[джентельвумен]

Драббеле-мания. Стивен Кинг "Оно".
1. Чего не видела Соня Каспбрак. Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак. Слэш, PG-13. Флафф, романтика.

Так, как Генри Бауэрс больше всех неудачников ненавидел Майка Хэнлона, так Соня Капсбрак больше всех друзей своего сына ненавидела Ричи Тозиера. Мальчишка-паяц, который слушал эту припадочную музыку. Соня слышала, что рок-н-ролл может привести к кровоизлиянию в мозг. Однажды она видела этого очкарика, выходящего из супермаркета с покупками. Мальчишка пел хрипловатым голосом какую-то похабщину («Эй, детка, ветер поднимет твою юбку и обнажит ноги, обнажи-и-ит), и она невольно содрогнулась всем своим большим телом, но ничего не сказала. Ей казалось, что однажды Ричи затянет ее сына в Ад, и там Эдди будет стенать и плакать, ее маленький нежный Эдди…
Поэтому Соня каждый день заглядывала к Эдди в комнату, читая нотации о том, как важно любить маму и помнить, что второго здоровья нет – и он, Эдди, обязательно должен себя беречь. Ее сын всегда отвечал робким «да, мама», и Соня чувствовала себя спокойно.
И в этот раз Эдди был раскрасневшийся и растрепанный, но в ответ на тревожный вопрос матери, не чувствует ли он подступающую к нему смерть, ответил, что просто был на физкультуре. Соня Капсбрак тревожно спросила, не хочет ли Эдди отказаться от физкультуры хотя бы пока его рука не восстановится, но тот покачал головой. Женщина решила, что найдет подходящий случай и прочитает сыну о количестве смертей на физкультуре и тогда, возможно, она его убедит. Ей все казалось, что сын опять станет жестким с ней, как тогда, в больнице. Она развернулась и ушла, грузно ступая, и в гостиной включила нежную любовную музыку, которую когда-то впервые услышала во время первого танца на выпускном, когда она весила на добрую сотню фунтов меньше. Эдди, услышав музыку, поднялся на ноги и запер дверь здоровой рукой.
Шкаф рядом у стены вдруг затрясся, словно в бешеных толчках, и Эдди пнул его деревянную стенку.
- Заткнись, Ричи! Ты вообще способен молчать?
- Твоя мать считает нас злостными инопланетянами, - сказал Тозиер низким голосом монстра из какого-нибудь хичкоковского фильма (хотя Эдди ни одного не видел), и дверь медленно открылась, а оттуда вывалился Ричи с майкой Эдди на голове.
- Я пришелец, и я съем твой мозг, смертное создание, - загробным голосом заявил Ричи и протянул руки в сторону мальчика. Но тон его резко изменился на плаксивый, когда он попытался натянуть маловатую для него майку Эдди на себя. – Эй, что у тебя с размером, красавчик? Кро-о-ошка, - протянул он, и Эдди фыркнул возмущенно.
- Би-би, Ричи, - сказал он и хлопнул парня по голове, стягивая с него майку, - все равно не налезет, давай сюда.
Ричи, перехватив парня за руку, потянул его к себе.
- Милая, ты думаешь, мне пора сбросить парочку килограмм? – хохотнул он, обхватывая Эдди за тонкую талию, но получил по лицу гипсом и ойкнул.
- Вот не надо только продолжать! – зашипел Эдди, но Тозиер держал его крепко, пусть и мягко.
- Ты, конечно, киборг, смертное создание, но у тебя только одна рука действует, - лукаво шепнул Ричи, посмотрев на алеющего Эдди, на зацелованные губы и едва сдержался от смеха от мысли о том, как бы отреагировала Соня Капсбрак, увидев она подобную сцену. Ричи знает, что все серьезно. Серьезнее некуда. Именно поэтому он смеется.
Он обхватил лицо Эдди руками, чувствуя его разгоряченную кожу, и поцеловал. Эдди всегда отвечал мягко и нерешительно, никогда не претендовал на первенство, но Ричи с его комплексом победителя (и длинным языком, мысленно добавляет Ричи) этого и не нужно.
