ее тарелки, и в оцепенении уставилась на первую страницу. Там была она, но в каком виде.… Стоя на четвереньках в позе «кошки» полураздетая, почти обнаженная Гермиона, во все лицо улыбалась в камеру, показывая белые ровные зубы. В купе с крохотными трусиками танго, с отчетливо заметными большими стразами, шел черный, блестящий лифчик, неестественно приподнимающий грудь, заставляя ее вываливаться из чашечек А что вы хотели? Кризис, однако. Никому не интересны скучные новости,народ хочет порнушку %-) "Ежедневный пророк" гонится за рейтингом, да, им тоже кушать хочется!

Еще в парке росли грибы - трюфели и другие, ещё незнакомые Северусу. Незнакомые грибы? Не волнуйся, Бродяга, сейчас я вас познакомлю) А с некоторыми, напиример с этими весёлыми мухоморами и поганками, ты подружишься и мы сможем вместе с ними зависать

Она никогда не умела держать рот за зубами я тоже не умею =(

Волдеморт с ярости ударил в слепую и промахнулся, как получил мечем по спине, и из раны опять повалил дым. Потом Гарри отошел на несколько метров и высосал весь кислород с того места где стоял Том. Что за поток сознания? Оо Так, я поняла, что Тёмный Лорд ударил какую-то слепую девушку, получил каким-то летающим мечом по спине, частично превратился в дым, а потом Поттер превратился в насос и откачал кислород... Неслабо

Драко был оригинален и нефармал. У него был чорный именно чОрный, учтите ворон вместо почтовой совы, он одевался во все зеленое любил Пенсию ван Паркинсон-Триу. На старости лет у Драко развился маразм. Он испытывал странное влечение к собственной пенсии, держал дома ворон и считал себя петрушкой. Вот к чему приводят наркотики!

Рон мечтал о Гермионе но не забывал, поглядывать на Порвати и Лаванду те тоже были очень даже ничего особенно бюст и в постели

Когда волосы были вымыты, Гермиона заметила, что на самом деле они не черные, а темно-темно коричневые и больше всего ее поразило то, что Северус оказался кудрявым даже больше, чем она сама А потом Северуса вымыли ещё раз и волосы его стали золотисто-блондинистыми, а сам он превратился в эльфа

Увидела очень высокого молодого человека лет пятнадцати<…> Он тоже уже второкурсник. Эээ, ребята, это на самом деле самая лучшая на свете школа! Я тут уже 20 лет учусь

Челюсть Снейпа немного отвисла и погрузилась в тарелку Ещё один ест по-собачьи. Мне страшно представить себе столовую Хогвартса, если там даже у преподавателей такие манеры

-Успокойся, - раздраженно оттолкнув девушку он принялся отрахивать себя. самообслуживание - вещь хорошая =)

Гермиона была легкая, как морковка румяная, как свекла, умная, как тыква и добрая, как цветная капуста))

Сказала Гермиона ему куда-то в шею, по шее пробежало не большое стадо мурашек. Мурашки бродят стадами к поисках пропитания Оо

Темного Лорда торжественно и пафосно закапали в Запретном лесу растворили и куда-то закапали, чтобы он не смог возродиться, на всякий случай могилу забетонировали и утоптали ногами Хагрида не, я согласна - ноги Хагрида куда надёжнее бетона)

- Я просто хочу понять ебя, - прошептал Гарри какая фееричная опечатка =D

Но в тонких кругах а почему не в толстых? оО Пожирателей ее называли «Шлюха Лорда» или «Рыжая Стерва» и т. д. . У нее было великолепное тело : стройные ноги , слегка опухшие бедра действительно, прекрасное тело, худенькая талия , большие груди , смазливое личико , голубые глаза и прекрасные рыжие волосы , которые блестели при отражении света волосы-призмы? может, они ещё и в темноте светились? . Так же у нее был нехилый характер , который содержал в себе : Беспощадную стерву , милую сучку , изворотливую суку и многое другое . Это всё про Джинни Уизли =)

Невилл мечтал в данный момент исчезнуть, провалиться в Ад, или, хотя бы, слиться со своей жабой, тогда, быть может, Снейп его не заметит…А ему бабушка разве не говорила, что зоофилия - это плохо? Бедная жаба

Люциус улыбнулся -так натянуто, словно только что сам себя изнасиловал.

Ну, Драко, как истинный джентльмен тут же распустил слюни и распушил хвост а, может быть, как истинный даун?

Гарри не умел готовить но знал, что яйца нужно вылить на сковородку и жарить пока, они не окрепнут

Герми, что случилось?- рыжеволосая девушка подбежала к подруге.
-Воды отошли, вызывая Молли какие самостоятельные воды

- Так получилась что у вашего брата палочка тоже с пером того же феникса, что и перо в вашей палочке, но такое же перо есть и в палочке Сама - знаешь -кого. Но когда я рассказывал это вашему брату, я просто забыл о существование третий палочки. без ста грамм не разберёшься

Гарри упал на колени, затем ниже, затем стал раскатыватся по полу, Гарри-трансформер громко вопя: "Мама!" "Мамы здесь нет, я убил ее " — протрубил Вольдеморт он слон? , зловеща скалясь — "и папу тоже, жаль не был знаком с твоими дедушкой и бабушкой". Помлочав и глядя на раскатывающегося Гарри Темный Вольдеморт произнес в даумчивости: задумчивости? даунизме? "Я их своих-то не знал" Дядя Волдя жалуется Гарри на своё тяжёлое детстве. Поттер не впечатлён, т.к. занят акробатическим трюком "раскатывание по полу"

Сова жалобно ухала пока груз привязывали ее к ноге. Наконец то все получилось.Массивный­ сверток был прилажен и птицу бросили с окна совятника. Бедная птичка! А вы ещё Герасима обвиняете в жестокости?((

- Ты туп,Гарри Поттер! Ты труп!-кричал ему всед Волдемрт эм, новый герой с непроизносимым именем создаёт неплохие слоганы xD

Он проник пальцем в ее очаг, и по ее телу пробежала дрожь Очаг! Он достоин занять почётное место рядом с "пещерой наслаждений", "нефритовым стержнем" и "хомячком в норке"

@темы: ХD, перепост

---

Господи, как я хочу спать.

---

а ведь точно :D

@темы: Шерлок Холмс, ХD, Картинки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

10.01.2011 в 19:54

Пишет  maryana_yadova:

Театральный роман, часть 2
АВТОРЫ:  Власть несбывшегося и  maryana_yadova
Жанр: слэш, RPS
Герои: Бенедикт Камбербэтч, Джуд Лоу, Роберт Дауни
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: такого развития событий точно не было) но кто знает, что будет)
Размер: макси
Часть первая: тут

На следующее утро, после долгих взаимных уговоров, смешков и подначек, все же было решено вести себя как положено взрослым людям, звездам кино, театра и телевидения, чинно напиться в общей гостиной кофе (подали в серебряном кофейнике) и отправиться на прогулку.

Безлюдное побережье, шипенье ленивых волн, бледный песок – и Джуд, босиком, в подвернутых джинсах, с шарфом на шее – Бенедикту казалось, что любоваться этой прекрасной картиной он может бесконечно. И еще ему казалось, что нечто похожее чувствует и Джуд, когда тот оборачивался к нему с беспечной и радостной улыбкой.
Они убрели далеко-далеко, домов было уже не видно, только смутные разноцветные пятна, как на картинах Моне. Пустота вокруг странным образом создавала впечатление отсутствия остального мира, больше не было ничего, только серо-зеленое море, с лазурными пятнами у горизонта, немного выцветшее небо, блеклый песок – и они оба, как точка, где смыкаются все пространства.
Джуд бросал камешки в воду, пытаясь заставить их подпрыгнуть несколько раз. Бенедикт улегся прямо на песок, нацепил на нос очки, читал, посматривая на Джуда поверх обложки, задремал и проснулся от шуршания. Джуду наскучило его безыскусное развлечение, и он уселся рядом. Посмотрел, наклонился, быстро поцеловал Бена куда-то между скулой и глазом, улыбнулся опять. Они не могли остановиться, беспричинно и постоянно улыбаясь друг другу, взаимно дурея от счастья, отражавшегося в глазах.
- У тебя кожа соленая, Бен. И ты на солнце совсем рыжий.
Бен с удовольствием растянулся на песке и уставился в небо. Немного кружилась голова, шуршало море, запах Джуда рядом – хотелось, чтобы вот сейчас все замерло, и никогда больше не изменялось, как в детской игре, замри – и не отомри. Именно сейчас, в этот момент у него было все, что нужно, что он желал и получил, все стихии – земля под ним, вода рядом, воздух вокруг, огонь внутри – и любовь, разделенная поровну на двоих. Он не глядя протянул руку, и тут же навстречу скользнула ладонь Джуда. Не нужны были слова, было просто хорошо лежать рядом, освободившись от забот, мыслей, воспоминаний и сомнений, только наслаждаясь.
А еще было здорово, что не надо было притворяться, что не было людей – и можно было брести обратно к гостинице держась за руки, шлепать босыми ногами по воде, брызгаться и носиться друг за другом, поймать наконец и целовать, слизывая соленые капли с кожи, вздрагивая от предвкушения, игравшего в крови обоих.
И снова они пришли в тот же самый ресторанчик, и снова та же самая флегматичная официантка обслуживала их в пустом зале, и снова – хихиканье и подначки, и возвращение в отель, и – в этот раз – долгий и нежный секс, доводящий до изнеможения, когда сил уже нет, и глаза закрываются сами собой, и успеваешь только прижаться к разгоряченному телу рядом, прежде чем провалиться в сон...

Вечер навалился неожиданно, залил черничной темнотой все вокруг, на другом конце набережной загорелись огни, а рядом с их гостиницей – старый, похоже, еще довоенный фонарь, дававший неровный круг желтого света около входа.
Джуд принес из бара бутылку вина, а Бен ухитрился купить фруктов в уже закрытом магазничике неподалеку, воспользовавшись своей свежей популярностью и уговорив уже закрывавшую дверь хозяйку продать ему немного яблок и винограда.
Со всем этим они расположились на узкой террасе, выходившей в маленький сад позади отеля. Хозяйка ушла, оставив за стойкой портье полусонного паренька без особого интеллекта в лице. Закрыв за ней дверь, юноша немедленно скрылся в глубине внутренних помещений, не обременяя никого своим присутствием. Стаканы под вино пришлось позаимствовать самостоятельно из монументального буфета в гостиной.
В саду горел еще один исторический фонарь, видимо, собрат того, что на набережной, но старше, так как света от него было совсем мало, ровно столько, чтобы смутно различать профиль собеседника. Они развалились в плетеных креслах, задрали ноги на перила и болтали о том и сем, попивая вино, отщипывая виноградины, сталкиваясь при этом ладонями. Постепенно разговор перешел на кино, по возвращении в Лондон каждого ожидала масса дел, прежде всего – совместная фотосессия для промо «Кандиды» и съемки во втором сезоне «Шерлока» у Бена. Джуд закончил сниматься в сиквеле Гая Ричи как раз незадолго до начала репетиций спектакля, но ничего не рассказывал Бену об этом, а тот не спрашивал, сначала – не желая показаться надоедливым, потом – уже по другой причине. Причина эта проживала в Калифорнии и не давала Бену покоя уже несколько последних недель, то и дело проникая в его мысли и приводя его в смятение. Ему отчаянно хотелось спросить об этом Джуда, удостовериться, что он, Бен, вытеснил другой образ из этой красивой головы, но все фразы, которые приходили в голову, были на редкость дурацкими, слащавыми или сопливыми, да и вообще – воспитанные люди не спрашивают своих любовников о таких вещах. Никогда не спрашивай, если не готов услышать ответ, уговаривал себя Бенедикт, невидяще таращась в тень сада перед собой.
- Ты опять кусаешь губы, - мурлыкнул Джуд рядом, вытянул руку и легко пощекотал шею Бена сзади под волосами. – Это сулит мне то, о чем я думаю?
- Если ты думаешь обо мне, то да, - понизив голос ответил Бенедикт.
- Ну не о Сиенне же, - усмехнулся Джуд.
- Нет, не о Сиенне, - сказал Бен и повернулся к нему.
Джуд побарабанил пальцами по столешнице. С первых же слов он понял, о чем, точнее, о ком пойдет речь. Конечно, никто и не собирался обсуждать Оливию или Сиенну, тут и обсуждать было нечего, они оба находились в абсолютно одинаковом положении и прекрасно сознавали, что это положение устраивает их обоих. Нет, сейчас нужна была совсем другая определенность, совсем другая причина заставляла Бенедикта опять кусать губы, а Джуда – непроизвольно дергать подбородком.
Он встал и оперся руками о шершавые от потрескавшейся краски перила. Бен остался сидеть в кресле позади него, молча, не шевелясь.
- Мне сложно об этом говорить, - сказал Джуд. – Прежде всего потому, что я не знаю, что я должен рассказать. Ты хочешь знать, было ли что-то между нами? А «что-то» - это что?
Он обернулся и пристально посмотрел на Бенедикта. Бен отвел глаза в сторону. Он уже чертовски пожалел, что начал этот разговор, ему хотелось его немедленно прекратить, как угодно, лучше всего просто зажав рот Джуду своим, ему было неприятно и неловко, что он вдруг почувствовал жгучее возбуждение, когда Джуд заговорил о Роберте, хотелось немедленно вернуться обратно на полчаса назад и утащить Джуда в спальню и заниматься там любовью до полного изнеможения, до звона в пустой голове, до слез, до дрожи во всем теле.
А вместо этого он сидел в темноте, смотрел в горящие глаза своего любовника и слушал рассказ о другом, третьем мужчине.
- Так вот, - продолжал Джуд, - никакого секса у нас не было, несмотря на все сплетни в прессе и интернете. Но я очень хорошо понимаю, откуда все это пошло – потому что я не мог сдержаться. Я попался в ловушку его дьявольского обаяния, как и многие до меня. Это просходит просто помимо твоей воли – раз, и ты уже пойман и привязан. И ты не понимаешь, куда вдруг подевалась твоя сдержанность и жизненный опыт, да и наплевать уже – ты завяз по самую макушку. И тебе кажется, что все это – только тебе, что только ты ему интересен и нужен, и опять, помимо своей воли, ты начинаешь на что-то надеяться и тут – хлоп! Все кончилось – на тебя смотрят невиннейшим и непонимающим взглядом! И чувствуешь себя – полным идиотом, совершенным придурком! И не забудь, при этом тебе надо еще как-то справиться со своими собственными эмоциями, со своей уже существующей зависимостью... А зависимость-то – от миража, ничего и не было, ты сам все придумал... и в тоже время ясно – нет, все это тебе не примерещилось, просто он в какой-то момент решил, что все должно быть по-другому...
- И ты – жалеешь? – спросил Бенедикт тихо.
Джуд хмыкнул.
- Да нет, уже нет. Ну, это была, конечно, не первая моя несчастная влюбленность. Сам не знаю, почему меня так зацепило. Когда Дауни нет рядом, никогда этого не понимаешь. Видишь сам, тут и сказать-то особо нечего...
Бенедикт поднялся из кресла и встал рядом. Он испытывал странное, смешанное чувство – и ярость, и желание, и жалость, и еще много всего слилось внутри него. Он притянул Джуда к себе и прошептал ему прямо в губы, сильно прижимаясь ртом, жестоко, чуть ли не кусаясь по-настоящему:
- Будешь теперь только моим... все, больше никого нет тут, между нами...
Неожиданно Джуд сжал его с такой силой, что Бенедикт ахнул.
- Между нами никого и не было, ты, идиот с прозрачными глазами. Думаешь, можно помнить о ком-то еще, трахаясь с тобой? С тех пор, как я пришел к тебе в театр, я только о тебе и думал! С этого поцелуя на заднем дворе ресторана – я думал только о твоих губах! Со вчерашнего дня, когда ты кончил у меня во рту – я думаю только о том, сколько еще пройдет времени, прежде чем мы снова займемся любовью! Да я хожу с непрекращающей эрекцией из-за тебя рядом, придурок!
Не ослабляя хватки Джуд прижал Бена к перилам, они оба сейчас были полностью заполнены жгучей смесью ярости и желания, кипели огнем, как проснувшийся вулкан.
- Все, хватит! Раздевайся сейчас же! – велел Джуд, грубо дернув воротник майки Бенедикта. – Это ты думаешь о ком-то еще, не я! Это ты тащишь кого-то еще между нами!
Бен попытался оттолкнуть Джуда, но неудачно, тот при желании терял всю свою утонченность и субтильность, и грубой силы в нем было ничуть не меньше, чем в любом другом крепком мужчине. Бенедикт сморщил нос в ярости и прошипел, все-таки расстегивая джинсы и отбрасывая их в сторону:
- Что, хочешь отыметь меня прямо здесь?
- Да, именно, пока ты занят только мной, а не мыслями о ком-то еще! И заметь, в отличие от тебя, я не спрашиваю, кто научил тебя всему тому, что ты демонстрируешь мне вторые сутки подряд! – сквозь зубы бормотал Джуд, царапая гладкую кожу на талии и бедрах Бенедикта.
Тут он почувствовал, как Бен вдруг ослаб в его руках, посмотрел на него с каким-то жалобным выражением, и повернулся, сам, покорно прижавшись спиной к груди Джуда и полностью отдаваясь на его волю. Это было настолько неожиданно, так не соответствовало его поведению в любви, что Джуду показалось, что он сходит с ума. Этот рыжий длинный скромник вытворял с ним что-то такое, что еще никогда не случалось, было вообще ни на что не похоже, вытаскивал наружу самые темные нити внутри него.
Джуд прерывисто вздохнул и обнял податливо шевельнувшееся бледное, изящное тело. Вся неуступчивая злоба внезапно пропала и заменилась нежностью, почти жуткой от невозможности с ней справиться.
- Бен, Бен...прости меня, Бен...
Бенедикт снова повернулся в его руках, обнял его и прошептал:
- Ты прости... я действительно псих... пойдем все-таки наверх...хочу тебя ужасно...

