Крошка Молли

[джентельвумен]

А Я НАПИСАЛА ГЕТ ПО ШЕРЛОКУ


Моран/Молли. Две частэ. Почти нет рейтинга, какие-то части тела и дыхание. Зато контраст силы прямо вышибает из моего мозга весь адекват.

Часть 1
- Припугни ее, Себастьян, - Мориарти стучит пальцами по столу в нетерпении.
О, Моран помнил ее. Он всегда помнил Молли Хупер.
Молли, которая была для всех в школе «крысой». Молли-соси-мой-член. Молли-плоскодонка.
Моран учился на класс старше нее; он расхаживал с убранными назад волосами, носил кожаную куртку и играл в баскетбол. Иногда к нему заходили в гости девушки из группы поддержки (у него уже была своя квартира), и они трахались до головокружения в башке.
У Морана, по мнению других, не было проблем в общении. С тех самых пор, как он надрал задницу одному ублюдку из универа, остальные как-то стали его уважать. Конечно, ему не один раз приходилось бить чью-то морду, во время учебы он часто так делал (но не без причины), но об этом уже не так толковали. Себастьян ясно дал понять, что он вне их игр и отношений. Он не выбирал какую-либо шайку, не завязывал близких знакомств, не питал ни к кому привязанностей. Не потому, что его проучила жизнь, он научился скрывать свои эмоции, люди – мудаки и прочее, что часто писали другие о себе.
Просто Моран умел общаться. И не хотел.
Молли – совсем другое дело.
Она носила мешковатые свитера, жуткие юбки, которые буквально кричали «я только что из секонд-хэнда», напяливала при этом либо старые потрепанные кроссовки, либо остроносые башмаки, которые были в моде, наверное, разве что в Средневековье. У нее были красивые густые волосы, но после того, как Стэнли Райтон потаскал ее за них, она убирала их в две нелепые для старшеклассницы косички. Маленькая, худощавая, несчастная – в общем-то просто несуразная.
Она была из бедной семьи с мамашей-алкоголичкой, которая то и дело избивала ее (Моран часто видел синяки на ее запястьях, когда рукав нечаянно задирался). Был и старший брат – Бруно – и его идиотское имя совершенно соответствовало его блядскому образу жизни. Он редко появлялся дома, иногда Моран видел его в самых отвратительных закоулках города в очереди за дешевым косяком. Но у нее была младшая сестренка, которую она каждый день забирала из детского садика (Себастьян жил неподалеку). Судя по вытянувшемуся лицу Люси (а ее звали именно так, это светлоглазое чудо в маловатом для нее платьице), ее плохо кормили. Поэтому Молли устроилась на работу, официанткой.
Там она и познакомилась со Стэнли Райтоном.
Моран всегда подозревал, что Молли не умеет влюбляться в того, в кого следовало. Ни тогда, в школе, ни сейчас, в Шерлока. Впрочем, Холмс не поступил так скверно, как Райтон.
Тот видел нелепо обращенные к нему большие глаза, которые так и выражали проявление великой и светлой любви, он не мог не замечать смущенного румянца, когда она подходила обслужить именно его. Он знал, что Хупер было пятнадцать лет, знал, какая у нее репутация. И он просто ее обманул, заставив переспать с собой. А после сфотографировал и угрожал рассказать всем.
Моран молча наблюдал за тем, как из-за шантажа она раз за разом появляется в мужском туалете, опустив голову и плотно сжав губы. Он любил покурить в уборной как единственно спокойном месте на территории школы, но увидев фигурку Молли, скользил вдоль нее безразличным взглядом и уходил.
Молли терпела это примерно месяца два, пока Стэнли просто не надоело. С того времени кличек у Хупер прибавилось.
Молли очень хотела общаться, но не могла. Моран умел, но не хотел.
Однажды он вошел в туалет, а его едва не сшиб с ног Райтон, выходящий оттуда с крайне удовлетворенным выражением лица. Моран глубоко вздохнул и, едва закрылась дверь за его одноклассником, присел подле рыдающей Молли.
Он уже знал, где будет синяк.