- Моя мать ненавидит рок-н-ролл, - сказал Эдди после поцелуя, тяжело дыша, но Ричи опять поцеловал его в губы мимолетно, и астма не напомнила о себе.
- А ты? – спросил Ричи и насмешливо улыбнулся, когда увидел, как Эдди отвел взгляд. Он развалился на кровати и протянул Эдди руку. Капсбрак увидел тонкое запястье и расслабленные пальцы. – Зато ты по уши влюблен в исчадие рок-н-ролльного Ада, детка, - сказал Ричи театрально, и Эдди смущенно прищурился. – И когда-нибудь я, черт возьми, затащу тебя на прекрасный концерт, и ты изменишь свое гребанное мнение!
- Ричи…
- Поцелуешь меня – и я заткнусь, - заявил Тозиер, и Эдди неуверенно засмеялся.
Потом Соня Капсбрак выключит музыку своей молодости и пойдет к Эдди проверить его состояние (как будто ты повесился бы тут за эти полчаса, - шипит Ричи, срываясь с кровати при звуке ее голоса). Эдди станет выталкивать Ричи в окно («Ты не можешь так со мной поступить, Констанция, милая, я еще не показал тебе моего коня!» - пищит Ричи, зацепившись ремнем брюк за вбитый в край подоконника гвоздь), а потом будет извиняться перед матерью за то, что долго не открывал.
Но сейчас – не когда-то, не потом, не вчера и не завтра, а СЕЙЧАС – Эдди шагает к Ричи, сжимает его руку и садится поверх его бедер. Он упирается слабой рукой в его грудь и легко прижимается своими влажными губами к его – вечно улыбающимся и сухим.
Ну только хрена с два Ричи когда-нибудь заткнется.
2. Ooh, let`s have a party!
Генри Бауэрс, Ричи Тозиер. Оба любят рок-н-ролл, хотя и по разные стороны баррикад. Ричи/Эдди фоном. PG-13.

Генри Бауэрс всегда был невероятно злопамятен, и так же низменно мстителен.
А еще он зверски любил рок-н-ролл.
Его отец тоже любил – Генри часто видел, как тот вилял задницей, и его приспущенные штаны открывали вид на вываливающиеся бока над ремнем, и кожа его блестела от пота, проступающего на майке, когда он работал у себя в гараже с утра и до вечера. Радио было включено всегда – тогда отец Генри был похож на человека счастливого – любые станции, где не рассказывали про культуру и избирательную кампанию. Но если включали Бо Дидли, Чака Бэрри, Домино – тогда отец врубал жалкие колонки на всю катушку, да так, чтобы у проходящих мимо складывалось впечатление, что они никогда больше не будут слышать ничего, кроме этого чертового рок-н-ролла. Генри любил отца, и ему тоже нравился этот жанр – даже несмотря на вкусы отца.
И еще у него была проблема с Ричи Тозиером – этим ублюдком, помешанным на этих странных голосах. Генри готов был поклясться, что это очкарика надо называть ненормальным, а не его или его отца. Недавно Тозиер умудрился опрокинуть на него ведро воды – и это было так позорно, над ним смеялось больше десятка людей, но больше всего хохотал сам очкарик, словно это, мать его, было смешно. Бауэрс запомнил произошедшее и еще знал, что у него началась летняя школа, и этого хера он не увидит еще долго, а если и увидит – то, скорее всего, в компании. А если эти неудачники еще и начнут отбиваться, тогда как следует потрепать этого мальца он не сможет. Не было варианта лучше, кроме как наведаться в воскресенье к этому мудаку – дома никого не был, и сам Тозиер околачивался рядом с собственным гаражом, занимаясь какой-нибудь дрянью. Поэтому Генри помог отцу починить их старенький телевизор, позавтракал, а потом отправился прямо по узнанному у Вика адресу (тот жил ближе к Тозиеру, чем Генри. Ублюдок Тозиер не страдал от нехватки денег).
Ooh, let's have a party!