Утро выдалось свежим до зябкости. На море усилилась волна, береговая служба вывесила желтый флаг для редких купальщиков, который, судя по тому, как росли пенные буруны, через часа два грозил смениться на красный.
Джуд смотрел на пенистую зеленоватую воду из-за пресловутых занавесок в цветочек. Море. Оно видел Помпея, Цезаря, Суллу, и ему нет дела до крошечных слез и радостей тех, кто плещется у самых его берегов. Оно увидит еще многих и многих после нас, и ему совершенно некуда торопиться. Что бы ты ни сделал, ты всегда можешь пойти к морю, и оно всегда будет здесь. Завтра, уже завтра, на тебя снова навалятся лондонские улицы, навалятся всем тем, что обычно изображают в журнальных фотосессиях: старинными узкими улочками, мощеными площадями, арками, фонтанами, мощными призрачными башнями и мостами, уличными кафе, просветами голубого неба в конце переулка — распахнувшегося неожиданно и поразившего своей прозрачностью и призраком зеленого в голубизне... совсем как глаза Бена.
Джуд повернулся и посмотрел на еще спящего Бенедикта. Бледные, прозрачные веки, густые, словно намазанные сажей ресницы. Губы. Руки. Лоу опустил занавеску, снова забрался в постель и обнял любовника, прижавшись грудью к его спине.
Возвращение в Лондон не означало расставания, нет, совсем напротив — впереди снова "Кандида", да и встреч вне театра никто не отменял. Лоу улыбнулся и потерся головой о шею, к которой прижимался. Впервые за много лет весна действительно принесла ему новую, совершенно новую жизнь. Как там Бен читал? "Кровь весны – анемоны и облака". В крови Джуда Лоу сейчас тоже были словно — анемоны и облака.
Поверх его рук легонько легли пальцы Бенедикта.
— Давно проснулся?
— Полчаса где-то. Море волнуется.
— На море смотрел? Рома-антик, — улыбнулся Бен.
— И на тебя. На тебя — больше.
— Льстец.
Они повалялись еще немного, потом Бенедикт вздохнул и сел на постели.
— Думаю, все же надо прогуляться и позавтракать. Кто первым в душ?
— Иди, — лениво усмехнулся Джуд. — А потом приходи снова сюда. Но я не обещаю, что потом тебе не придется иди в душ повторно.
— Кстати, в душе я пою. И надо сказать, неплохо. Так что, если захотите послушать небольшой душевой концерт — можете присоединиться.
— Боюсь, как бы наша милая хозяйка тогда не услышала совсем другой концерт — на два голоса.
Бенедикт качнул головой и засмеялся, но в душ все-таки ушел.
Джуд лежал на спине, закинул руки за голову, и рассматривал потолок. Ему было спокойно и хорошо. Он витал где-то в своих смутных фантазиях, поэтому даже не сразу отразил постепенно вползшую в сознание ненавязчивую мелодию телефонного звонка. На сто процентов, их уже потеряли в театре. Но он даже не был этим раздражен — кажется, сегодня ничто не могло вывести его из состояния душевного штиля. Не глядя взял телефон и, не торопясь, приложил к уху.
— Ну здравствуй, Джудси. Как там у тебя дела?
Лоу даже не сразу узнал этот голос. Хотя в то же время узнал с первых нот. Не узнало его сознание, зато узнало тело, кожа, словно покрывшаяся крошечными стальными иглами.
— Здравствуй, Роберт. Давненько ты не звонил.
Джуд с удивлением обнаружил, как ровно и хорошо поставлено, словно он играл на сцене, звучит его голос. А раньше он заикался. Почти всегда заикался, когда был рядом с Дауни. Не мог говорить спокойно, не мог сидеть спокойно, не мог дышать спокойно, связно формулировать мысли. Поэтому на совместных интервью всегда нес какую-то чушь, чувствуя от этого стыд и — жар от близости Роберта, от его прикосновений. И сам провоцировал его на прикосновения, снова и снова. А сейчас — абсолютно ровно все. Удивительно.
— Да, давненько. Замотался. Много всего. Ну да ты сначала расскажи, как ты. Как ты, Джудси?
— Я? Прекрасно. А ты знаешь, действительно прекрасно. Это не оборот речи.
— Как Сиенна?
— Сиенна чудно. Всю весну порхает, как бабочка, по светским раутам. Ей предложили несколько хороших ролей.
— В театре есть что-то особенное?
— О да. — Джуд помолчал. "Ты даже представить себе не можешь, Роберт, насколько особенное".
— Настолько особенное?
Джуд вздрогнул. Чертов Дауни.
— Знаешь, получилось очень забавно. Я играю в "Кандиде" с человеком, который тоже сыграл Шерлока Холмса. BBC снял такой мини-сериал. Очень свежий взгляд: Шерлок Холмс в нашем времени. И характер Шерлока интересно прописан. Видимо, это моя судьба. Не один Шерлок, так другой.
— Да уж, Джудси. Тебе просто везет на Холмсов, — голос Дауни не изменился ни на йоту, но Джуду достаточно было малейшего изменения интонации, и он заметил, поймал — совсем легкую, непонятную нотку, да что там поймал, он мысленно понесся по ее следу, как гончая, ловя даже неуловимый призрак эмоций. Казалось, это происходило независимо от его воли.
— И как его зовут?
— Бенедикт Камбербэтч.
— Странное имя.
— Возможно.
— Надо посмотреть. Он видел наш фильм?
— Видел. Сказал, что отдает тебе должное, но это не Шерлок Холмс. Ты играл самого себя в очередной раз — так он считает.
— Хм, интересно. Я Нарцисс, выходит? Ну а ты что скажешь? Кто тебе больше нравится?
— Вы совершенно разные, — холодно сказал Лоу, чувствуя, что начинает дрожать. "Ты даже не знаешь, Роберт Дауни-младший, насколько ты сейчас близок к самой сути вопроса".
— Вы нашли общий язык? Хотя о чем я — это же Джуд Лоу, разве он не очарует любого, с кем столкнется? Понятно, что нашли. Я смотрю, тебе там совсем не скучно, в твоей Англии.
Джуд забрался под одеяло, его внезапно охватил озноб. Он боялся, что начнет стучать зубами в трубку.
— Джудси? Куда ты пропал?
— Извини, забирался под одеяло. Мы на море, сейчас тут прохладно — окно открыто.
— Мы? Ты с Сиенной?
Джуд молчал.
— Не с Сиенной? — весело удивился Дауни. — Впрочем, не мое дело, не буду пытать, а то вдруг тут в кустах притаились журналисты с прослушивающими устройствами. Джуд... ты мне долго не звонил. Я соскучился по тому, как ты говоришь, что скучаешь по мне.
Дауни, как всегда, ерничал. И тут Джуд словно бы ступил в очень холодную воду.
— Роберт, а тебе не приходило в голову, что я просто больше не скучаю по тебе?
— Джудси, да твоим голосом можно сейчас резать мясо, что с тобой? Этот твой новый Шерлок так тебя очаровал? Ты мне изменяешь? — Дауни улыбался, но в голосе снова скользнула непонятная нотка. То ли обида. То ли ревность. То ли непонимание. Джуд словно бы увидел легкий прищур темных глаз.
— У тебя все хорошо? — Лоу попытался смягчить последнюю фразу. В конце концов, в чем перед ним Роберт так уж виноват? Просто больше никогда. Никогда. Никогда.
— Да хорошо все. Ну более или менее. Ты же знаешь, мы со Сьюзан открываем собственную компанию. Когда стану старым и противным, буду снимать драматические комедии.
— Я рад, что у тебя все отлично, Роб.
— Только одно у меня не совсем отлично, Джудси. Теперь я — скучаю по тебе.
И в трубке пошли гудки. Но Джуд еще некоторое время держал ее у уха, у пылающей щеки, всем телом ощущая тембр этого голоса, и машинально наблюдал, как трепещут на ветру легкие занавески. На пляже вывесили красный флаг. Приближался шторм.

Съемки назначили на восемь утра в одном из современных бизнес-центров в Сити. Бен явился раньше Джуда и уже успел переодеться, когда в дверь постучали и кто-то из съемочной группы провел в комнату Лоу. После возвращения в Лондон прошли всего сутки, что они не видели друг друга, но Бенедикту показалось – не меньше месяца. Джуд огляделся и кивнул на дверь.
- Закрывается, - ответил Бен. – Надо же нам спокойно переодеться.
Он подошел к окну и выглянул наружу. Если папарацци еще не изобрели способ самостоятельно взлетать на воздух, то подглядеть, что происходит в комнате на двенадцатом этаже высоченного современного здания никто не мог. Он обернулся, и тут же руки Джуда обвились вокруг него.
- Скучал по мне, извращенец? – промурлыкал ему в ухо Лоу, дразняще касаясь губами.
- Скучал по твоей заднице, наглец, - рассмеялся в ответ Бенедикт, в свою очередь прижимаясь ближе и с наслаждением глубоко вдыхая запах Джуда: кофе, одеколон, утренние лондонские улицы.
Мимолетный поцелуй на ходу, вот и все, что они могли себе сейчас позволить. Джуду еще нужно было сменить одежду, Бенедикту - к гримерам, время поджимало, пора было работать.
Редакторы и фотограф объяснили тему съемки: коммерчески успешное детективное бюро, богатый офис, уверенные в себе и солидные молодые британцы – хозяева. Было понятно, что тему Холмс-Ватсон следущие несколько месяцев в покое не оставят ни за что – начинающиеся съемки второго сезона сериала и выход обеих версий – фильма Ричи и трех серий BBC – в конце текущего года не позволяли ни пресс-агентам актеров, ни журналистам упустить такую грандиозную возможность.
Две самые стильные звезды Британии, оба в темно-синих узких костюмах, оба в белых рубашках, рыжий и блондин, одинаково утонченные, элегантные, вылитые кумиры Соединенного Королевства – вот новый, потенциально исключительно выигрышный брэнд. Вот наконец такой Холмс, каким желала его видеть интеллектуальная элита Англии. И вот именно с таким Холмсом должен быть Ватсон, сообщила Бенедикту девушка-стилист, укладывая ему волосы.
Первый раунд сессии прошел четко и споро – были отсняты все запланированные постановочные мизансцены: Бенедикт в роскошном кожаном кресле за прозрачным, будто невесомым столом, Джуд – чуть позади, сложив руки на груди, гордо приподняв подбородок. Потом – друг напротив друга, упершись руками в тот же самый стол, рядом у окна во всю стену – якобы обсуждение важного вопроса. Портретные снимки – Бенедикт с какой-то модной и ультра-дорогой курительной трубкой, Джуд с тростью (куда же Ватсону без нее!), но тоже – модного брэнда и современного дизайна. Портрет вдвоем – фотограф попросил просто постоять рядом, глядя в камеру, последовали привычные указания: посмотреть налево, посмотреть прямо, подбородок выше, лица чуть серьезнее, больше гордости, немножко надменности. «Правь, Британия!», прошептал Бенедикт Джуду в один из коротких перерывов между кадрами. Джуд не удержался и расхохотался, прошло уже два с лишним часа, все устали, фотограф объявил перерыв, но продолжил еще периодически щелкать затвором.
- Джуд, Бенедикт, нам нужно пару снимков, где вы будете не такими пафосными, чуть проще и ближе. Читатели любят, когда есть несколько снимков «из настоящей жизни», - льстиво пропели редакторы разделов мод и кино, присутствовавшие в импровизированной студии. Джуд принялся привычно шутить и очаровывать всех окружающих, время от времени бросая на Бена выразительные взгляды и строя уморительные рожицы. Принесли кофе, ассистенты поправляли реквизит, все как-то разбрелись, Бенедикт и Джуд внезапно оказались на несколько минут предоставлены сами себе. Бен рассеянно присел на краешек стола, Лоу примостился рядом, держа в руках стаканчик с кофе.
- Сиенна уехала утром в какой-то спа-отель на французское побережье, ей нужна талассотерапия, - нейтрально сообщил он.
- Джуд, ты сегодня в роли «один дома»? - рассмеялся Бенедикт.
Джуд наклонился чуть ближе. Морщинки в углах его глаз не давали Бену отвести взгляд. Вокруг было полно народу, они были на глазах у всей съемочной группы, в любой момент к ним мог подойти кто угодно, а все мысли Бена вдруг опять оказались заняты только этим голубоглазым красавцем рядом и непрошеными картинками прошедших выходных: Джуд босиком, по щиколотку в шипящем прибое, Джуд раздевается в тесной комнатушке, Джуд весь в поту и в его руках. Бен вздрогнул.
Джуд удовлетворенно улыбнулся, словно прочитав все это на его лице.
- Насколько я знаю, Оливия тоже где-то на съемках, не так ли? Ну, вижу по твоей реакции, что я не ошибся. Один дома? Забавно... Хочешь поиграть в грабителей?
- Что, ты нагреешь ручку на двери? Зальешь маслом лестницу в подвал?
- Подвал? Слушай, мне нравится ход твоих мыслей! Хотя масло я бы использовал в других целях, - в голосе Джуда слышался еле сдерживаемый смех.
Бенедикт приподнял одну бровь – удачный жест, и всегда производит впечатление. Только не на Джуда – тот повторил его движение, сохранять серьезные лица уже не получалось, они то и дело фыркали от смеха, все же пытаясь не привлекать к себе внимания окружающих.
- Ну, продолжай! Должен же я знать, стоит ли мне тебя грабить. Стало быть, затащишь ты меня в подвал, кстати, там у тебя достаточно комфортно? Я, знаешь ли, люблю комфорт и всякие удобства. Потом будет масло в ассортименте, и? Я надеюсь, престрашные пытки?
- О да! Ну как же без пыток! И подвал у меня – вполне комфортный, можешь не беспокоиться.
- О боже, подвал с пытками! Я уже крайне заинтригован! Что же это будет? Ты меня свяжешь? Ммм, какой ужас! Начну бояться прямо сию минуту!
- Само собой – где же ты видал пытки без связывания? Как учит нас классическая литература, пленника надо сначала раздеть, привязать и вот тут уж можно приступать к пыткам.
- А звукоизоляция? Я же буду кричать! Может быть, даже звать на помощь, а?
- Я тебя уверяю, полностью оборудованный подвал, для всех видов пыток. Тебе понравится. А что именно будешь кричать? И как?
- Ну что ж, от таких предложений не отказываются! Будь уверен, на свидание с пытками я не опоздаю ни на минуту!
Они оба уже смеялись в голос, сидя рядом на прозрачном длинном офисном столе, на фоне лондонских зданий, залитых ярким полуденным солнцем. Бен в шутку слегка толкнул Джуда рукой в плечо, тот машинально схватился за его колено, чтобы не упасть и не расплескать кофе в картонном стаканчике. Им было так восхитительно весело вдвоем, их ждал длинный вечер и жаркая ночь, радость вилась вокруг них пузырьками шампанского, и все было удивительно прекрасно, где уж тут обращать внимание на фотографов и щелканье затвора камер! Да и не делали они ничего особенного – двое приятелей в отличном настроении в перерыве между съемками сидят и болтают, ничего предосудительного.
Редакторы и команда фотографа были в восторге от получившихся кадров, сообщил им потом пресс-агент «Олд-Вик». Съемка удалась, интервью получилось вполне интересным и живым, хоть и не содержало абсолютно ничего нового, и все остались совершенно довольны «удачным сотрудничеством», как выразилась пресс-агент.
Номер «Эсквайра» вышел через месяц. На обложке красовалась гордость Великобритании в двойном количестве – шикарная пара элегантных строгих красавцев, неуловимо похожих друг на друга породистых аристократов.
Ниже на обложке помещалось название статьи: «Ватсон нашел настоящего Холмса», а купив журнал, все желающие могли прочитать интервью звезд и ознакомиться с великолепной фотосессией на пяти листах, представляющей новую и уже состоявшуюся иконы стиля в образах идельных с точки зрения редакции Холмса и Ватсона. Жемчужиной серии был, несомненно, очень живой и естественный снимок, на котором обе звезды небрежно сидели на столе с кофейными стаканчиками в руках – и заразительно смеялись известной лишь им одним шутке, сияя друг другу глазами и чуть ли не соприкасаясь носами.
Фотограф очень гордился этой фотографией, искренне считая ее самой удачной из всех. Жаль только, что интервьюеру так и не удалось выяснить у звезд, над чем же они так упоенно смеялись – ответить на это вопрос оба отказались категорически, указывая на актерскую солидарность, корпоративную честь и прочую ерунду, о чем корреспондент честно сообщил в заключительном абзаце.
В США местная версия журнала появилась всего на день позже. Было начало лета, и в связи с надвигающимся сезоном отпусков, редакцией было решено запустить в печать те же самые материалы, что и в британском издании.