- О-он сказал, ч-что вс-се з-закончилось, - всхлипывая, пробормотал маленький комочек у стены. Молли была одета трогательно-мило, Моран даже догадывался, что это была ее первая зарплата, потраченная на себя. Он вздохнул, достал сигарету и затянулся.
- Так в чем проблема? – голос у него был невообразимо хриплый в сравнении с голосом Хупер.
Девушка съежилась и замолчала, а потом зарыдала громче.
- Он сказал, что всем расскажет!
Моран молча развернул ее к себе, придерживая за плечо, и вытер с ее лица слезы вперемешку со спермой, даже не поморщившись. Он считал, что нужно убрать грязь с нее, иначе – кощунство.
Он всегда находил ее красивой.
Молли задрожала так, словно он ее ударил, но глаза закрыла, и в этом жесте Себастьян увидел маленькую толику доверия. Они посидели так немного в молчании, Себастьян лично умыл ее, а потом стало прохладнее, и они ушли. Перед этим он показал ей, куда надо бить. «Даже ты сумеешь ударить так, чтобы больше ему не захотелось», - сказал Моран и ушел.
Не сказать, чтобы это ей помогло. Через несколько дней Райтон подкатил к ней (перед этим так ничего и не сказав никому из друзей), придержав шкафчик, в который она положила учебники, собираясь домой, и ухмыльнулся широко.
- Я же говорил тебе прийти после занятий.
Моран стоял неподалеку, удивленно вскинув брови, и внимательно стал наблюдать за происходящим, как и множество других учеников. Кое-кто косился на Себастьяна с интересом и удивлением: обычно он просто не замечал таких сцен.
Молли сжала руки в кулаки (Моран бы мог сломать каждую и даже глазом не моргнуть) и помотала головой.
- Я занята. Я…н-не хочу.
Стэнли побагровел и подался вперед.
- А я говорил тебе, что меня не интересует, хочешь ты того или нет, - он видел, как покраснела девушка, потому что такой громкой фразой, да его похотливым тоном он фактически протрубил о произошедшем на всю школу. Но был и плюс: он не мог затащить ее никуда силой. Стыдно для человека, на которого устремлено столько пар глаз. Себастьян видел идеальную возможность ударить этого урода в переносицу и между ног – идеальную для Молли. Он ждал, видел, как она взметнула взгляд в его сторону, чуть подняла руку и… безвольно ее опустила.
Страх сковывал ее вместе со стыдом, ей хотелось забиться куда-то в угол и вообще не дышать, обхватив колени руками. И умереть в состоянии мнимой защищенности, никого не замечая.
Райтон ничего от нее не добился, но ударил по щеке неслабо – так, что она отшатнулась на пару шагов - а потом ушел.
Морану все это просто надоело. Он ненавидел бессмысленное избиение, ненавидел издевательства над девушками и слабыми существами – это было просто отвратительно. К тому же, Стэнли Райтон ему никогда не нравился.
Поэтому в следующий раз он просто намотал его длинные пижонски отпущенные черные волосы на руку и приложил лицом о стену. К Молли больше никто не приставал.
*
Спустя пару дней она подошла к нему, неловко переминаясь с ноги на ногу, но – он только заметил – стала одеваться значительно лучше. Это его заботило не потому, что он любил хорошие шмотки (хотя не без этого), а потому, что на улице было холодно, и он сам бы купил для Хупер куртку, если бы она ходила без нее.
Она все стояла и словно ждала от него чего-то, а он уже забрасывал тяжелую сумку себе на плечо.
- Я иду домой, - наконец сказал он, просто не зная, что еще можно сказать. Она потупила взгляд, а потом посмотрела на него упрямо.
- Я пройдусь с тобой. Нам немного по дороге… - и добавила, смутившись собственной наглости, - можно?
Себастьян вдруг заметил, что шарф у нее длинный, нежно-голубой и очень мягкий, но узор на нем неровный, словно Молли…вязала его сама?
Он представил, как эти маленькие тонкие пальцы торопливо перебирают спицы, создавая что-то, пропитанное ее теплом, и вздохнул.
- Я живу рядом с детсадом твоей сестры, - он заметил, как Хупер удивленно вскинула на него вмиг потеплевшие глаза, и хмыкнул.