Но узкие бедра Тозиера, которыми он умудрялся вилять покруче какой-нибудь девчонки, да еще и под Ванду Джексон (!), выбили его из колеи. Вот прям бедра и выбили.

Генри задумчиво почесал затылок и понял, что гнев его испаряется. Раньше у Тозиера не играло никакое радио – но, возможно, потому, что родители никуда не уезжали. Он присмотрелся и увидел, что проигрыватель новенький, и сделал пару грузных шагов, явно намереваясь сперва разбить его, а потом рожу этого очкарика.
Но даже он согласился, что бить такой хороший проигрыватель, да еще и играющий рок-н-ролл, просто кощунственно.
Возможно, Бауэрс так бы и развернулся и свалил к чертовой матери, если бы парень не обернулся невовремя и не уставился на фигуру рядом с гаражом. Не узнать Генри было невозможно – и Ричи, вытаращив большие блядские глаза, округлил рот:
- О-оу. Ко мне пришел убийца, - и голос его был таким тоненьким и писклявым, что волна гнева, ненависти к такому подражательству, да еще и само звание (убийцаубийцаубийца) подняли в нем угомонившееся было желание размазать костлявого придурка по стенке. Он сделал шаг-другой вперед, губы его напряглись и сжались, потому что Генри все еще не мог придумать, что бы ему такое сказать остроумное, но заторможенный взгляд выдал только:
- Закрой пасть, очкастый, - и Генри мысленно упрекнул себя в отсутствии остроумности и способности разнообразить свои оскорбления. Ричи страднически передернулся и тоже сделал пару шагов к нему.
- О, мамочка, с меня сдерут кожу как с паршивого котенка, а я ведь даже не писал на ковер! – высоко-фальшиво взвизгнул он, и это было все равно что махать красной тряпкой перед мордой быка. Но Ричи, казалось, не был напуган. – Ты пришел поболтать со мной, детка? - он вытер грязные руки о какую-то ткань (он что-то мастерил, но что – Генри было глубоко наплевать) и вышел из гаража, солнце осветило его загорелое лицо, и Ричи вскинул глаза на парня, который был явно вдвое больше него, если еще слегка приуменьшить. – Я тоже хочу с тобой поболтать. Потрепаться. Морду набить, короче говоря, - и Генри уже понял, что Тозиер говорил собственным голосом, потому что раздражение во взгляде – неподдельное. Он удивился, потому что, честно говоря, таким боевым петухом он этого парня не видел еще ни разу. Ричи поймал его взгляд и пожал острыми плечами, закатывая рукава спокойно, без демонстрации, и снял отцовские часы, а потом оставил их на полке.

Let's have a party
Ooh, let's have a party
Oh, send it to the store, let's buy some more
Let's have a party tonight
Тозиер мог притворяться крутым, но чужие вещи портить не собирался. Ричи осознавал, что шансов получить по лицу больше, чем вмазать Бауэрсу в ответ, но его стремления это не поколебало. Поймав полувопросительный взгляд Генри, он ответил лениво, словно нехотя, но Бауэрс легко уловил в его тоне угрозу. – Кое-кто не так давно умудрился сломать руку Эдди. По-моему, Генри, ты затрахал, - четко, по слогам, выговорил он, буквально выплюнул это оскорбление. А потом бросился прямо на Бауэрса.