По коридорам Национального театра, где только что в очередной раз отгремел "Франкеншейн" с Бенедиктом Камбербэтчем и Джонни Ли Миллером в главных ролях, легкой походкой шел человек в шляпе, светлых брюках, белой футболке и теннисных туфлях.
Он шел за ассистенткой, провожавшей его к главному виновнику сегодняшнего успеха пьесы, шел — как будто бы танцевал, и девушке, косившейся на его красивое, затененное полями шляпы, лицо, казалось, что этому человеку не может быть страшно. Он выглядел так, как будто сам по себе в целом мире. Девушка-ассистентка изучала философию и поэтому сумела припомнить нужную цитату из Ницше (в театре ведь все помешаны на цитатах): "И мы увидим Шиву, дух разрушения, который танцует по печали, как по лугам".
— Мистер Камбербэтч, к Вам мистер Дауни.
И быстро удалилась.
— Вы были великолепны, мистер Камбэрбэтч. Я пришел выразить Вам свое восхищение.
Он стоял, прислонившись спиной к косяку двери, и смотрел.
Нет, не смотрел. Просто пялился. Нагло и откровенно. Разглядывал с головы до ног. Бенедикт поймал свое сердцебиение где-то у самого горла, и у него мелькнула шальная мысль, что, черт, надо быстро одеться. Потом он сообразил, что полностью одет.
— Вас покрасили для Шерлока? Отлично. Вам идет быть брюнетом. И Вы мне тоже нужны скорее брюнетом.
— Простите?
Дауни оттолкнулся от косяка, подошел к креслу и опустился в него. Бенедикт завороженно смотрел на гостя — он будто тек по комнате. Энергетика страшной силы, мелькнуло у Бена в голове. Он кожей чувствовал, как его обволакивает что-то теплое, сумеречное.
— Садитесь, — приглашающе кивнул Дауни на кресло напротив, как будто это не он пришел в гости, а к нему.
Бенедикт сел.

Роберт еще пару секунд смотрел на него этими своими глазищами, и Бенедикт думал только "чертчертчертчерт".
— Я не буду ходить вокруг да около. Вот Вам сюжет.
И он словно бы прочитал с невидимой страницы на высоких, шутовских нотах:

"Двое бывших любовников Молли Лейн стояли у часовни крематория спиной к холодному февральскому ветру. Обо всем уже было говорено, но они проговорили еще раз.
– Так и не понял, что на нее обрушилось.
– А когда понял, было поздно.
– Быстро скрутило.
– Бедная Молли".

— Вы наверняка читали этот роман, Бенедикт, — продолжал Дауни своим обычным низким голосом.
Бен чуть дернулся при звуке своего имени.
— Тем более что Вы уже снимались в фильме по роману этого автора. Насколько я знаю, он Вам нравится. Но там у Вас была маленькая роль. Хотя с ней Вы справились весьма, весьма неплохо. Знаете, играть персонажей, которые одновременно друзья, соперники и имеют общую любовницу, всегда забавно. Там много весьма остроумных диалогов. К примеру, вот этот:

"– Ты чему-нибудь у нее научился? – вдруг спросил Клайв.
– Я секс не запоминаю, – ответил Вернон, помолчав. – Наверняка это было изумительно. Но помню, что она объяснила мне все про порчини – как выбирать, как готовить".

— Иэн Макъюэн, "Амстердам", — глухо сказал Бенедикт.
— Конечно, — широко улыбнулся Дауни. — Двое друзей — главный редактор популярной газеты и признанный композитор, работающий над «Симфонией тысячелетия», – заключают соглашение об эвтаназии: если один из них впадет в безумие, то другой обязуется его убить…
— Но они оба безумны, да, я знаю эту историю.
— Она Вам нравится?
— Да.
— Я приглашаю Вас на роль редактора Вернона.
Тут Бенедикт впервые за весь разговор усмехнулся.
— А Клайв?
— Клайв — это я.
— Я Вас убиваю?
— Да, — ответил Роберт Дауни и снял шляпу. — Именно так. Вы меня убиваете. Вы вполне сможете сыграть убийцу. Отвратительного и прекрасного.
— Но кто снимает?
— Точно не Гай Ричи. Но Вы получите еще одну возможность сказать, что я, как всегда, играю самого себя.
Бенедикт вспыхнул. Потом вдруг понял — и побледнел.
— Джо Райт. Я работал у него в "Солисте", и он быстро прогрессирует, а с нами он будет прогрессировать еще быстрее. Джо крут, это будет прекрасный фильм. Соглашайтесь, ничего не важно, только Ваше согласие. Снимать будем преимущественно в Лондоне. И мы оба примем участие в разработке сценария, обещаю.
Бенедикт в изумлении воззрился на собеседника, забыв обо всем.
— И когда же начало съемок планируется?
— После того, как скажешь "Да".
У Бена задрожали руки. Он кусал губы, и у него горели скулы. А когда осознал, что Дауни смотрит, не отрываясь, загорелись и уши. Он знает. Или догадывается. Но даже это не дает права так смотреть.
Я же его ненавижу, думал Бенедикт, как же мы будем?..
Ненависть иногда делает игру бесподобной, подсказал опыт.
Так хочется пройти через это. Вряд ли когда-то испытаешь что-нибудь подобное.
Эксперимент, проснулся в нем Шерлок.
— Да.
Дауни на секунду замер, потом встал и движением танцора надел шляпу. Через секунду Бенедикт не увидел, а ощутил его совсем близко, и тонкие сильные пальцы сжали его локоть.
— А фотосессия удалась. Выглядите очень сексуально вместе. Очень. Я раз десять дрочил в душе на последнюю фотографию. И, видимо, буду еще.
И вытек из комнаты. Но Бенедикт, неровно дыша, еще долго чувствовал горячие пальцы и присутствие в тесной комнате этого черноглазого психа.

Июньские вечера медленные и долгие. Солнце никак не может расстаться с небом, растягивая прощание на несколько часов. Люди никак не могут расстаться с городом, особенно в пятницу, неспешно бродят по остывающим улицам, возвращаясь из гостей, после спектаклей, кино и посиделок в пабах. Где-то смеются, женщины в ярких платьях как пятна на картинах абстракционистов, нега и лень, слоями расположившаяся в пропитанном запахом асфальта воздухе.
Бен пошел к Джуду из театра пешком. Он чувствовал настоятельную потребность взять паузу для себя самого, чтобы хотя бы отчасти обрести способность нормально соображать. Унять сердцебиение. Расслабить прогулкой сведенные мышцы. Как-нибудь прогнать ошеломление.
Он попытался думать, но выходило не очень, в голове по кругу бродили только три мысли: «чертчертчертчерт», «как же теперь» и «как я мог». Сделать шаг в сторону с этого заколдованного пути не получалось никак. Что еще хуже – стоило только немного ослабить концентрацию внимания на тротуаре, как перед внутренним взором возникало черноглазое лицо демона, ненароком заглянувшего к нему сегодня. Хотя – почему же ненароком? Похоже, демон заглянул вполне намеренно, с своей обычной целью: сбить с пути, совратить. Ну что же, падший ангел, манивший Бенедикта вкусить от райского яблока познания, был хорош, соблазнителен, как идеальное воплощение греха.
Кожа на локте, где Дауни прикоснулся к Бену, горела до сих пор. Бен даже несколько раз внимательно посмотрел на руку, каждый раз удивляясь, что не видит там отпечатков пальцев. Он машинально потирал локоть другой рукой, не в силах избавиться от этого ощущения.
Господи, а как же прекрасно начинался этот день! Последний месяц, как раз с той самой фотосессии для «Эсквайра» навалилось столько работы, что им с Джудом почти не удавалось увидеться наедине, да еще и обе девушки вернулись домой из своих поездок. Безусловно, в современном мире существует масса совершенно легальных возможностей для двух мужчин провести время вместе. Футбол, например. Прекрасно, но вряд ли удастся заняться любовью на стадионе в разгар матча. Хотя сами матчи, которые они посетили, были, конечно же, интересны. Еще можно сходить выпить – но где же найти такой бар, где нет людей? Быстрый секс в туалете? Скорее из разряда эротических легенд, вовсе не так романтично и ужасно неудобно, хотя нельзя сказать, что они не пробовали. Гримерка! Тоже не выход, даже если она у вас одна на двоих: существует постоянный риск, что кто-то появится. За кулисами, утром или после спектакля – тоже, к тому же выяснилось, что у Джуда ужасная аллергия на пыль, и своим чиханием он привлекает людей даже из самых отдаленных уголков театра. Спортивный клуб? Подойдет, если вы хотите, чтобы ваши фотографии (и вовсе не такие красивые, как на фотосессиях) немедленно появились в интернете. Гостиница? Просто замечательно, ролик на youtube выложат еще до того, как вы успеете выйти из номера, можно будет смотреть не вылезая из кровати. Вот так и ждешь, пока одна наконец уедет на долгожданные съемки в Голливуд, а вторая – укатит с мамочкой на Майорку, «такой неожиданный и приятный подарок, милый! Какой ты заботливый, жаль, что ты не сможешь поехать вместе со мной!»
И вот наконец-то у них образовалась совершенно свободная неделя, которую они могли посвятить друг другу, пара спектаклей в театре и съемки Бена не в счет! Урадкой обмениваясь поцелуями по углам, выходя из дома под предлогом прогулки, а на самом деле – чтобы спокойно поговорить по телефону, они ждали наступления этой пятницы как дети ждут Рождества.
И вот Бен получил свой подарок под елку.
«Чертчертчертчерт, как же мы теперь, как я мог!»
В устоявшийся маршрут мыслей добавилось еще одно предательское соображение, что все-таки Джуд разговаривал с НИМ, хотя бы раз, иначе откуда бы Дауни тогда узнал об этой фразе Бена: «он, как всегда, играет самого себя».
Бенедикт чувствовал себя совершенно потерянным, сам не заметил, как одолел всю дорогу и оказался перед дверью дома Джуда.
Джуд возился на кухне. Имея детей, поневоле освоишь минимальные навыки готовки, а уж если у тебя впереди долгожданное свидание, то уж с салатом и отбивными справишься наверняка. Бен замешкался на пороге, наблюдая, как Лоу, в затертых джинсах и, как всегда, босиком, грациозно перемещается по кухне. Джуд, не оборачиваясь, сказал:
- Тащи бутылку вина, в прихожей, в коричневом пакете на столе. Забыл сунуть в холодильник, хочешь, можно подождать, а можно – не ждать.
Знает или нет, думал Бенедикт. Созвонились они или нет? Джуд тем временем продолжал, все так же не отворачиваясь от продуктов на столе:
- Мне очень хочется тебя поцеловать, но у меня руки грязные, так что я потерплю еще пару минут. К тебе это, кстати, не относится, я не буду возражать, если ты подойдешь и обнимешь меня.
Знает или нет, знает или нет, знает? Или?
Бен подошел и обнял Джуда за талию. Тот на мгновение отвлекся от готовки, прижался, повернул лицо с прикрытыми глазами. Очень доверчиво, очень нежно.
- Пойду принесу вино, - пробормотал Бен. – Выпьем так, можно будет бросить туда лед, если хочешь холодного.
Он вышел в прихожую, потер локоть, взял пакет с бутылкой и прошел в столовую. Тут же появился Джуд с тарелками в руках, он вышел из соединяющей столовую и кухню двери. Бену никак не удавалось поймать его взгляд. Знает или нет, знает или нет? Нет?
Джуд тем временем принес прозрачную миску с салатом, вытер руки полотенцем и направился вокруг стола к Бену. Лицо его слегка порозовело от кухонных хлопот, он улыбался самым счастливым образом, глаза прямо смотрели в лицо Бену. Наконец-то! Знает? Или?
Джуд крепко обнял его, потерся щекой о щеку и тут же немного отстранился, не выпуская Бена из кольца своих рук.
- Ты не заболел? Ты просто горишь!
- Это из-за тебя, как всегда, - пошутил Бен, тщательно следя за своими интонациями и лицом Джуда.
На лице не отражалось ровным счетом ничего, кроме откровенной радости и удовольствия от встречи. Вот появилась легкая тень беспокойства.
- Что-то не так в театре? Как спектакль?
- Нет-нет, все в порядке! Спектакль – отлично, как всегда. Просто я очень соскучился по тебе, вот и все.
- Точно? Правда? Никто не закидал тебя помидорами, нет? Слушай, да ты, наверное, перегрелся! Всю дорогу шел пешком? Дай-ка я посмотрю, вдруг у тебя тепловой удар!
Джуд подтянул Бена поближе к окну, свет в столовой они еще не включили. В глазах его были – только искренняя забота и волнение, больше ничего. Не знает, не знает! Бенедикт теперь выучил лицо Джуда наизусть, каждую черточку, каждую морщинку, каждое его движение. Одному актеру не обмануть другого, тем более, если они спят вместе. Не знает, ликовал Бен, тоже обнимая Джуда. Теперь они оказались напротив высокого старинного зеркала в золотистой раме, расположенного между окнами. Бенедикт случайно взглянул туда, в зеркале отражались они оба, высокие, стройные, Джуд в белой узкой майке, Бен – в бледно-серой, поза их дышала естественностью и элегантной простотой. «Выглядите очень сексуально вместе. Очень. Я раз десять дрочил в душе на последнюю фотографию. И, видимо, буду еще», очень отчетливо прозвучало в его ушах. И тут же у Бена встал, так сильно, что даже стало больно.
- Не хочу я есть, - хрипло прошептал он Джуду в шею, прижимаясь бедрами. Он надеялся, что невесомые отзвуки вины были слышны лишь ему самому. – Пошли в постель прямо сейчас, не могу я больше ждать!
Джуд послушно кивнул. Он чувствовал немного странное настроение Бена и знал, что Бен в таком состоянии делается бешеным, и он очень хотел такого Бена – буйного, отбросившего весь свой аристократический лоск, забывшего о своих манерах. Бена, превращающегося в животное, ведомое только запахом своей жертвы, преследования, победы, секса.
За окном давно стало темно, в спальню свет попадал из-за полуприкрытой двери в коридор, Джуд, зацелованный и возбужденный до одури, уже даже не просил – молил:
- Ну давай же, пожалуйста, пожалуйста, черт, что ты тянешь!
Бен сидел у него на бедрах, гладил легкими движениями, доводя до безумия, царапал соски.
- Ну же!
Бен взял руку Джуда, притянул ее к его же члену, сказал густым голосом:
- Давай сам, хочу посмотреть, как ты будешь это делать.
- Нет, нет, нет, хочу, чтобы ты...
- Давай сам, говорю тебе!
Джуд начал двигать рукой вверх и вниз, прикрыв глаза.
- Нет, смотри на меня, - велел Бен, размазывая смазку по ладони и собственному члену.
Он двигался медленно и размеренно, подстраиваясь по ритм движений руки Джуда, не отпуская его взгляда, закусив губу, потому что все это время, что они занимались любовью, он с трудом удерживался, чтобы не ляпнуть «Джудси», и прекрасно понимая, что если он сделает это, у него будет, возможно, самый умопомрачительный оргазм за всю его жизнь. Возможно, последний – с Джудом. Джуд гортанно простонал:
- О да, Бен, да...
И тут Бен кончил, подавившись вдохом, широко распахнув глаза, и тут же кончил Джуд, завороженный этим неземным лицом прямо над ним.
Немного погодя Бен улегся сверху, обхватил Джуда ногами и руками, тяжело дыша ему в шею.
Джуд помолчал. Потом сказал, еле-еле шевеля распухшими губами:
- Люблю тебя.
Это был первый раз, когда он произнес эти слова в присутствии Бена. И в первый раз услышал, как тот ответил ему, щекоча шею своим дыханием:
- И я тебя люблю, Джуд.
Еще через несколько минут, отдышавшись и улегшись под Беном поудобнее, Джуд заметил:
- Ты сегодня какой-то сам не свой, просто дьявол!
Лучше тебе не знать, вспыхнуло где-то на границе сознания Бенедикта. Он опять потер локоть об подушку. И будто кто-то чужой проговорил его губами:
- Нет, дьявол – где-то неподалеку.

продолжение следует

@темы: Шерлок Холмс, перепост

---

07.01.2011 в 16:03

Пишет  maryana_yadova:

Театральный роман
АВТОРЫ:  Власть несбывшегося и  maryana_yadova
Название: Театральный роман
Жанр: слэш, RPS!!!
Герои: Бенедикт Камбербэтч, Джуд Лоу, Роберт Дауни-младший
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: они принадлежат сами себе, а нам — только на правах эротических фантазий
Ворнинг: ООС, разумеется
Особый ворнинг: Дальше подразумевается совсем уж разврат


Познакомились они банально и случайно, как многие до них и наверняка после них — в самолете. Просто оказались в соседних креслах в бизнес-классе Бритиш Эйруэйз ЛА-Лондон, как всегда, забитом под завязку. Причем сначала даже не узнали друг друга: только после того, как умильно улыбающиеся стюардессы попросили автографы: «Спасибо, мистер Холмс, спасибо, мистер Ватсон!». Ну да, очень весело. На самом деле. Пустяки, что Холмс и Ватсон из разных фильмов — зато вот они оба тут, почти что пара.


