Загадка добра: почему безусловно хорошие вещи случаются с безусловно плохими людьми (См. Бог)
Пишет Гость:
04.09.2011 в 17:45
717 слов.
В Петербурге всё как всегда: осень началась в августе.
Идёшь домой на Васильевский остров, и ветер пытается сорвать с тебя шляпу. Слева поливает дождём, справа проглядывает солнце - и памятник рекам всё такой же, как и в прошлом августе: не поймёшь, то ли он тебе улыбается, то ли он на тебя хмурится.
Петербург - он, в общем-то, всегда такой.
А шляпы, по-хорошему, перед Невой надо снимать. Особенно если вы идёте к себе домой на Васильевский остров. А то будет как у меня - зазеваешься, и шляпа уже летит в воду, меланхолично помахивая полями.
- Эй, добрый молодец! Твоё?
Нежная белая ручка полощет мою шляпу в накатывающих волнах. Несусь к каменным ступеням вниз.
- Моё, моё! Отдай, пожалуйста!
- Что, так сразу? А поговорить? А слово ласковое?
Под водой серебрится длинный хвост. Красавица положила локти на ступеньку, смотрит блестящими синими глазами. Подбрасывает бедную шляпу хвостом. Отпустит - поймает...
Уточняю - не знаю, зачем:
- Ты это... эта самая... полудевушка, полурыба?
Оскорбилась, плеснула водой в лицо, уже собралась уплыть, гордо махнув хвостом - но передумала отчего-то.
- Сам ты рыба!
И то верно, сглупил. Рыбы умные, они в Неве не живут.
- Да ладно тебе, - русалка хмурит тонкие, с прозеленью брови. - Это ж не Москва-река. И то, наши даже в Москве-реке живут. Правда, всё на глубине больше, наверх выплывают редко...
- А здесь - часто?
Заливисто смеётся.
- Ну ты сравнил! Здесь дожди чаще, дышать наверху легче. И эта... та самая... - Русалка делает умное лицо, прищёлкивая тонкими бледными пальцами - передразнивает, зараза. - Аудиенция... аудотория благодарнее!
Под мостом, разгоняя белую пену, ревёт катер. Русалка кидает мне шляпу и шустро ныряет в глубь и темень, где колышутся водоросли. Только её и видели.
А шляпа - толку теперь от неё, от этой шляпы... Разве что водяного в студенческом театре играть.
В Петербурге всё как всегда: зимы в этом году не будет.
Ёлки на проспекте переливаются огнями. Проезжающий лимузин окатывает тебя водой из лужи - но что мы, не привычные, что ли. Привычно машешь вслед кулаком, привычно же шипишь сквозь зубы: "Ах ш-ш-штоб тебе всю жизнь гекзаметром разговаривать!" и идёшь дальше. Точнее, переходишь из одной лужи в другую.
Дождь со снегом - это такой специальный петербуржский компромисс с календарём. Дескать, вот я вам создал видимость снега, радуйтесь, смертные. А что снег этот тает, не долетая до асфальта - так кто ж виноват. Поезда до Сибири ходят по расписанию, обращайтесь в кассы.
А я не хочу в кассы. Я домой иду.
- Сессию сдал? - спрашивает она, выныривая из воды. Чёрные волны лижут ей плечи, и мне зябко даже смотреть на неё.
- Отличник, - гордо заявляю я.
- Списывал, небось? - щурится она.
- Сам! Своим умом!
- Умо-ом, - передразнивает она, мимолётом снимая с меня очки. Только мелькнула бледная рука - и всё. Мир мутнеет, её смеющееся лицо расплывается искристыми бликами.
- Эй, что за шутки! Я ж почти слепой!
- Скоро ослепнешь совсем, за книгами сидя, - напевает она. - Только учишь, учишь и учишь, скоро всё на свете выучишь, а ума не наберёшься... Не целовался, небось, ни разу?
Вспыхиваю. Возмущаюсь:
- Много раз!
Смеётся, почти с головой погружаясь в тёмную воду.
- А вот не верю. Докажи. Поцелуешь - отдам очки, можешь хоть всю оставшую жизнь только с книгами целоваться.
Странно: вроде и ноги промокли, и за шиворот капает - а жарко.
- Ты думаешь, я не смогу?
- Да! - и смеётся, смеётся, потешается.
- Да я знаешь скольких целовал?
- Что же ты не целуешь?
Сердце стучит откуда-то из пяток, когда я наклоняюсь к чёрной холодной Неве.
Я никогда не думал о том, почему ей не холодно там, в воде.
- Сумасшедших развелось, - вздыхает дворник, соскребая примёрзшие за ночь листья с асфальта.
Дворнику давно не с кем поговорить, и он говорит сам с собой. Изморозь хрустит под ногами: ночью наконец-то ударил мороз.
- И главное, молодые же... Жить бы да жить! Учиться да учиться! Студенческий нашли в кармане - умный, значит, был, не то, что мы! А он... Тьфу. Я, главное, вчера смотрю - думаю, перепился, зараза! За три дня до Нового Года! Тошнит его в реку, думаю! Подхожу поближе, а он реку целует... Что ж за болезнь-то такая, а? Ведь не первый уже, говорят... Им бы - жить да жить! А они? А?..