Драка под рок-н-ролл – такого не было ни у кого из них. Музыка подстегивала обоих, придавала силы Ричи, который с упорством и упрямством наступал на него, от каких-то ударов уворачиваясь вполне успешно, от других – не очень, и придавала проворности Генри, который раньше никогда не замечал за собой такой уверенности в движениях. Возможно, дело было в женщине, которая пела своим невероятным голосом с хрипотцой, в драйвовой музыке, которая превратила драку с разбитыми очками (Ричи) и сильными ушибами (Генри) в почти_танец. У обоих парней перед глазами плясали черные пятна, и какая-то сила, соединяющая их сейчас вместе, мешала им причинить друг другу слишком много вреда и боли. Бьющая через край энергия песни помогала обоим, одновременно помогая не сбиться в ритме дыхания, в том, как они шли по кругу друг напротив друга, жарким летним днем, не приближаясь некоторое время к противнику. Их связанные между собой, сплетенные желания уничтожить друг друга как-то сплетались с уравновешенностью силы и бодростью песни. Когда у Ричи заалела кровь на разбитой губе, а у Генри напухла разбитая бровь, оба отступили назад, словно не желая добивать. Когда Генри повалил парня на спину, и тот едва не ударился о землю болезненно, достаточно было бы приложить его пару раз об асфальт, чтобы тот отключился или сдох, но Генри этого не сделал. Это было…не в ритме. Это не соответствовало песне, не соответствовало настроению. Точно так же, когда Бауэрс на миг отшатнулся, Ричи бросил взгляд на балку, которая была прислонена к стенке гаража, и такой ударить разок – и человек уже мертв. Вместо этого он неосознанно хлопнул себя по бедру ладонью, в темп песне отступая назад и предоставляя Генри возможность обернуться. Это не было танцем, поэтому любой бы стал это отрицать с пеной у рта, случись у него такая возможность, но это было. Было сплетение тел, были яркие эмоции, ударяющие через край, была злоба, и было жарко, и дыхание наконец стало сбиваться.
The meat is on the stove
The bread's a-gettin' hot
Everybody run
They got the 'possum in the pot
Если бы Генри сказали, что он будет сидеть на земле рядом с Ричи Тозиером и протягивать руку, он бы немедленно избил этого человека до потери сознания.
Если бы Ричи сказали, что он будет предлагать Генри Бауэрсу самокрутки, которые научила его делать Беверли Марш (детки, вычеркните ненужное звено, мысленно хохотнул Ричи), он бы засмеял его до покрасневших кончиков ушей.
Но они оба были уставшие и избитые, и даже слепые бы не назвали их красавчиками, потому что от уставших мальчишек несло потом и опасностью, задорностью, которая бы любого могла удивить. И усталость была синонимом примирения, и на фоне играла музыка поспокойнее. Они сидели рядом, но плечом друг друга не касались – хранили спокойный автономный нейтралитет.
- Хорошие, - пробормотал Бауэрс после затяжки. Ричи кивнул. – Больше я тебе таких поблажек делать не буду, очкастый, - сказал он вполне спокойно. Они оба знали, что такого больше не будет, но сейчас-то было.
- Не надейся, мистер Огромная Башка, я тоже не стану тебя щадить, - весело сказал Ричи, облизывая губы. Генри хмыкнул и поднялся на ноги неторопливо. Все тело ныло приятно, и еще неделю Бауэрс не будет нуждаться в хорошенькой встряске. Ричи не поднялся на ноги, а задумчиво смотрел перед собой, и сигарета уже тлела в его пальцах. Бауэрс двинулся обратно, но потом повернулся и бросил:
- Эй, Тозиер! Ты мне впаривал про Капсбрака…между вами что, что-то есть? Ты, мать твою, гомик? – и хотя он улыбался насмешливо, Ричи знал, что тот не скажет. Просто не посмеет сказать после того, что тут произошло.
- Да. Что-то вроде того, - спокойно ответил он, выбрасывая самокрутку и прислушиваясь к реакции Генри. – Я, мать мою, гомик.
Бауэрс молчал, но потом, ничего не сказав, спокойно и медленно развернулся и ушел. Ричи долго прислушивался к его тяжелым шагам.
Никому не пришел в голову вопрос, почему во время длительной драки играла одна песня, и почему они не поубивали друг друга. Насчет песни – наверное, показалось. А противника просто пожалели. Но это было одним из тех чудес в Дерри, которые случаются гораздо реже, чем хорошие вещи, но все же случаются. Это было еще одним разочарованием той мрачной силы, обитавшей в городке, и триумфом чего-то эфемерного, что появлялось гораздо реже и не так заметно.
Но, возможно, всему виной рок-н-ролл.

@темы: Фанфикшн