Посмеялись. Потом выпили за знакомство. Обменялись впечатлениями о последних премьерах в театрах. Снова выпили. Потом — о кино. Еще по порции виски. Потом — о популярности. И о том, каково быть секс-символом. Джуду, конечно, виднее, что ни говори, опыта в этой роли у него было несравнимо больше, чем у Бенедикта. Зато у Бенедикта — свежие впечатления. Забавно и поучительно послушать собрата по несчастью.
Полет закончился как-то быстро и незаметно, промелькнул в приятной беседе с маленьким перерывом на подремать. Бен с мимолетным удовольствием отметил, проснувшись, что Джуд спал, как младенец, не издал ни звука и ухитрился не вызвать никакого раздражения. Еще между делом он заметил, что у Джуда совершенно девчоночьи ресницы, длиннющие и загибающиеся кверху. Удобно, с такими ресницами взгляд крупным планом на экране всегда получается выразительнее. Ну, надо признать объективно, красивый мужик и актер отличный.
Еще было здорово, что больше не приходится бороться с гадкими приступами зависти — теперь-то уж точно. После проката "Шерлока" на Би-Би-Си карьера Бенедикта стремительно рванула вверх, прогноз был самым благоприятным, и, уж конечно, он не собирался упустить ни единой возможности. Вот и встреча со Спилбергом, после которой он возвращался домой, тоже прошла вполне успешно. Бенедикт с удовольствием подумал, как он в подробностях опишет Оливии все этапы беседы. Он в самом деле был очень доволен складывающейся ситуацией. Он заслужил успех. Он им наслаждался, не теряя при этом головы. Привычный ребенок успешной артистической семьи, ему все это было не в новинку, но, безусловно, очень, очень приятно.
В соседнем кресле Джуд пошевелился и проснулся. На Бена уставились два ярко-голубых глаза, еще в дымке сна.
— Привет, — легкая и уже веселая улыбка. — Удалось поспать?
— Да, спасибо! А тебе?
— Ага. Оказывается, с тобой хорошо спать, — улыбка стала еще шире. — Ты очень тихий, даже не сопишь.
Бенедикт тоже улыбнулся. Отлично, что Джуд оказался не гламурным задавакой, а нормальным парнем с чувством юмора. Всегда приятно убедиться, что кто-то гораздо лучше, чем пишет желтая пресса.
Распрощались после паспортного контроля, обменявшись телефонами. Лондон — большая деревня, а актерский мир еще меньше. Да и вообще, чем старше становишься, тем сложнее найти человека, с которым — комфортно. С которым можно: о литературе, о кино, о театре, о путешествиях и впечатлениях, и, самое главное, который будет понимать тебя с полуслова, с полуцитаты. Так что Бенедикт был очень рад состоявшемуся знакомству. О чем он честно и поведал Оливии, вернувшись домой.
Оливия не проявила особенного интереса. Ее намного больше занимал недавний звонок ее собственного агента — он нашел ей подходящую роль в очередном детективном сериале, и Оливия могла говорить только об этом. Бен послушно произнес все необходимые фразы, съел простенький ужин, проделал незатейливые фигуры обязательной постельной программы и, наконец, снова остался наедине со своими мыслями.
А мысли продолжали вертеться вокруг нового знакомого. Уже в полудреме Бен лениво думал о том, за какую футбольную команду болеет Джуд, слегка пожалел, что не спросил его мнения о проигрыше сборной в чемпионате мира, а также о том, что так и не нашел времени посмотреть на его Гамлета. Надо будет обязательно сходить в ближайшее же время, подумал он перед тем, как окончательно заснуть.

Wymdham's Theatre в ВестЭнде был полон. Да что там, даже ближайшие улицы рядом с театром казались тесными сосудами, по которым непрерывно струилась в легко отслеживаемых центростремительных направлениях возбужденная толпа. Джуд Лоу сегодня снова играл принца Гамлета, однако для многих подлинных театралов это "снова" стало "как в первый раз". Говорят, так бывает лишь с очень хорошими актерами. Или с очень хорошими любовниками.
Камбэрбетч всегда волновался, входя в театр. Всегда — и как актер, и как зритель. Пожалуй, сегодня его волнение было окрашено свежими нотками: он и жаждал увидеть нового Гамлета, и опасался экспериментальности новой постановки известного своей оригинальностью Майкла Грандэйджа, и... он даже мысленно осторожно подыскивал определения... не представлял в роли принца датского, этого запертого в свои призраки ипохондрика, недавнего соседа по самолету — очаровательного мальчишку (37 лет, и все равно — мальчишка) с обезоруживающей улыбкой и ямочками на щеках... этого шикарного модника, в котором иногда вдруг проскальзывала аристократическая надменность... этого плейбоя с порочными и невинными одновременно синими глазами...
Хм, у Джуда Лоу так много лиц, вдруг осознал Бенедикт с улыбкой, что он вполне справится и с Гамлетом. Видимо, уже справился, поскольку получил за эту роль Critics' Circle Theatre Awards ("Лучшее исполнение роли в пьесе Шекспира"). Так кто такой Бенедикт, чтобы сомневаться?..
Но он — сомневался и поэтому нервно барабанил пальцами по спинке впереди стоящего кресла.
Синеглазый красавчик Альфи не справился бы с Гамлетом. Плейбой Дики Гринлиф не справился бы. Не говоря уже о докторе Ватсоне и мирно спящей в соседнем самолетном кресле миловидной кинозвезде. Но Бенедикт не увидел никого из них в человеке на темной сцене, засыпанной искусственным снегом.
Этот Гамлет — в хлопковых серых футболке, кофте и брюках, абсолютно домашний, то распластанный, то сгорбленный на фоне каменной стены, был порочным и опасным, его терзали судороги истерии. И — очень усталым от блужданий по собственным глухим мирам. Это было, как если бы человек опрокинулся в себя, как в колодец, и завороженно ловил мельчайшие тени отражений, во внешнем мире раздавая смертельные удары направо и налево. Гамлет Лоу был отвратителен и устрашающ, как змея, пребывающая в плену своих непредсказуемых настроений.
И в то же время он был прекрасен. Бенедикт заметил под конец спектакля, что тихо дрожит. Озноб прокатывался по телу волнами. Он был... нет, не потрясен, не удивлен и даже не восхищен, но... совершенно точно — заворожен. Актера вообще легко заворожить другому актеру, подумал Бенедикт, как бы странно это ни казалось.
В фойе театра он еще раз вгляделся в лицо Лоу на афишах "Гамлета". Оно было лет на сто старше, чем то, что он видел напротив себя три недели назад.
Заглядевшись на афиши и задумавшись, Камбербэтч на заметил, как неподалеку появился сам Джуд в окружении толпы поклонников и начал раздавать автографы. Стая фанатов оказалась очень разношерстной, от совсем молодых странно одетых девушек и юношей до цепких акул более чем преклонного возраста, которые вцепились в нового Гамлета мертвой хваткой и строчили по нему очередями своих: "Вы так парадоксально утонченны в этом спектакле, что я все больше привыкаю любить вас ненавидеть!"
Лоу поднимал брови и покорно подписывал все, что ему протягивали. На нем были две футболки одна на другую — черная на белую, и выше запястий Бенедикт увидел несколько татуировок. Если честно, довольно коряво сделанных и нелепых, они портили красивые руки. Впрочем, идеальной красоту делают маленькие несовершенства.
Камбербэтч не планировал подходить и здороваться — он считал это навязчивостью, но Джуд в какой-то момент повернулся и случайно встретился с ним глазами. Изящные брови поднялись еще выше, и он улыбнулся, узнавая. Теперь просто необходимо было поздороваться, и Бенедикт уже шел навстречу, улыбаясь и на ходу протягивая руку.
— Очень сильно, твой Гамлет прямо проникает под кожу.
Ладонь у Джуда была прохладная и шелковая. Пожатие быстрое и больше похожее просто на прикосновение, чем на пожатие. Вдруг усталое лицо словно осыпалось с Лоу, и улыбка его снова стала мальчишеской, с ямочками на щеках.
— Спасибо, коллега. Теперь я должен сходить на твой спектакль. Давай свой любимый говори. Я приду.
Бенедикт поймал себя на том, что не прекращает улыбаться с того момента, как подошел.
— Тогда приглашаю в следующий понедельник. Это будет...

В этот понедельник Бенедикт шел в Национальный театр как будто снова на премьеру – волнуясь и в странном предвкушении. Можно было бы конечно задуматься, отчего он вдруг в столь приподнятом настроении, а можно было — не задумываться. Просто было отличное настроение, какая же разница, отчего? В жизни бывает мало моментов абсолютного счастья, так надо ими наслаждаться, а не раздумывать. В февральском воздухе явственно чувствовалось сладкое и будоражащее дыхание весны, отовсюду— из переулков, с перекрестков, от проходящих мимо женщин — текли невнятные обещания, нервный порывистый ветер бессвязно сулил: «Только подожди, все еще будет, все самое волшебное — впереди».
Театр встретил его почти полной послеполуденной тишиной. Бенедикту нравилось приходить намного раньше, чем остальные актеры. Было что-то магическое в том, как где-то в дальних переходах слышались голоса уборщиц, в том, как вздыхал пустой зрительный зал, не смея признаться в любви гордой, надменной сцене, отгородившейся от него бархатным занавесом.
Бен добрался до своей тесной гримерки, никого не встретив. Неторопливо разделся, расслабленно вытянулся в кресле, прикрыл глаза. Эти три часа перед спектаклем — только его. Сегодня роль монстра, создания доктора Франкенштейна, — его. Изюминка постановки в том, что он и его партнер, Джонни Ли Миллер, играют доктора и его детище по очереди. Джонни пока не пришел. Нужно было воспользоваться одиночеством, оставить все остальное где-то там, в ненужном сейчас внешнем мире, вместе с пустяковыми заботами, суетой, всем тем ненастоящим, что составляло его маску вне театра. Потому что именно здесь, в плохо прокрашенных коридорах позади сцены, в пыльных кулисах, в реквизитном и костюмном цехах, в бархатных креслах зрительного зала — только тут начиналась для него настоящая жизнь. Его личный параллельный мир, его царство, его собственная страна Оз.
Он плыл по самому краю сознания, переменно то погружаясь в мечты и сон, то выплывая на поверхность. Что-то немного мешало, что-то неопределенное, какой-то образ, прячущийся в пограничных тенях. Бенедикт никак не мог поймать ускользающую мысль, правда, не особенно и старался, и вдруг, как раз в тот самый момент, когда в гримерку заглянул ассистент режиссера, пугливая мысль вышла наконец на первый план: Джуд. Сегодня на спектакль должен прийти Джуд. Нужно предупредить ассистентку.
Ассистентка Роуз понятливо покивала. К звездам то и дело приходили в гости другие звезды: для таких случаев в партере всегда держали пару-тройку хороших мест.
— Не стоит беспокоиться, мистер Камбэрбэтч, я за всем прослежу! — заверила она.
Бен принялся переодеваться. Появился Джонни, сосредоточенный, настроенный на роль. Разговаривать не желал никто из них, все потом, после спектакля. Сейчас — только их роли, они уже начали просачиваться сквозь кожу наружу, Бен знал, что даже лицо его сейчас меняется, проступают совсем другие черты.
Вновь появилась ассистентка и позвала на сцену. Бенедикт, уже не думая ни о чем, постепенно превращающийся в чудовище, направился в кулисы. Рядом, будто еще одно творение Франкенштейна, вздыхал и потягивался оживший зрительный зал. Бенедикт почувствовал, что наконец-то он снова на пороге настоящего. Вот тут, в метре от огней рампы, и была его реальная жизнь, вот тут проявлялась его сущность, вот тут он позволял выбраться наружу тому дикому зверю, лживому, великолепному, порочному и невинному одновременно, которым на самом деле являлся.
Звонок. Вступление. Пора.
Занавес поднялся. Гостевое кресло было занято. Поехали!
Два с половиной часа спустя все было кончено. В этот день пьесу принимали особенно хорошо, Джонни был в ударе, а Бен играл с таким блеском, разнообразием и изобретательностью, что срывал аплодисменты в конце каждой сцены. Благодаря своему тончайшему чувству ритма, богатому оттенками голосу, мастерскому владению всей палитрой чувств ему удалось сыграть свою роль так глубоко и сильно, что многие зрители даже вынули носовые платки, чтобы промокнуть нежданно выступившие слезы, сожалея о судьбе несчастного монстра. Бен направлялся в свою гримерную, ощущая себя победителем. В комнате он упал в кресло, постепенно оттесняя монстра обратно, возвращая себе собственное тело.

Джуд Лоу был глубоко поражен. Он знал, конечно, что Бенедикт хороший актер, на премию Лоуренса Оливье и на BAFTA TV Award просто так не номинируют, но, черт возьми, это было потрясающе! Опытный актер, Джуд давно уже привык смотреть на игру других профессиональным взглядом, отмечая промахи и удачи, не стараясь непременно усмотреть недостатки и все же не упуская их из виду. В этот вечер он снова почувствовал себя ребенком, которого родители первый раз привели в театр. Непередаваемое ощущение присутствия при творящемся волшебстве охватило его почти с самой первой реплики Бенедикта. Перед Джудом на сцене стояло настоящее чудовище, смятенное, страшное, жалкое. Изумительное. Светлые глаза Бенедикта нестерпимо сияли, будто вспышки на маяке, от его игры дрожало, как в ознобе, тело, каждое его слово дергало нервы, будто пальцы гитариста — струны.
Джуд чувствовал себя слегка оглушенным, покидая вместе с публикой зрительный зал. Магия спектакля не отпускала его. Покинуть театр сейчас, выйти на воздух, смыть с себя эту ауру было никак нельзя. Он отыскал распорядительницу и попросил проводить его к мистеру Камбэрбэтчу. В положении мировой звезды есть свои прелести — его немедленно препроводили к уже знакомой ему ассистентке, и девушка охотно провела его по коридорам к гримерной.
Джуд отворил дверь, и первым, что он увидел, был устремленный на него бешеный взгляд зверя, которого он только что видел на сцене, пропитанный страстью и ненавистью. На мгновение Джуду вспомнились другие глаза, цвета горького шоколада и коньяка, но он тут же прогнал воспоминание и подошел к поднявшемуся навстречу Бенедикту.
— Привет, Бен. Знаешь, я просто обязан тебе сказать: ты — великолепен! Твоя игра сногсшибательна, изумительна! Я покорен, я будто снова ребенок, ты меня совершенно поразил! Извини, я тут мямлю, как девчонка, но даже толком не могу выразить свои мысли!
Щеки Бена порозовели от удовольствия, но глаза были все еще чужие, страшные. Безрассудные.
Джуд протянул руки и обнял его. Ему хотелось прикоснуться к чужому созданию внутри Бена, почувствовать его присутствие. Бен вздрогнул и обнял Джуда в ответ, и тут же они отстранились друг от друга. Каждого будто пронзило разрядом тока, но Бен все списал на еще не прошедшее возбуждение после спектакля, а Джуд — на слегка расшалившиеся от впечатления нервы.
— Спасибо! Ты меня совсем смутил, — сказал Бен, снова опускаясь в кресло перед зеркалом. — Хотя должен сказать, после того как я видел тебя в "Гамлете", твоя похвала мне особенно приятна. Честно, я чертовски польщен!
Джуд уселся в соседнее кресло и принялся рассеянно наблюдать, как Бенедикт снимает грим. Было видно, что от привычных движений он постепенно успокаивается, приходя в себя. Джуд не понаслышке знал, что такое первый час после спектакля, и сидел тихо, стараясь не мешать. Тем не менее, уходить ему тоже не хотелось, да он и не чувствовал, что Бен хотел бы его выставить.
— Мне стоит наверное уйти, — заметил Джуд, даже не делая попытки подняться на ноги. — Ты устал, наверняка хочешь побыть один.
— Нет, нет. Останься, ты мне вовсе не мешаешь! — ответил ему Бен, бросив взгляд из зеркала и не прерывая своего занятия. — Иногда хочется, чтобы кто-нибудь побыл рядом, после спектакля временами бывает как-то одиноко, знаешь ли.
— Знаю, — хмыкнул Джуд, рассматривая согнутую спину Бенедикта. Даже в таком положении он ухитрялся выглядеть грациозно. Отличная фактура, подумал Джуд, с такой внешностью можно сыграть кого угодно, от монстра до воплощенного идеала красоты. — А что же твоя девушка? Почему не пришла?
Бен обернулся и спросил с усмешкой:
— А твоя девушка? Почему не пришла с тобой?
— Она сегодня занята, — эта фраза была произнесена обоими в унисон, и они рассмеялись, с довольным усталым удовольствием, как давние друзья, знающие друг друга насквозь.