Памятник рекам понимающе улыбается ему.
Только что не кивает.
URL комментарияВ Петербурге всё как всегда: осень началась в августе.
Идёшь домой на Васильевский остров, и ветер пытается сорвать с тебя шляпу. Слева поливает дождём, справа проглядывает солнце - и памятник рекам всё такой же, как и в прошлом августе: не поймёшь, то ли он тебе улыбается, то ли он на тебя хмурится.
Петербург - он, в общем-то, всегда такой.
А шляпы, по-хорошему, перед Невой надо снимать. Особенно если вы идёте к себе домой на Васильевский остров. А то будет как у меня - зазеваешься, и шляпа уже летит в воду, меланхолично помахивая полями.
- Эй, добрый молодец! Твоё?
Нежная белая ручка полощет мою шляпу в накатывающих волнах. Несусь к каменным ступеням вниз.
- Моё, моё! Отдай, пожалуйста!
- Что, так сразу? А поговорить? А слово ласковое?
Под водой серебрится длинный хвост. Красавица положила локти на ступеньку, смотрит блестящими синими глазами. Подбрасывает бедную шляпу хвостом. Отпустит - поймает...
Уточняю - не знаю, зачем:
- Ты это... эта самая... полудевушка, полурыба?
Оскорбилась, плеснула водой в лицо, уже собралась уплыть, гордо махнув хвостом - но передумала отчего-то.
- Сам ты рыба!
И то верно, сглупил. Рыбы умные, они в Неве не живут.
- Да ладно тебе, - русалка хмурит тонкие, с прозеленью брови. - Это ж не Москва-река. И то, наши даже в Москве-реке живут. Правда, всё на глубине больше, наверх выплывают редко...
- А здесь - часто?
Заливисто смеётся.
- Ну ты сравнил! Здесь дожди чаще, дышать наверху легче. И эта... та самая... - Русалка делает умное лицо, прищёлкивая тонкими бледными пальцами - передразнивает, зараза. - Аудиенция... аудотория благодарнее!
Под мостом, разгоняя белую пену, ревёт катер. Русалка кидает мне шляпу и шустро ныряет в глубь и темень, где колышутся водоросли. Только её и видели.
А шляпа - толку теперь от неё, от этой шляпы... Разве что водяного в студенческом театре играть.
В Петербурге всё как всегда: зимы в этом году не будет.
Ёлки на проспекте переливаются огнями. Проезжающий лимузин окатывает тебя водой из лужи - но что мы, не привычные, что ли. Привычно машешь вслед кулаком, привычно же шипишь сквозь зубы: "Ах ш-ш-штоб тебе всю жизнь гекзаметром разговаривать!" и идёшь дальше. Точнее, переходишь из одной лужи в другую.
Дождь со снегом - это такой специальный петербуржский компромисс с календарём. Дескать, вот я вам создал видимость снега, радуйтесь, смертные. А что снег этот тает, не долетая до асфальта - так кто ж виноват. Поезда до Сибири ходят по расписанию, обращайтесь в кассы.
А я не хочу в кассы. Я домой иду.
- Сессию сдал? - спрашивает она, выныривая из воды. Чёрные волны лижут ей плечи, и мне зябко даже смотреть на неё.
- Отличник, - гордо заявляю я.
- Списывал, небось? - щурится она.
- Сам! Своим умом!
- Умо-ом, - передразнивает она, мимолётом снимая с меня очки. Только мелькнула бледная рука - и всё. Мир мутнеет, её смеющееся лицо расплывается искристыми бликами.
- Эй, что за шутки! Я ж почти слепой!
- Скоро ослепнешь совсем, за книгами сидя, - напевает она. - Только учишь, учишь и учишь, скоро всё на свете выучишь, а ума не наберёшься... Не целовался, небось, ни разу?
Вспыхиваю. Возмущаюсь:
- Много раз!
Смеётся, почти с головой погружаясь в тёмную воду.
- А вот не верю. Докажи. Поцелуешь - отдам очки, можешь хоть всю оставшую жизнь только с книгами целоваться.
Странно: вроде и ноги промокли, и за шиворот капает - а жарко.
- Ты думаешь, я не смогу?
- Да! - и смеётся, смеётся, потешается.
- Да я знаешь скольких целовал?
- Что же ты не целуешь?
Сердце стучит откуда-то из пяток, когда я наклоняюсь к чёрной холодной Неве.
Я никогда не думал о том, почему ей не холодно там, в воде.
- Сумасшедших развелось, - вздыхает дворник, соскребая примёрзшие за ночь листья с асфальта.
Дворнику давно не с кем поговорить, и он говорит сам с собой. Изморозь хрустит под ногами: ночью наконец-то ударил мороз.
- И главное, молодые же... Жить бы да жить! Учиться да учиться! Студенческий нашли в кармане - умный, значит, был, не то, что мы! А он... Тьфу. Я, главное, вчера смотрю - думаю, перепился, зараза! За три дня до Нового Года! Тошнит его в реку, думаю! Подхожу поближе, а он реку целует... Что ж за болезнь-то такая, а? Ведь не первый уже, говорят... Им бы - жить да жить! А они? А?..
Памятник рекам понимающе улыбается ему.
Только что не кивает.