Еще месяц назад Бенедикт в самом сюрреалистическом сне не мог бы себе вообразить подобного развития событий. Как все актеры, он верил в неслучайные встречи, но чтобы так!
Чтобы живой, будничной реальностью стал Джуд Лоу, стоящий напротив в одеянии священника (и, дьявол, даже этот балахон на нем смотрелся так, словно был сшит на заказ культовым модельером!), с драматичными мерцающими глазами! Еще бы, они действительно разыгрывали драму: Бернард Шоу даже свои ослепительные комедии умудрялся превращать в драмы, и наоборот. И смех, и грех, как говорится, — а о грехе вполне можно было задуматься, глядя на эти губы. Черт. Бенедикт моргнул от неожиданности. Он сам от себя не ожидал, но, похоже, несколько долгих секунд просто не мог оторваться от созерцания мельчайших черточек лица напротив. Притом, что уже, кажется, знал их наизусть. Хотя... кто-то знает их значительно ближе, конечно...Кому-то очень повезло...
Они разыгрывали "Кандиду", и лучшего предложения в ближайшие пять лет как фанатичный поклонник Шоу Бенедикт не ждал. Так горячо любимую им пьесу ставил Кевин Спейси в "Олд Вик", а его партнерами по пьесе стали Джуд Лоу и Хелена Бонем-Картер. Хелена показала весь шик своего безумия — "Кандида" позволяла ей разгуляться во всю ширь. Когда она сидела, сложив руки на коленях, в позе, полной смирения, и перед пастором, слушая его проповеди, и перед поэтом, декламирующим ей стихи об ангелах и мадоннах, и любезно пододвигала им чашку с бульоном или укрывала пледом, в глазах ее плескалось такое жестокое желание разрушения, что Бенедикт готов был отшатнуться. "Неужели все женщины носят в себе Кандиду? — вдруг подумал он, вспомнив Оливию, такую милую и заботливую, такую предупредительную — и такую непробиваемую. Кто-то из друзей Бенедикта назвал ее "табуреткой", а что может быть хуже, чем тирания табуретки, — довел он свою мысль до финала и усмехнулся.
В глаза Джуда мелькнуло моментальное удивление — он словно прочитал мысли. Впрочем, пьеса продолжалась.
— Ах, Морелл, давайте оба откажемся от нее! Зачем заставлять ее выбирать между жалким, неврастеническим заморышем вроде меня и чугунно-болванным попом вроде вас? Давайте отправимся в паломничество — вы на восток, я на запад — в поисках достойного возлюбленного для нее. Какого-нибудь прекрасного пурпурнокрылого архангела!
"Как же они оба ее ненавидят", — мелькнуло в голове у Бенедикта, и на чистом инстинкте он порывисто схватил пастора за руку.
Лоу чуть вздрогнул и, видимо, так же инстинктивно, сжал его пальцы. Несколько следующих реплик позволили им продолжить этот жест, и тут Бен, чувствуя странный голод, наклонился совсем близко к глазам, к губам... Зал замирает — движение это полно странного томления, но его можно расценивать как порывистость юного поэта, воплощаемого Бенедиктом...
Бен на секунду замер и быстро отпрянул, отдернув руку, как от горячего утюга, и зашелся в очередной экзальтированной декламации.
— Мы не умеем пользоваться счастьем, если мы не насаждаем его...
И тут Джуд Лоу улыбнулся своей совершенно особой улыбкой. Только ему лично. Улыбкой соблазнителя. Бенедикту не могло показаться — он вдоволь пересмотрел фильмов с Лоу после их знакомства и хорошо знал ее. Это была улыбка, которая делала Джуда сиреной, превращая его в нечто среднее между мужчиной и женщиной, в некое существо, видимо, когда-то несшее на огненной чешуе райское яблоко.
Когда они выходили на поклон, рука Джуда скользнула на плечо Камбэрбэтчу и чуть заметно сжала его. Они поклонились вместе, потом вышла Хелена и разорвала их союз, они оба взяли ее за руки и поклонились уже втроем. Потом вышел Кевин, с абсолютно счастливым лицом. Еще бы, премьера, оригинальная постановка, неожиданное сочетание актеров — и такой успех! Все — в яблочко, судя по тому, как ревело самое капризное и непредсказуемое животное на свете — зрительный зал. На сцену летели цветы, карабкались восторженные театралы с букетами и поцелуями... Бессознательно счастливо улыбались все без исключения. Бенедикт запомнил, как одна пожилая дама в фамильных драгоценностях пригнула Лоу за шею к своей шляпке и шептала что-то ему на ухо, а он держал на весу огромный букет принесенных ей белых цветов.
Они сделали это! И будут делать дальше, подумал Бенедикт. И неожиданно сладкое чувство шевельнулось в солнечном сплетении.

Гримерка здесь вышла одна на двоих и не отличалась простором. Да к тому же сейчас была полной цветов — от роз и лилий воздух стал влажным, сладким и душным, как в оранжерее. Старинное зеркало, отдававшее бронзой, делало лица почти золотыми.
— А ты на ее месте... кого бы выбрал? — спросил Бенедикт, стирая остатки грима.
— Я бы выбрал тебя, — широко улыбнулся Лоу и с утрированным кокетством посмотрел на него из-под ресниц.
— Тебе удаются такие взгляды.
— Серьезно?
— Угу. Когда ты в "Сыщике" подползал на коленях к Кейну, так глядя на него снизу вверх, у меня чуть инфаркт не случился, — кивнул Бен, смеясь.
— Как? Вот так?
И вот Джуд оказался у его ног на полу, положил ладонь ему на колено и посмотрел... господи, так смотрели только недавно падшие ангелы, стремясь соблазнить как можно больше девственников на волне свежих впечатлений. Колено предательски дрогнуло. Голос тоже.
— Да, вынужден признать, по-прежнему действует...
— Ну, — Джуд погладил пальцами бедро Бенедикта и чуть сдвинул руку выше. — Я рад, что именно ты ценишь мой актерский талант.
Бенедикту очень хотелось курить. Или не курить. Или выйти на воздух. Или не выйти. Но однозначно чего-то очень хотелось. Так, что нестерпимо жаркий зуд распространялся по всему телу. Он как-то пропустил тот короткий момент, когда новоявленный пастор начал откровенно его гладить. Он сжал руку Джуда, как недавно в пьесе, и на этот раз пальцы их переплелись. Слишком быстро. И слишком яростно.
— Ну что, коллега, нас ждет банкет, Вы не забыли? Выпьем за удачное продолжение? — медленно уронил Джуд. — И не смей отговариваться! Это премьера! Твоя личная Кандида подождет...
— А твоя?
— Тоже.
Лоу улыбался, поднявшись, но все еще держа его за руку, и Бенедикт не выдержал — тоже засмеялся, прикрыв глаза свободной рукой. Падение Адама, оказывается, было забавной и приятной штукой.
— Хорошо.

Отметили премьеру в одном из ресторанов на Ковент-Гарден, так что идти далеко не пришлось. Камбэрбэтч вспомнил, что «Пигмалион» Шоу начинается со сцены, когда на Ковент-Гарден театралы после вечернего представления стоят в очереди на такси, а уличная торговка цветами Элиза Дулитл умоляет профессора Хиггинса «купить цветочек у бедной девушки».
Интересно, что Джуд тоже оказался поклонником Шоу. А еще — русского режиссера Тарковского. За время репетиций он уже успел восторженно поведать Бену о фильме со странным названием «Солярис», где фигурировала некая мыслящая субстанция, воплощавшая в жизнь самые потаенные фантазии, страхи, одержимости. Впрочем, в этом смысле Тарковский полностью совпадал с Уальйдом: «Боги наказывают нас, когда исполняют наши желания».
Бенедикт подумал о том, какие бы образы воплотил телепатический жидкий океан, если бы он сам заглянул в эту бездну. Глядя на улыбающегося Джуда, который не прекращая флиртовал с гостями обоих полов — это выходило автоматически, он вдруг представил несколько сцен, которые были явно невозможны в реальной жизни. Вернее, представил — неправильное слово, сцены заскользили по самой периферии сознания, но этого хватило, чтобы щеки загорелись.
Губы. Шея. У Джуда была дивная шея, которая так и требовала поцелуя. Интересно, действительно ли была хоть доля правды в том, что писали о Лоу и «его» Шерлоке Холмсе? Бенедикт не знал лично Роберта Дауни, но, конечно, хорошо представлял, обаянием какой силы тот обладает. Весьма двусмысленным, надо сказать, обаянием. Бенедикт затруднялся определить, назвал бы он Роберта брутальным или женственным. В нем парадоксальным образом сочеталось и то и другое. Вообще, они с Лоу были такими разными, что странной казалось даже возможность их формального общения. А представить их вместе… Бенедикт облизнул пересохшие губы, совсем как Джон Уотсон в "их" сериале, и приложил ладони к уже откровенно пылавшим щекам. Кажется, вино было слишком пьяным.
— У тебя такое лицо, — возник перед ним Лоу, — как будто ты думаешь о чем-то нескромном. И при этом смотришь на меня, – насмешливо уточнил он.
— Я всего лишь думал о том, какая соблазнительная у тебя шея, — засмеялся Бенедикт. Хочешь скрыть что-то — скажи правду.
— И еще меня бессчетное количество раз объявляли иконой стиля, а также я лицо Диора и Мартини. Тебе чертовски повезло, что я хотя бы здороваюсь с тобой, — продолжал зубоскалить Джуд, в голове которого тоже начинал плавать приятный алкогольный туман.
— Зато я — восходящая звезда. Ты выйдешь на пенсию, а я все еще буду играть плейбоев и оставаться секс-символом.
— А ты правду сказал тогда на пресс-брифинге? Ты действительно фантастический любовник?
Закусив губы, Бенедикт нарочито скучающим взглядом окинул обстановку и снова вернулся к Лоу. Тот смотрел на него с самой очаровательной из своих улыбок, засунув руки в карман узких брюк. Икона стиля. Да, действительно, есть люди, которым это дано от рождения. Да и вообще… красивый. Обычно такие красавчики — полные бездарности. Но к Лоу это не относилось. И Бенедикт не чувствовал уколов зависти или ревности, рассматривая эти ямочки, эту родинку на щеке, эти синие радужки. Он никогда не был лестного мнения о своей внешности, но и не стеснялся ее. Нет, он не хотел быть Джудом Лоу. Скорее он хотел самого Джуда Лоу.
"Вот черт… Вот ты и вляпался в традиционный порок театральной тусовки". Однако шока это открытие не принесло, поскольку Бенедикт давно уже заметил, как смотрит на Джуда. И как Джуд смотрит на него. Это была такая приятная игра. Пока игра. Но вот в это конкретное мгновение взглядов и усмешечек было уже мало. Скулы стягивало от желания прикоснуться. И Бенедикту как-то расхотелось шутить.
— Я пойду покурю, — отвернувшись, бросил он и быстрым шагом направился на задний двор.
Он уже свернул самокрутку, когда Джуд снова появился перед ним.
— Ты куришь самокрутки?.. — каким-то странным голосом спросил он. — Ты прямо как… Роберт…
— Он тоже курит самокрутки?
— Нет… — медленно произнес Лоу и посмотрел в стену над головой Бенедикта. — Но вы оба — эстеты. Дальше этого дела не идет.
Они помолчали.
— Он тоже боится.
— Чего?
— Себя.
Снова возникла пауза. Бенедикт курил и смотрел в землю. Лоу прогуливался перед ним, по-прежнему держа руки в карманах. На улице уже сгущались сумерки, пока еще синие, серо-синие, в них зажигались огни, и в воздухе было разлито грустное томление, чисто весеннее. Странно, что задний двор ресторана может оказаться таким интимным местом. Этот момент был... совершенным, подумалось ему. И он был уверен, что это один из тех моментов, которые люди вспоминают перед концом жизни, пролистывая ее. "Жизнь — это не то, что с нами случилось, это то — что мы помним".
У него даже перестали дрожать руки, и он снова не совсем кстати вспомнил Мартина… то есть Джона.
– И еще… — вдруг сказал Лоу. — У вас обоих… такие красивые руки!
— У вас с ним что-то было?
Джуд молчал.
— Извини. Извини, я не должен был...
— Ты не должен был, да. Многого не должен был. Ну что уж теперь делать. Вы такие смелые на публику, но до вас невозможно добраться. Что там, за семью замками? А черт его знает! Кажется — одно, а на деле — совершенно другое. Это как ветер в начале весны... он теплый, и в нем запах цветов, и он так много обещает... но вдруг ты чувствуешь в нем холод далекого снега, близость вечных льдов... и ты не знаешь, в чем его подлинная суть. Он холодный? Или теплый? Я не могу так. Это как в Новом Завете: "О, если бы ты был холоден или горяч. Но ты, как тепел, не горяч и не холоден..."

— Ты жизнь и смерть, — тихо проговорил Бенедикт, смотря на тонкую темную фигуру, стоящую к нему спиной.
Ты приход марта
на дрожащую
голую землю.
Кровь весны –
анемоны и облака –
твой легкий шаг
возвращает земле
ее боль.
Теперь у всего, что живет.
есть голос и кровь.
Все страдает и корчится
в небе и в сердце,
ожидая тебя.

Бенедикт не думал, что когда-нибудь ему представится возможность уместно в реальной жизни прочесть стихи. Особенно ЭТИ стихи. Но сейчас они словно сами рождались в синем воздухе. Они были необходимы для этой тишины. Для этих огней. И для этой дрожи в теле. На последних строчках его бил озноб, и ему не удалось скрыть его в голосе.
Джуд подождал несколько секунд и стремительно развернулся и одновременно подался к нему. Это было не обычное его кошачье движение, а какое-то торопливое, нетерпеливое, почти рывок.
Мысли в голове Бена заметались обрывками афиш на ветру. Внутри заворочалась его вторая, бешеная ипостась, будто почуяв возможность близкого освобождения. Джуд стоял почти прижавшись к нему, никаких дистанций, никакого пространства для маневра, в пристальном взгляде синих глаз отражался только один вопрос, просьба, требование — здесь и сейчас, броситься вперед очертя голову или отступить, попробовать или струсить. Какого черта, мелькнуло у Бена в голове, мне нужно это сделать. Бог с ним, с завтрашним днем, будет еще время подумать, а сегодня — я буду делать то, что хочу.
Он медленно вытянул правую руку, не отводя взгляда от блестящих глаз напротив, скользнул ладонью по чужому плечу и положил ее на затылок. С внезапным удивлением отметил, что волосы у Джуда мягкие и шелковистые на ощупь. Внутри все горело, пальцы заледенели, сердце колотилось прямо в горле. Так он не психовал даже перед самым первым поцелуем в своей жизни. Джуд вздохнул и отвел взгляд.
И тогда Бен поцеловал его. Медленно и осторожно, нервничая, с любопытством, пробуя. В ответ он получил такое же несмелое движение навстречу, неожиданно робкое прикосновение чужих пальцев к щеке — ожогом вспыхнула кожа. У поцелуя был вкус влажного весеннего ветра и обещания.
Они одновременно отодвинулись и снова посмотрели друг на друга. Бен машинально облизнул губы, и Джуд улыбнулся ему медленной понимающей улыбкой.
— Бен, ты покраснел.
— Вранье, тебе в темноте этого не видно, — усмехнулся Бенедикт. Ему было как-то необычно легко, и, в общем-то, он, конечно, не ожидал, что начнет паниковать, но и никак не рассчитывал на это чувство веселого беспечного удовольствия, оставшееся после поцелуя.
Джуд все так же стоял перед ним, раскачиваясь с пятки на мысок, руки опять в карманах. В отличие от Бена, он как раз не ощущал никакой легкости, а только неудержимое желание продолжить, и нужно было держать себя в руках, потому что вовсе не хотелось показаться похотливым психом и испортить все очарование момента. Но уж очень было трудно терпеть, когда он только что поцеловал вот этот сумасшедший рот, когда он только что гладил вот это скуластое лицо материализовавшегося соблазна... И вдруг Бен снова наклонился и поцеловал его еще раз, словно проверяя эффект.
Эффект вышел потрясающий для них обоих — они чуть не задохнулись, потому что в этот раз никак не удавалось оторваться друг от друга, потому что объятия не хотели разжиматься, потому что язык одного ласкал сладкие и податливые губы другого, потому что чьи-то нетерпеливые пальцы уже тянули футболку из джинсов, потому что бедра самопроизвольно прижимались к другим.
Лязганье замка в двери черного хода было как ледяной водопад. Они отпрыгнули друг от друга мгновенно, встрепанные, с лихорадочно блестящими глазами, дрожащими телами. Бенедикт принялся судорожно рыться в карманах в поисках табака, Джуд скрестил руки на груди и уставился на вход в ресторан.
В проеме появился Кевин. Он был заметно пьян, то ли от успеха, то ли от виски, которым этот успех запивал, а скорее от всего этого вместе. Кевин с укоризной поглядел на своих ведущих актеров. Ведущие актеры выглядели так, словно только что отбились от орды поклонниц. Других ассоциаций у Кевина, слава богу, не возникло.
— Парни, имейте совесть! — воззвал режиссер. — Ну важное же мероприятие, критики кишмя кишат! Сейчас же идите в зал общаться, почему мы с Хеленой должны отдуваться одни?
Джуд бросил на Бенедикта внимательный взгляд. Бенедикту только что удалось прикурить свою самокрутку, и на Спейси он поглядывал строптиво и виновато одновременно.
— Кев, старик, мы сейчас придем, дай Бену докурить.
— Чтобы через пять минут были на месте! — недовольно буркнул Спейси и закрыл дверь.
Джуд и Бен тут же шагнули друг к другу.
— Нам надо поговорить, — проговорил Джуд.
— Наедине, — ответил ему Бен и улыбнулся одним уголком рта. Ответная улыбка Джуда была не менее обольстительной.
— Я собираюсь на выходные к морю, в деревушку неподалеку от Плимута, поедешь со мной?
По телу Бенедикта прокатилась волна предвкушения, он молча кивнул. Темнота вокруг дышала томными обещаниями.
— Будь готов к семи, — сказал Джуд, берясь за ручку двери. Бен, проходя в распахнутую дверь, напоследок коснулся его плеча и довольно улыбнулся, ощутив, как вздрогнул Джуд. Кто сказал, что роль соблазнителя отведена только лишь Лоу? В эту игру можно поиграть и вдвоем.

Четыре часа пути до Уэмбери пролетели, как несколько минут. Обоим казалось, что они сейчас — два подростка на каникулах: беззаботные, в предвкушении грядущих приключений и развлечений. По молчаливому уговору о вечере накануне не было произнесено ни слова, Джуд был поглощен дорогой, Бен, отодвинув сиденье до максимума, растянулся на нем и то дремал, то смотрел в окно, то исподтишка разглядывал Лоу. Судя по тому, что именно в эти моменты Джуд сжимал губы и щурил глаза в попытке удержаться от улыбки, маневры Бена он прекрасно заметил. Странно и приятно было смотреть на руки, уверенно лежавшие на руле, и испытывать острые уколы удовольствия при мысли, что, возможно, уже через несколько часов они будут так же уверенно касаться его, Бена, тела. Стоило прикрыть глаза, и под веками возникали бессвязные и переменчивые образы смутно эротического содержания. Бен вздохнул, выпрямился и привел кресло в стандартное положение. Джуд покосился на него, вздохнул с точно такой же усталой и нетерпеливой интонацией и сказал:
— Нам осталось не больше четверти часа. Слушай, это небольшой городок, почти деревня, я езжу сюда, когда мне хочется побыть одному. Но заняться тут абсолютно нечем.
Бен со вкусом потянулся, намеренно задев при этом локтем плечо Джуда, и заявил:
— Звучит интригующе! Давно я не попадал в места, где абсолютно нечем заняться. Не боишься соскучиться?
— Ну, похоже, я найду чем развлечься... особенно если ты согласишься составить мне компанию, — ровным голосом сообщил Джуд, не отрывая взгляда от запетлявшей на подъезде к городку дороги.
Бенедикт окинул взглядом его красивый профиль, вздрогнул и некстати вспомнил о всех романах, приписываемых его спутнику, вымышленных и настоящих, и о том самом романе, о котором никому в мире не было известно ничего достоверного. От этих мыслей стало тревожно и зябко, накатило беспокойное возбуждение, Бен принялся, волнуясь и не замечая, что делает, кусать губы.
Машина проехала по улице вдоль набережной и остановилась в самом ее конце, у небольшого двухэтажного отельчика, пустого в это время года, когда туристический сезон еще не начался.
Джуд вынул ключ из замка зажигания, открыл дверь со своей стороны и хмуро сказал, отвернувшись в сторону:
— Слушай, перестань кусать губы, я и так еле держусь, скоро начну таблицу умножения вспоминать, чтобы отвлечься.
Бенедикт почувствовал, как внутри живота плеснуло чем-то жарким, но не хотелось пропускать удар на подаче противника. Поэтому он в свою очередь пристально посмотрел на Джуда и в демонстративной задумчивости прикусил нижнюю губу. Глаза Джуда из голубых стали совершенно синими, он неровно выдохнул, усмехнулся:
— Да Вы — коварная сволочь, сэр!
Бен выбрался на воздух и закинул себе на плечо рюкзак.
— Вы просто еще плохо меня знаете, сэр! Не всегда же мне изображать кисейную барышню.
— А ты изображал кисейную барышню? — осведомился Джуд, веселясь.
— Ну надо же было тебя как-то зацепить, — рассудительно ответил ему Бен.
— Ах, так вот что это было! А я-то, наивный, думал, что это я пытаюсь тебя зацепить!
На пороге появилась престарелая хозяйка, уже давно углядевшая своих гостей через окно, и диалог, только-только начавший приобретать интерес, пришлось скоропостижно свернуть.
Им отвели два крошечных номера, единственных на втором этаже, с видом на море, с пасторальными романтичными занавесочками в цветочек, на подоконнике – горшки с геранями, на спинках кресел — вязаные салфеточки, фарфоровый кувшин на комоде. Ванная комната оказалась одна на оба номера, в конце коридора. На оклеенных полосатыми обоями стенах были развешаны морские пейзажи в скромных рамках.
Пожилая дама повела Бена в его номер, а Джуд подошел к окну и выглянул наружу. Городок будто вымер — середина четверга, еще не сезон, совершенно пустая набережная, снежные барашки пены у берега, тихое бормотание моря. Внезапно его охватило беспричинное счастье, бестолковое, необъяснимое, спазмом сжавшее все внутренности, парализовавшее тело. Счастье в понимании Джуда всегда было чем-то мгновенным, мимолетным ощущением, приходившим неожиданно, совершенно не в те моменты, когда оно, казалось, должно было явиться. Но со вчерашнего вечера эти приступы одолевали его безостановочно, всего лишь понимание того, что на все его действия отвечают взаимностью, просто и открыто, не бросая его от надежды к отчаянию, приводило его в состояние какого-то детского восторга. Ему, взрослому, почти сорокалетнему мужику, хотелось по-дурацки скакать и прыгать, куда-то бежать, делать что-то бессмысленное и сумасшедшее...
Шаги по коридору, скрип двери, он замер у открытого окна, теплое дыхание над плечом, руки Бена вокруг его живота и низкий, хриплый голос у уха:
— Мне хотелось сделать это снова с того момента, как нам пришлось покинуть внутренний двор ресторана... Я еле терпел в машине, ты, мировой секс-символ!
Слабость в коленях, жар в пояснице, стремительно становящиеся тесными и неудобными джинсы у обоих, сумасшедшие глаза Бенедикта и томный вздох Джуда — и нарастающее напряжение, и уже невозможно повернуть назад, да и нет никакого желания поворачивать, зачем?
Бен провел языком по его шее, медленно, с какими-то короткими полувздохами-полувсхлипами. Джуд наконец-то позволил себе поцеловать его так, как уже давно хотел — почти кусая, втягивая себе в рот его нижнюю губу и язык. Он запустил обе руки Бену под майку, живот — твердый и гладкий — вздрогнул от прикосновения его рук. Звякали металлические пряжки на ремнях, оба издавали невнятные хрипящие возгласы, стон Бена в ушах Джуда был как какое-то дьявольское возбуждающее средство, хотя куда уж дальше, разве это возможно?
Они стянули свои майки, движения становились все более нетерпеливыми и лихорадочными, Бен (куда только подевалось его смущение и стеснение?) справился с болтами на джинсах Джуда и потянул их вниз, другой рукой высвобождая его член, нечаянными касаниями заставляя и шипеть, и охать, и морщиться от наслаждения. Еще через пару минут бестолковой возни они оказались, наконец, в постели, оба голые, с жадным любопытством рассматривающие друг друга. Каждый из них видел перед собой прекрасное, совершенное тело, лицо, перекошенное страстью, их стоны сливались, ни один из них не мог больше ждать. Сказались все эти долгие недели почти наедине на сцене, бесконечные репетиции, ставший почти родным запах другого. С самой первой минуты знакомства все шло к этому, их тела знали лучше хозяев, что им нужно, феромоны беспрепятственно путешествовали от одного к другому, исподволь притягивая все ближе.
Джуд взял в руку член Бена, одновременно углубляя поцелуй. В ответ — судорожный вздох, и бедра навстречу его руке, и пальцы на ягодицах, уже не холодные, настойчиво скользнувшие глубже. Джуд вскрикнул и напрягся, он никак не ожидал такой уверенности, Бен вел себя, на самом деле, как опытный любовник, властно и совершенно не стесняясь. Но упускать инициативу тоже не хотелось, поэтому Джуд мягко отстранился и сполз ниже, прошептав:
— Хочу узнать твой вкус, не сдерживайся, — и провел кончиком языка по всей длине члена, дразняще задержался на уздечке и, только дождавшись нетерпеливого движения навстречу, взял его в рот целиком.
Бенедикт ерзал под ним, издавал такие хрипы, от которых Джуду казалось, что его собственный член сейчас лопнет, пересохшими губами просил, когда Джуд замедлял темп и почти выпускал его изо рта: «Ну перестань, быстрее, ну пожалуйста, быстрее! Не смей отстраняться, возьми меня снова! Глубже! Пожалуйста, еще раз... проведи языком по головке, боже!.. Возьми меня еще крепче!» и, выгибаясь дугой, кончил Джуду в рот с вырвавшимся сквозь плотно сжатые зубы воем. И тут же потребовал, чтобы Джуд его поцеловал. Поцелуй со вкусом спермы Бена стал для Джуда последней каплей, судорога оргазма заставила его упасть на Бена, и его собственная сперма забрызгала Бенедикту всю грудь. Не было сил открыть глаза, не то чтобы шевельнуться. Несколько минут полностью обездвиженные, с трудом переводя дыхание, они лежали рядом, очень медленно возвращаясь в реальность. Ветер с моря пробирался через распахнутое окно и развевающиеся занавески и смешивался с витающим в комнате запахом долгожданного и наконец-то случившегося секса в волнующую смесь.
Бен провел рукой по испачканному животу и неторопливо облизал пальцы по очереди, глядя Джуду прямо в глаза. Было ясно, что на этом никто из них не остановится.

Позже выяснилось, что туман в головах на почве секса не прошел, и улучшения не предвидится. Обнаружилось это в тот момент, когда Бенедикт и Джуд сидели в пустом ресторанчике, и Бен, выясняя у официантки что-то по поводу меню, в задумчивости постучал пальцем по губам. Джуд понял, что теперь этот жест в исполнении Бена будет вызывать у него одну-единственную ассоциацию, сопровождающуюся определенной реакцией, к сожалению, не подходящей для людных мест. По прищуренным глазам Бена было видно, что для него это тоже не секрет. Официантка удалилась, и Бен улыбнулся медленной и обольстительной улыбкой. Джуд откинулся на спинку стула и сказал, широко улыбаясь в ответ и чуть ли не воркуя:
— Развратная сволочь!
— Извращенец, — услышал он издевательский смешок.
— От извращенца слышу.
— Я старался.
— Я это заметил. Как аппетит? Не пострадал?
— Мне казалось, тебе досталась порция побольше.
Джуд вздохнул. Удар достиг цели. Последствия не заставили себя ждать. Джуд поерзал в своем кресле и, небрежно кроша булочку, спросил:
— Надеюсь, тебе было вкусно?
Теперь настала очередь Бенедикта ерзать в кресле и ковырять вилкой в пустой тарелке.
Явилась официантка с блюдом устриц.
Джуд, уставясь прямо на своего собеседника, не глядя поднес одну к губам и приоткрыл рот. Отсутствие людей в зале позволяло им играть в свои игры не стесняясь, однако Бен сомневался, что Джуда бы остановил и переполненный ресторан. Под длинными девичьими ресницами полыхал такой огонь, что кожа Бена покрылась мурашками.
Обед прошел скомкано и быстро, что именно оказалось в желудках, не мог потом вспомнить ни один из них. Силы воли хватило только на то, чтобы не бежать к гостинице вприпрыжку.
Захлопывая за собой дверь в комнату (для разнообразия в этот раз они оказались в номере Бена), Джуд, дергая рукава куртки, вынужден был признаться с неожиданным смущением:
— Боже мой, я веду себя, как семнадцатилетний мальчишка!
— Мы ведем себя как семнадцатилетние мальчишки, — поправил его Бенедикт.
— Это сумасшествие какое-то, ну в самом деле! — пробормотал Джуд, плюхаясь на кровать, на него снова волнами накатывало болезненное возбуждение при виде раздевающегося Бенедикта, его длинных ног, тонкой талии, перекатывающихся под кожей узких и крепких мышц спортивного тренированного тела.
Бен повернулся, увидел, как Джуд снимает джинсы, лежа на кровати, приподняв бедра и внимательно глядя на него, и в этот момент его осенило, что вот так случайно, неожиданно, ни на что не надеясь и не задумываясь, он нашел второго себя, почти идентичного, может быть, совершеннее и лучше. Будешь только моим, внезапно полыхнуло у него в мозгу. Уже почти теряя контроль, он лег рядом, стараясь притянуть Джуда как можно ближе, стать с ним одним существом, и тут Джуд прошептал, касаясь своими губами его:
— Ну, будь же собой, настоящим, таким, каким ты бываешь на сцене... Хочу тебя бешеного...
И этот шепот, замшевый, утягивающий в безумие, окончательно сорвал все барьеры Бенедикта, правда, их почти и не осталось, наружу рвался неподвластный ему зверь.
Джуд кусал Бена за шею и настойчиво прижимался своими бедрами к его, ничуть не облегчая положения.
— Да я тебя просто трахну сейчас без всяких церемоний, ты это понимаешь? — бесцветным голосом сказал Бен, пытаясь хотя бы припомнить, в каком именно кармане рюкзака лежит предусмотрительно прихваченная им в поездку смазка.
Джуд вывернулся из его рук, на щеках горело по пятну, повернулся на живот, в тишине комнаты раздался его насмешливый голос, чуть растягивающий гласные, приглушенный подушкой:
— Ну давай, что ж ты ждешь? Я в твоем распоряжении. Весь...
Сдерживаться было очень трудно, и еще какое-то время ушло на то, чтобы разворошить рюкзак, и идиотский флакон, конечно же, оказался в самом последнем кармане, а все это время длинные пальцы и требовательные губы касались тела Бена тут и там, доводя до исступления, совершенно не давая соображать, умело держа на грани. Наконец, все было найдено, и уже совсем не нежно он перевернул не сопротивляющегося Джуда к себе спиной и левой рукой подтянул его ближе, одновременно действуя правой, перемазанной в смазке, помогая ему и себе перед проникновением. А потом оставалось только изо всех сил терпеть, медленно двигаясь, крепко сжимая узкие бедра, слушая сводящие с ума стоны, глядя на блестящую от пота спину, и терпеть еще, когда Джуд стал сам прижиматься все ближе, все резче, и дотянуться до его члена, одним этим прикосновением доведя его до оргазма, и кончить самому, бурно, не выдержав сокращений мышц любовника вокруг собственного члена...

продолжение следует.

@темы: Шерлок Холмс, перепост

---

:D

Познакомился я, значит, с одним Майкрофтом Сидим и обсуждаем, в какую вселенную хотели бы перенести Майкрофта.
- ...а вообще можно фэнтезийное что-то. Вроде ВК, но с другим Властелином)))
- О, Майкрофт и его Зонт Всевластия ;DDD

@темы: ХD, Люди

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

09.03.2012 в 02:06

Пишет  *~*Elyr*~*:

Посвещается Феде х)
Довольно быстрая и не аккуратная почеркушка. В частности потому что у меня под рукой не оказалось черной ручки, и было только две достаточно крупных кисти и чернила >< Вообщем рисовка - не айс.
Но продолжает начатую недавно серию %) - речь про это

*по клику на картинку - комикс*

@темы: ХD, <3, Реннар

---

Пишет  Автор кинка:

08.03.2012 в 22:58

1584

У Лави на лице выражение вселенской тоски. Точнее, Канде так кажется. На самом деле, лицо Лави ничего не выражает.
Он вообще очень изменился после плена у Ноев.
Лави теперь по большей части молчит, а к Канде обращается исключительно по второму имени, словно внял-таки всем требованиям и угрозам. Только Канду это почему-то не радует. Причём, совершенно.
Эмоций - ноль, ни улыбки, ни тупой раздражающей шутки.
Канда скучает по этому, скучает по прежнему Лави. Вечером он заходит к нему. Лави сидит на кровати, уставившись в окно. Он не смотрит в сторону вошедшего.
- Эй, - зовёт его Канда нарочито-равнодушным тоном. - Что с тобой?
- Всё чудесно, - отзывается он, на секунду кинув на него заинтересованный взгляд, и вновь таращится в окно. Канда видит, как маленький красный кончик языка торопливо пробегает по верхней губе Лави.
Он злится, подходит и кладёт руку ему на плечо.
- Ты изменился.
- Серьёзно? - вдруг вскидывается Книжник, стряхивая его руку. - Да не важно, - он встаёт. - Я спать собирался. И ты иди.
Канду берёт злость, и он толкает его на кровать, чересчур сильно - Лави ударяется затылком о витую спинку и бросается ругательством. Канда нависает над ним.
- Какого чёрта? Какого чёрта, Лави? - хочется крикнуть ему в лицо, но Канда молчит, только его губы изгибаются в каком-то болезненном оскале.
Лави упирается ладонями в его плечи, пытаясь оттолкнуть, отворачивается от колкого взгляда экзорциста. Только Канда всё равно замечает. Он ловит его за подбородок и поворачивает лицо Лави к себе, чтобы убедиться: в его глазах читается желание. Он разгорячён, его заводит жестокость. Что же такого с ним сделали Нои, раз он стал таким?
Канда больно сжимает его подбородок - Лави морщится.
- Тебе ведь это нравится? - шипит экзорцист, почти прижавшись лбом к его лбу.
Лави ударяет его по руке, вырываясь. Хрипло бросает:
- Пусти.
Канда приподнимается, резко придавливает его за плечи к кровати. Лави смотрит на него, широко раскрыв глаза, ожидает удара. Жаждет удара. Жаждет боли. И Канда бьёт его - широко, наотмашь, так, что он, дёрнувшись, отворачивается на бок, и ему нужно время перевести дух. Канда не видит его лица, занавешенного волосами, когда он вытирает кровь с разбитой губы.
- Это тебе тоже нравится?
Лави переводит взгляд на него. Затравленный - не то слово. Скорее вызывающий, требовательный.
Канда злится так, что пазухи его носа трепещут, как крылья пойманного мотылька. А Лави всё смотрит на него, не отворачиваясь. Этот взгляд совсем не похож на его прежний. В какой-то момент Канда чувствует безысходность: Лави совсем не такой, как раньше. Чужой. Испорченный. Канде хочется встать и уйти, оставив его со своим мазохизмом в покое. Его научили иному отношению к боли, приучили к ней.
А Канде, пусть он не раз грозился свернуть ему шею, совершенно не по душе причинять ему вред.
- Выдохся? - вдруг усмехается Лави, так едко, что ярость возвращается вновь. - Больше говоришь, чем делаешь. Как на тебя не похоже, - он разливается колючим смехом, который - как тысяча острейших игл.
Канда зажимает ему рот ладонью, наваливается на него всем весом, словно пытаясь удушить.
- А тебе ещё хочется? - он перемещает ладонь с его рта на открытую шею, нажимает.
Лави напрягается - Канда с особой остротой чувствует, как каменеют мышцы под его кожей - закрывает глаза и судорожно выдыхает, запрокинув голову.
Словно провоцирует, чуть подаётся бёдрами ему навстречу.
Вторая рука Канды спускается ниже, оттягивает пояс его брюк, касается гладкой кожи ягодиц.
Канда хочет его. Хочет вместе с его мазохизмом и испорченностью.
Он тянется его поцеловать, прижаться губами к щеке и вдохнуть запах волос, зарывшись в них всей пятерней.
Но Лави отталкивает его, упершись ладонью в его подбородок.
Канду это бесит. Он заламывает ему руку и переворачивает на живот. Хочет принуждения и грубости - получит по полной.
Он тянется к его ширинке и чувствует, как Лави возбуждён. Канда сдирает штаны с его бёдер, вытряхивает Книжника из белья. Полуголый, Лави пытается от него отползти, но Канда хватает его за бока и ставит на четвереньки, тесно прижимаясь грудью к его спине, до синяков стискивает его плечо. В его штанах уже давно тесно, он расстёгивает ремень и высвобождает свой член, трётся им между ягодиц Лави. Свободной рукой он надавливает на его сфинктер, ведёт вдоль промежности, задевая яички. Лави словно бы и пытается вырваться, но в то же время соблазнительно приподнимает зад и прогибается в спине.
Канда отпускает его плечо, ведёт пальцами вдоль линии его рта, вдоль тонкой, чуть обветренной кожи, надавливает, приоткрывая губы, чувствует крепкие ровные зубы, плотно сжатые.
- Открой рот, - требует он.
Лави вместо этого пытается его укусить, за что Канда с силой бьёт его по заднице. Лави шипит что-то, но Канда проталкивает ему в рот несколько пальцев, надавливает на язык, глубже, рискуя вызвать рвотный рефлекс. Другой рукой он крепко сжимает его бедро, как будто хочет расплющить. Там ярко отпечатываются следы его пальцев.
Канда готов кончить уже от того, что головка его члена трётся об анус Лави. Сам Лави мычит и ёрзает, возбуждая его ещё больше. Канда пытается подумать о чём-то отвлечённом, чтобы всё не закончилось слишком быстро. Однако его мысли неукоснительно возвращаются к условно неподатливому телу, к которому он сейчас прижимается.
Он смазывает член его слюной и, наконец, входит.
Проникновение оказывается вполовину не таким, как Канда ожидает. Видимо, он не первый, кто берёт Лави в задницу. В любом случае, думать об этом сейчас у него нет никакого желания.
Канда стискивает его таз и тянет на себя, проникая глубже, чувствует, как Лави сжимается вокруг его члена. От этой тесноты ему становится очень хорошо.
Лави всхлипывает. Канде приятно это слышать. Он толкается в него сильнее, мнёт его кожу стальными пальцами. Упирается рукой в основание шеи, нагибая его и заставляя уткнуться лбом в подушку. Лави цепляется за спинку кровати, пытается оттолкнуть Канду, но экзорцист сжимает его запястье и заводит его руку за спину, не сбиваясь с ритма.
Канда не пытается осторожничать, поэтому Лави больно, но ему этого только и надо. Канда слышит его хриплые крики, заглушенные подушкой, он жалеет, что не видит его лица. Он думает, на нём расплывается блаженство - Лави же получил, что хотел. Книжник прижимается грудью к кровати, выгибаясь дугой.
Канда отпускает его и, обхватив его бёдра, шире разводит ему ноги, чуть ли не вжимает в кровать. Лави стонет - Канда делает это слишком резко - и опирается на локти. Его член трётся о шершавое покрывало при каждой фрикции Канды. Экзорцист кусает его за плечо сквозь ткань рубашки, прямо в то место, где уже расплылся синяк от его пальцев. Он уже мало что понимает, странные предпочтения Лави отходят на второй план.
Канда лижет его шею, перехватывает его поперёк груди, прижимая к себе, шепчет какой-то нечленораздельный бред ему на ухо и вколачивает его в матрас рваными толчками. Лави уже не кричит, только шумно дышит, словно выдирая воздух из лёгких. Он не выдерживает первым: ощущение плотно прижатого к нему сзади тела, запах Канды, безудержное наслаждение, смешанное с болью - он теряет голову. Лави выплёскивается на покрывало, и словно из параллельной вселенной наблюдает как Канда ещё несколько раз всаживает ему член в зад, и как его накрывает оргазм.
Лави чувствует сонливость и терпкую ломоту в теле. Канда всю тяжесть своего веса переносит на него, положив руки по обе стороны от него. Лави поворачивает к нему голову и видит, что его глаза закрыты, а лицо расслабленное и удовлетворённое.
Переведя дух, он пытается выскользнуть из-под его тела, однако Канда обнимает его и поворачивает лицом к себе, устраивается между его ног. Он так и не раздевался, да и на Лави всё ещё рубашка и куртка. Канда неторопливо снимает с него оставшуюся одежду.
Лави коробит его взгляд: собственнический и какой-то... сочувствующий?
Канда стаскивает с себя безрукавку через голову и вновь ложится на Лави, согревая его своим разгорячённым после секса телом.
- Как тебе, Лави? - насмешливо спрашивает он. В его голосе явно слышится хрипотца.
Канда обхватывает его лицо руками и прижимается губами к его губам. Лави отворачивается и бормочет:
- Не надо...
Канда невесомо ведёт губами по открывшейся щеке, осторожно касается языком ушной раковины. Лави морщится, хочет отстраниться, но Канда перехватывает его запястья и прижимает их к кровати.
- Посмотри на меня, Лави, - мягко, но требовательно говорит он.
Лави ловит его взгляд - тёплый, манящий - и ему кажется, что в зрачок вставили острый металлический стержень, начинающий плавится от жары.
Канда рисует ладонями линии от его ключиц до бёдер и обратно, нежно обхватывает шею с обеих сторон, перебирает пальцами его волосы, лаская кожу головы, задевает кончиком носа его щёку.
- Не надо, - просит Лави.
Ему кажется, что в него только что выстрелили из двухсот луков, и каждая стрела пронзила его тело, а Канда расслабленной ладонью водит по их оперению, как по воде.
Канда целует его вдоль брови, ведёт ладонями вдоль скул, припадает ниже - его поцелуи стекают по подбородку, обводят выступающий кадык. Канда касается открытой ладони Лави, чертит на ней линию судьбы...
Фортиссимо. Кожу будто сдирают, обнажая блестящие красные мышцы.
Он переплетает их пальцы.
И сыпят соль. Втирают глубоко в волокна, чтобы нервные окончания зашлись в истерике, а с губ сорвался слабый стон.
- Не надо, Юу.
Принудительные нежности.
Всё дело в том, что Канде не хочется делать ему больно. Ему действительно нравится быть с ним нежным, целовать его, гладить его кожу, чувствовать его запах и двигаться с ним в едином ритме.
Вот только Лави нежность не нужна. Его она не спасёт, только сделает больнее.
Не так, как ему нужно.
Ему кажется - его распяли.
Ему кажется - его живот распороли и вытащили оттуда кишки, намотав ему их на шею.
Ему кажется...
- Теперь тебе больно, Лави? - Канда смотрит на него, чувствует это за них двоих.
Лави прижимает ладони к его щекам. Ему хочется кричать. Он улыбается:
- Очень.

URL комментария

@темы: <3, перепост

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Заново, вторая глава. "Прочь с моего пути!".

Вот почему-то люди не верят, что если человек пишет "лучше читается под такую-то песню", то это действительно так.
Хорошо, что вспомнила, что надо выложить.
Bryan Adams - Get off my way

Глава 2. Прочь с моего пути!

Я вернулся.
Я свободен и жив.

Год спустя

Примерно в одиннадцать часов утра солнечный свет едва-едва сумел проскользнуть сквозь тяжелые темно-бардовые шторы на больших окнах. Один из лучиков коснулся мягких, красивых черт лица рыжеволосого парня, который, раскинув руки, тихо спал. Черное скомканное одеяло почти не скрывало его наготу, открывая возможному тайному зрителю вид на тело юноши, который одной рукой обнимал обладателя длинных черных волос, рассыпанных по подушке, широкой спине и плечам его.
Во сне Канда был необычайно спокойным, почти умиротворенным. Почти – потому что это все-таки Канда.
Ночь выдалась изнурительной, и парни спали долго.
Первым проснулся Дик. Открыл глаза резко, будто бы и не спал, а только дремал или и вовсе притворялся. С самого пробуждения взгляд рыжеволосого уже был затаенно – внимательным, несмотря на ленивый прищур, неловкие после сна движения и даже нелепые скачки, которыми Дик удалился в ванную – пока Канда спит.
После душа на дневном порядке была кухня, и зеленоглазый, выходя из ванной и направляясь в коридор, услышал спокойное:
- Лови, - и поймал брошенное уже совершенно проснувшимся Юу полотенце, благодарно хмыкнув и принявшись вытирать свои волосы. Укутавшись в халат, Дик довольно протянул:
- Мы набираем обороты, ага? – хохотнул он, пройдя в коридоре мимо сброшенных в углу коробок с вещами Лави, которые они так и не нашлись куда выбросить. Поверх одного из ящиков были старые фотоальбомы младшего из рыжиков, запыленные и потрепанные. Отдельно из одного альбома выглядывала фотография, где Лави было лет пять-шесть, не больше. Тогда он катался на велосипеде Дик-то помнил) и… докатался: зуб выбит, губа разбитая, локти и коленки в ссадинах да синяках, а он все улыбается, широко-широко, счастливо обнимая тот самый злосчастный велосипед и жмуря свои большущие глаза с длинными-длинными, почти как девушки, ресницами. Дик поджал губы и отвел взгляд, быстро пройдя на кухню.
Они не виделись год, и, если бы не предупреждения Панды – дедушки, от которого они давно уже съехали – он бы решил, что его младший братец помер. Он ни разу не встречал его нигде, о работе никакой не слыхал, в кругу их общих друзей Лави не появлялся – словом, испарился, сгинул.
На его вопрос Канда ответил не сразу – брюнет, перекинув длинные волосы через плечо и одев брюки и футболку, сел за стол, опираясь о него локтями, сцепил пальцы в замок и медленно проговорил.
- Если не предвидится достойной конкуренции, «Большая проблема» действительно будет известна как равная не только молодежным, но и более…солидным группам, - спокойно кивнул он, смотря, как рыжеволосый улыбается, довольный, и включает телевизор, висящий над холодильником. Судя по всему, там были новости, но Дик слушал все невнимательно – ему опять польстили, а тешить свое самолюбие обожает каждый, как бы он ни пытался убедить своих товарищей в противоположном. Парень уже сотню раз слышал, что их ждет удача – почему бы не порадоваться этому в полной мере? Не обращая никакого внимания на дребезжание старенького телика и четкий голос диктора, он достал из холодильника йогурт, поставил на плиту чайник и зажмурил глаза.
- Хорошо бы отпраздновать это на днях, мы давно не собирались с ребятами, - усмехнулся Дик и принялся расхаживать по комнате, активно жестикулируя и не забывая изредка делать свой скромный перекус. – Как считаешь, может, стоит снять какое-то помещение на ночь и устроить вечеринку? Да. Я знаю, было бы неплохо, - кивнул он, не слушая Канду, который, впрочем, тоже молчал и флегматично делал себе кофе. – Мне тут Уолкер говорил о каком-то конкурсе, происходящем где-то в Штатах – если мы считаем себя перспективной группой, нам следует там заявиться, - озабоченно сказал рыжеволосый, растрепывая свои волосы. Где-то над ухом телевизор рассказывал нечто вроде «Сегодня мы представим вам новый хит группы «Бака Усаги», которая, несмотря на собственную новизну, уже не раз заявляла о себе в более узком кругу», и, услышав подобное, Дик, с утра крайне эмоциональный, засмеялся. Он повернулся к «каменнолицему» Канде, не глядя на экран, прислушался к чудному, приятному голосу, резкой, ритмичной музыке, и протянул насмешливо:
- Ты гляди-ка, название такое знакомое, а? Лави напомина… - но тут он вынужден был прервать свой треп, потому как выражение лица Канды, который все не отводил взгляда от экрана, явно подталкивало к действию «заткнуться». Дик мигом закрыл рот, круто развернулся на пятках, поднял глаза на телевизор и… так и застыл.
Лави казался взрослее и красивее, а голос его – это заметили негласно оба парня – стал мощнее. Черты лица юноши были все теми же, он почти не изменился, разве что стал покрепче, внешне более спортивного телосложения, да и сам стиль – сценические образы, которые сменялись один за другим, явственно свидетельствовал об изменении в статусе и отношении к шоу-бизнесу. Но больше всего изменился взгляд – глаза Лави горели, они излучали уверенность в себе, в своих силах, а самое главное – ярое желание смести все со своего пути.
Это не были глаза доброго человека.
И все же пел он превосходно.
«Решил, можешь со мной сразиться?
Да ты рехнулся.
Пришло мне время за себя биться,
И я проснулся.

Но если ты же все ж рискнешь,
Знай же, прежде чем пойдешь…


Прочь с моего пути!
Добро пожаловать в мою игру,
Прочь с моего пути!
Освобождение себе несу.
Пошел - ка вон с дороги,
Бессилие и слабость всем вокруг смешны.

Прочь с моего пути!
Иль пожалуйте в мою игру.
Не сумеете выход и жалость найти,
Задев гордость мою. »

Лави на фотографии, казалось, улыбался особенно широко.
***
- И-и-и-и… снято! – радостно послышался где-то над ухом голос, и рыжеволосый мигом отскочил в сторону, будто чувствуя, что сейчас ему не поздоровится, благо интуиция у парня была превосходной. И в самом деле – очаровательнейшая, но безумно неловкая девушка с прелестным именем Миранда толкнула огромное железное сооружение. Часть декораций тут же обвалилась, едва не придавив собой рыжеволосого, который тяжело дышал, сжимая в руке микрофон. Большая съемочная площадка была залита светом, и Лави отстраненно подумал, что глаза ноют уже просто невыносимо. Все вокруг суетились, а растрепанный, уставший, но безумно счастливый рыжик просто стоял и смотрел на фигуру, сидящую в задних рядах. Абсолютно все вокруг смылось в одно-единственное пятно, но зеленоглазый четко видел довольную, уже привычно ехидную улыбку мужчины, который сидел абсолютно недвижимо. Тики, казалось, всегда был всем доволен – рыжеволосый не видел ни разу, чтобы Микк на кого-либо орал, и это, пожалуй, подкупало всех работающих на португальца. Довольный, уверенный в себе, он казался просто идеалом успешного человека.
Нечестно было бы не упомянуть о Микке, учитывая, что именно благодаря ему Лави появился на экране. Следует рассказать о том, что и как происходило с рыжеволосым во время последнего года с точки зрения Тики. Потому что именно этому человеку следовало бы отдать больше половины лавров в честь проделанного пути.
Увидев на пороге своего дома человека разбитого и глядевшего на него тоскливыми глазами раненной собаки, Тики понял, что он умудрится сделать рыжему прекрасную пиар-кампанию, сумеет нанять самых лучших учителей, тренеров, стилистов, обучит его манере вести себя и все это проделать сумеет не больше чем за месяц, при большом желании, но вот на моральное восстановление нужно гораздо больше времени. И Микк пошел на это, даже осознавая, что ему придется делать то, что он делать себе не позволял никогда в отношении ни с одним из своих клиентов – идти на психологическое сближение. Тики был склонен разделять работу и личную жизнь, более того – это было одним из самих главных правил этого светского человека. Но, с другой стороны, он сам этого хотел, подумал Тики, когда он тогда сидел и готовил для Лави еду, пока это недоразумение вытирало волосы после душа, а потом уставилось на одолженные розовые тапки в глубоком замешательстве.
Дальнейшее сотрудничество было крайне сложным – Лави не шел на контакт. Контракт-то он подписал, да только замкнулся в себе и шарахался каждого незнакомого и даже знакомого человека. А заставить нельзя было – основой успеха рыжеволосого должна была быть именно уверенность в себе и как козырь умение подстраиваться под любой образ, будь то образ бога или нищего, отпетого мошенника или наоборот – ангела и невинного ребенка, который чудом пробился в шоубиз. Рыжеволосый упорно искал проблемы в голосе, постановке, умениях, но психологический фактор отвергал или… скрывал. Рядом с Лави курить приходилось больше. Вот что такое любовь к несчастливо влюбленному – гадкий привкус во рту, надымленная голова и куча всего остального. У Тики руки дрожали, когда рыжий идиот облизывал губы, вздрагивал неловко, обнимал его искренне, жмурился и хлопал длинными дурацкими ресницами – не о планах да уроках хотелось говорить, а совсем о другом. Хотелось задушить наглеца, потому что порой Микку казалось, что тот издевается нарочно.
Прошло полтора месяца после того, как Лави пришел к нему и поселился рядом с ним. Тики до сих пор помнил тот день и условия, на которых они сошлись.
Было холодно, Лави пришел к нему прямо с улицы – он прогуливался, если судить по мокрой одежде и волосам. Он дрожит, ежится, но не жалуется – извиняется вполголоса, что помешал, а Тики молча наблюдает за ним, какой-то миг ничего не говоря. После он идет на кухню, перед этим укутав мальчишку в теплый халат, а сам звенит там чашками, ставит чайник, спокойно говорит, будто они и не прерывали разговор:
- Я живу один, так что ты не помешал, - отвечает он с привычной ленцой, но не из-за равнодушия – на рыжего сейчас глядеть – невозможно остаться равнодушным. Тики отвечает в привычной манере, чтобы не спугнуть Лави. И это было вполне закономерно. – Тебе сколько сахара в чай? – будничным тоном спрашивает он, бросая в свою одну ложечку. И краем глаза, обернувшись, замечает, как волосы, слегка волнистые после дождя, рыжий убирает за ухо, и становится виден его профиль – тонкий, острый, красивый, он врезается в память Микка на всю жизнь. Парень едва заметно разомкнул губы и ответил с легкой улыбкой.
- Две ложки, если не сложно, - и обнимает себя за плечи. Тики кивает, с видом заправского хозяина раскладывает на тарелке печенье и горячие бутерброды, и слышит более четкое, с хорошо слышным отголоском надежды в голосе. – Помогите мне, пожалуйста. Я без дела не могу, - осторожно начинает Лави, и португалец мысленно хохочет, а сам тянется к зажигалке. Этот мальчишка пытается прощупать почву и сказать как можно мягче? Да даже идиот бы понял, чем является стремление зеленоглазого на самом деле.
Не просто петь. А действовать. Восстанавливаться.
Но так же Тики знал, что это желание изменится.
- Я ничего не делаю просто так, - спокойно говорит он, затягиваясь и наблюдая за тем, как вздрагивают тощие плечи мальчишки. Он наверняка и не ел долго, мысленно отмечает Тики, но тарелку с едой ставит на столик в гостиной, обходя застывшего на диване парня. Лави поднимает на него глаза и Тики вместо страха видит там понимание – судорожное, затравленное, обиженное на весь мир, но все же понимание. Лави поднимается на пошатывающихся ногах – Микку подсознательно хочется его подхватить, чтобы не упал – и разворачивается к нему окончательно, подходит, пряча руки в карманы халата. Мелковатый для него, но красивый. А из-за худобы одни глаза остались, но зато какие! А когда его пухлые губы приоткрываются опять, а сам он тихо спрашивает «Чего ты хочешь?», лгать брюнету совершенно не хочется. Он протягивает руку, скользит ею под халат мальчишки, касаясь прохладной, только чуть согревшейся кожи своими горячими пальцами, видит, как у того темнеет перед глазами, и выдыхает, опасаясь, как бы это чудо не хлопнулось в обморок прежде чем он успеет выдвинуть свои условия.
- По-моему, это самый провокационный вопрос всех времен, - хрипло выдыхает Микк на ухо рыжему, проводя тыльной стороной ладони по щеке. Он видит, как усилием воли Лави заставляет себя не сдвинуться с места, глядит на него в упор. Тики задумчиво отводит взгляд, легко коснувшись подушечкой большого пальца изгиба губ рыжего. – Подумать только, как все прекрасно складывается, - насмешливо тянет он, нарочно растягивая гласные.
Лави его боится. Если он не хочет повторения истории, только на несколько иной лад, ему лучше не пугать ребенка раньше времени и в педофилию по возможности не ударяться.
Тики отстраняется, смотрит на зеленоглазого чуть жестко, но тот на удивление спокоен – взгляд не отводит, но и вызывающе не выглядит. Микк выдыхает и отворачивается.
- Когда добьешься чего-то – поговорим на эту тему, - уже спокойно говорит он.
А потом приносит халат, тапки и поит теплым чаем, развлекая забавными беседами.
И – да – приручить его удалось. Путем долгих изощрений, но таки удалось. Это была маленькая победа Тики.

Сейчас Лави отошел к стайке журналистов, которые дожидались окончания записи песни и обступили его плотной толпой. Рыжеволосый улыбнулся слегка смущенно, прищурил глаза и на миг заслонился от какого-то вспыхнувшего фотоаппарата. Под общий шелест листков и гул голосов Лави остановился, когда понял, что для сохранения репутации не получится сбежать от назойливых журналистов. Когда Тики пришел, Лави уже не знал, куда ему подеваться – вопросы никак не хотели заканчиваться, а из-за врожденной доброты он не мог отогнать их от себя просто так.
- «Прочь с моего пути» - ваш самый новый сингл. Как считаете, какую оценку он заслужит среди зрителей? – поинтересовалась живая блондиночка, рассматривая Лави. Тот улыбнулся спокойно – так, как Тики учил – и ответил бодро:
- Судить не мне, я – исполнитель, но понравится ли этот трек другим – неизвестно. Это как в рулетке, знаете, - засмеялся парень, не обращая внимания на щелкающие звуки камер. Тем временем ему задали еще множество вопросов, общий смысл которых мы используем и поясним на нескольких примерах, дабы не утомлять читателя:
- О чем, как вы думаете, будет главная тематика ваших песен? Вы, как новая и творческая личность, заинтересовали широкие круги общественности.
- Я всегда интересовался многими вещами, общее определение которым дать не могу. Поэтому и строго одного направления как такового у меня нету, - вежливо улыбнулся рыжик.
- Вы больше года не появлялись на большой сцене – это как-то связано с вашим уходом из «Двойной проблемы»?
- Ничуть. Я решил, что мне пора усовершенствоваться, - совершенно не дрогнувшим голосом ответил рыжеволосый и невозмутимо изогнул бровь, услышав следующий вопрос.
- Из-за чего вы ушли из группы?
- У нас с братом разные подходы к музыке, - холодно улыбнулся Лави и чуть добавил, несколько иронично, но так, что никто не понял – только Тики, стоящий неподалеку. – Хотя вкусы одинаковые.
- Собираетесь ли вы продолжать свою творческую деятельность?
- Конечно! – кивнул зеленоглазый. – Эта песня, считайте, стала моим «дебютом», который засвидетельствовал начало новой карьеры.
- С вашей внешностью вам, вероятно, не раз задавали такой вопрос, - подпрыгнул какой-то милый блондинчик, краснея и поправляя очки, внимательно смотря на Лави. – Как у вас на личном фронте?
Рыжий на мир растерялся, быстро хлопнул длинными ресницами, чем вызвал умиленный вздох у нескольких репортеров, а потом вознамерился было ответить, но из ниоткуда появился Микк, обнимая своего подопечного за шею и нарочито ласково улыбаясь.
- Есть одна барышня, к которой он неровно дышит, но вам об этом знать еще рановато, - и, щелкнув пальцами с каким-то полубрезгливым видом, Тики дал ясно понять всем вокруг, что сеанс «выуди из несчастного побольше информации» можно считать законченным. Во всяком случае, на сегодня.
Мужчина схватил Лави под локоть, даже не проталкиваясь сквозь мигом расступившуюся толпу и, взяв с кресла шарф рыжего, вручил того ему, ничего не говоря и окидывая все лениво-хозяйским взглядом. Уже утром или даже поздно вечером клип будут транслировать по самым известным каналам, и – в отличии от Лави Тики был уверен – мигом прогремит на всю Японию. Только по дороге домой португалец все-таки обозвался, чуть щуря глаза.
- Ну как, доволен результатом?
Лави смущенно выдохнул и благодарно улыбнулся.
- Очень! Я подумать не мог, что все так получится! И ведь заслуга твоя! Спасибо тебе огромное, - радостно лепетал рыжеволосый, кое-как намотав шарф на шею и выглянув в окно. Мир вокруг нынче казался особенно ярким и живописным. – Ты-то не сииильно скучал, а, старик? – деловито поинтересовался рыжий. Тики ухмыльнулся:
- Да уж, мои заслуги тут неоспоримы… - и, увидев, как передернуло Лави от самого тона его слов, засмеялся, поворачивая на их улицу. – Но твой вклад гораздо более важный, так что расслабься. А старик не скучал – старик наблюдал и готовился подмечать минусы, готовься получить и трепку за полученное, - пошло протянул он, а еще спустя миг оба расхохотались. Между ними было огромнейшее напряжение, особенно в последние пару дней, пока они работали над заключительными элементами к песне и клипу – и теперь это бремя соскальзывало с их плеч и давало возможность спокойно дышать и общаться. И только сейчас рыжий понял, как же все-таки сильно он соскучился.
- Тикиии, а давай сегодня посидим дома, а? – с чисто дружеской миной предложил он, закинув руки за голову и лукаво улыбнувшись. – Опять обыграю тебя в карты.
Микк, который хотел было сьязвить поначалу, недовольно пробубнел:
- Да не обыгрывал ты меня! Я бы даже пьяным не сумел тебе проиграть! Ты просто нагло забрал мои деньги, воспользовавшись моей отключкой!
- Да-дааа, - улыбнулся рыжеволосый шире, озорно прищурился и, чуть подумав, быстро покосился наверх, на люк, который Тики берег на личный случай – когда в машине не было рыжего и он мог позволить себе втихаря выкурить сигарету-другую. На все другие случаи этот люк был табу. И это табу сейчас разыграло фантазию Лави. Он незаметно нажал на кнопку, оскалился, когда люк открылся и приподнялся. Тики, который до этого все еще вещал, что он не мог спиться до того, чтобы проиграть рыжему балбесу в карты, удивленно моргнул, на миг отвлекся от дороги.
- Ну, и я тебе говорю, балда, что… ты что творишь?!
А Лави уже хохотал, насколько позволяла ему скорость машины Тики и, сложив руки наподобие рупора, вопил нечто вроде «Тики Микк не умеет играть в карты-ы-ы-ы!». Ветер трепал ему волосы, отгонял все негативные мысли прочь, оставляя только легкость и удивительное спокойствие (даже несмотря на сложившуюся ситуацию).
- Слезай оттуда, идиот, я сейчас нарочно люк закрою и ты приклеишься к крыше навсегда! Или голову вместо антенны прикреплю! Залезай обратно! – возмущался он, старательно сдерживая смех и легкий испуг за своего взбалмошного товарища. Потом Микк додумался замедлить ход машины, дождаться, пока Лави наорется, а потом остановиться и от души треснуть по тощей заднице. Услышав тихое «ой, мужчина, не лапайте меня», чуть громче «Ой, застрял» и глупое хихиканье, он успокоился и уже в следующую секунду созерцал Лави на законном месте с милейшим видом. Если бы не взьерошенные волосы, Канда готов был поспорить, что тот никуда не поднимался. Он покосился на их дом, стоящий метрах в ста от них, завел машину опять и покатил туда, со смехом бросим рыжему:
- Кстати, насчет твоей личной жизни надо придумать что-то для журналистов – этим после отдыха и займемся.

***
- Что значит «Лави тоже участвует»?! – возмутился Дик, бросая трубку и решая, что, в сущности, жест-то глупый – телефон домашний жалко. К счастью, тот поместился на диване рядом с Кандой, который внимательно смотрел на какое-то интервью с Лави – довольным, растрепанным после записи, смешливым и отзывчивым. При словах о личной жизни Канда только тихо хмыкнул, ровно как и ответ Лави относительно ухода из группы. Дик знал, что это значит заинтересованность, а поэтому взбесился еще больше. – Представляешь, на тот концерт валит и Лави! – зарычал рыжий, устало падая на диван рядом с Кандой. Рука брюнета немедля переместилась на колено Дика, чуть сжала его, а сам Канда повернулся к нему, легко выдохнув на ухо и флегматично протянув.
- Но ты тоже должен идти. И сказать «нет» ты не имеешь права.
Дик зашипел, закусил губу и прижался к брюнету. Он запустил пальцы в его волосы, легко и быстро пересел к нему на колени, жадно и требовательно целуя, пытаясь согнать всю ярость в этом поцелуе. По-видимому, этого было недостаточно, потому что он почти болезненно вцепился в плечи азиата свободной рукой, а другой чуть сильнее сжал его волосы, за что Канда ощутимо укусил его за нижнюю губу. Это не был поцелуй любящих людей, но поцелуй личностей жадных, в поведении пошлых и требовательных. Оторвавшись друг от друга через какое-то время, они, тяжело дыша, внимательно смотрели друг в другу глаза. Дик облизнул прокушенную губу и фыркнул тихо.
- Я пойду.

@темы: D. Gray-man, Юу Канда, Лави, Фанфикшн

---

Вот это комбо!

Спасибо Вергу. Он, как всегда, вдохновляет цитатами О_о

Раунд ван.

Когда Лави и Аллен сидят за столом в столовке и жуют по шоколадке, врученные им в честь Дня Святого Валентина, рыжий выглядит отчего-то задумчивым. Аллен точно знал – его не бросили, его не отправляли на задание, да и день выдался на редкость приятным – снежный, светлый, действительно романтический. Рыжеволосый перед ним сидел со спущенной на шею банданой, уставившись на свои руки, перепачканные в шоколаде. Он вздохнул, облизнув один палец, а сам все еще рассматривал легкий отпечаток своих пальцев на потеплевшем шоколаде, и выдал:
- Жаль, что некому вручить Юу шоколад, - и на этой фразе, внешне невинной и завуалированной кучей интонация, Уолкер почуял неладное.
- Лави, ты же не… - начал было он, но мазохистская ухмылка кролика говорила красноречивей любых слов. И седовласый, смотря как радостно сияют глаза, решил, что, в общем-то ничего такого – пусть себе попробует.
И уже после понял, что это было зря.
Когда рыжий налетает на него и утыкается носом в плечо, ойкает и, увидев, кто перед ним, мигом прыгает наперед с воплем «С Днем Святого Валентина!», у Канды дергается глаз. Он еще способен держит себя в руках, но когда Лави протягивает ему коробку шоколадных конфет с той же глуповато-доброжелательной миной, на губах у Канды появляется довольная ухмылка. Аллен, наблюдающий за этим издалека, аж вздрогнул, но в выдержке ученику Книжника не было равных.
- С Днем Святого Валентина, говоришь? – протянул Канда, пока они шагали по коридору (Лави упорно не отставал) к лестнице. Ступив на первую ступеньку, Канда изогнул бровь. – И ты думаешь, что мне нужна эта хрень? Зачем?
- Чтобы породниться! – заулыбался рыжик, не уставая протягивать Канде чертов презент. Аллен мысленно с удивлением отметил, что у Лави нет чувства самосохранения. Канда же решил, что рыжий просто охуел.
- Правда? – едва не промурлыкал он, чуть приподнимаясь и рассматривая рыжего. В этот самый момент он резко выдергивает конфеты из хватки Лави, а рыжий от неожиданности теряет равновесие. Аллен отметил про себя, что Лави даже в самой хреновой ситуации не способен быть серьезным. Когда рыжий кубарем загремел по лестнице вниз, в процессе кувыркания он выкрикивал в своем типичном стиле разные фразы.
- Ебать, вот это комбо! – тут он ударился лбом о перила. – Ай, бля! Критикал дэмэдж!
В конце полета он приложился лбом о стену и притих. Канда демонстративно изящно спустился вниз и, остановившись над стонущим Книжником, постучал пальцами по коробке и хмыкнул:
- Ну как, породнились?
- Блять, фаталити, сука… - изрек Лави, шатаясь и кое-как отползая от стены, чтобы не столкнуться с ней чисто случайно еще раз. Канда окинул парня чуть повеселевшим взглядом и побрел дальше вниз. Аллен, который прибежал тут же, помог Лави подняться и решил было потащить того в медпункт, но тут Лави проявил весь свой альтруизм и способность нагло доставать (если не сказать более грубо). Он встал на ноги, глянул на Канду, на следующий лестничный пролет и тут же быстро сбежал вниз к Канде со словами «Раунд ту. Фаааайт!». После он схватил мечника за запястье, дернул на себя и легко поцеловал. Ну, что сказать…
Он выжил.
«Вот КАК он может быть назначен на должность Историка?!» - мысленно недоумевал Уолкер, прикидывая, о что Канда будет колотить зеленоглазого.

@темы: D. Gray-man, Юу Канда, Лави, Фанфикшн