Они часто прогуливались потом вот так. Однажды он даже предложил провести ее и Люси до дома, чем смутил ее невероятно, но отказа не получил. Так они и шагали, как несуразная маленькая семейная парочка: Люси, которая косилась на Морана большими глазами, чуть подозрительно, но потихоньку спокойнее, и Молли, которая была ниже него почти на две головы.
Себастьян приглашал ее домой (с недавнего времени он перестал спать с девушками из группы поддержки), а она приходила в ужас от бардака в его однокомнатной квартирке и состояния его холодильника. Моран сперва решил, что обидел ее чем-то, когда увидел, как она натягивает пальто, торопливо его застегивая, а потом услышал полное негодования:
- Я не буду слушать оправдания насчет того, что тебе некогда заскочить в магазин! – возмутилась Хупер и, хотя с деньгами у нее все еще были проблемы, улетела покупать ему еду в ближайший магазин.
Ну, пакеты были довольно тяжелыми, поэтому он сам их нес. И, понятное дело, платить за покупки не позволил, чем вызвал волну возмущения с ее стороны.
Готовить Молли умела, но совершенно не умела выбирать одежду по погоде. Моран втащил ее в свою квартиру продрогшей насквозь, когда она решила сделать ему сюрприз и поздравить с успешной сдачей экзаменов, а в итоге простояла во дворе около часа на невероятном дожде. Он долго растирал ее руки, кутал в свои свитера, которые ей годились в халаты, и молча и с мужественной стойкостью терпел упирающиеся ему под бок и в бедра острые локти и колени, когда Молли уснула прямо на нем, доверчиво уткнувшись носом в его плечо.
Моран ненавидел читать. С того момента, как добрый папаша в детстве дал ему читать «Жюстину» Маркиза де Сада в пятом классе, он испытывал подсознательную тошноту при виде художественной литературы или учебника биологии. Но ему нравилось наблюдать за тем, как читает Молли, склонившись над книгой и не замечая ничего вокруг. Ему нравилось смотреть на то, как подрагивают ее ресницы от особо эмоциональных моментов, следить за тем, как она беспокойно перебирает свои волосы и неловко закусывает губу, краснеет или ерзает, когда читает особо «безнравственные» ситуации. Однажды Молли сделала глупость, как ему тогда казалось. Подарила ему книгу.
И какую!
- Я… не люблю читать, - осторожно сказал Моран, не умея выражаться деликатнее. Он поднял книгу за уголок корешка, наблюдая за тем, как быстро перелистнулись страницы. Молли кивнула.
- Это «Крошка Доррит» Диккенса. Об одной очень хорошей девушке, которая терпит отвратительное поведение родственников и плохое обращение других к ней, влюбляется безответно и страдает. Она – настоящее чудо, - Молли и не думала, что эта книга могла показаться Морану слишком девичей. Это же Диккенс.
А Морану и не показалось. Себастьян только подумал, что если Хупер говорит правду, то это книга о ней же.
- Я не люблю читать, - повторил он неуверенно, потому что меньше всего хотел расстраивать ее, но и врать не собирался.
- Я знаю, - Молли потянула его на пол, открыла книгу на первой странице и чуть улыбнулась, - давай начнем читать по предложению, просто чтобы тебе было привычнее. А потом посмотрим. Не понравится – просто оставь у себя как подарок.
Она говорила всегда тихо и спокойно, мягко, да так, что Себастьян не мог ее не слушать. Он следил внимательно за тоном ее чтения, читал строку за строкой, уверяя себя в том, что потакать девчонке не собирается. Перед ее глазами уже начала вырисовываться мрачно-странная картина, словно какая-то причудливая карикатура, когда Молли тронула его за руку и выдохнула.
- Твоя очередь.
И он начал читать. Он читал вместе с ней, и это было самым умиротворяющим занятием, которым он занимался в последнее время.
Он продолжал читать даже тогда, когда Молли ушла, а через пару дней книга уже была прочитана. Молли не была такой, как Доррит – она была другой почти полностью – но перед глазами у Себастьяна стояли картины влюбленной парочки Крошки Доррит и ее добродетеля, потом вместо Доррит видел Молли, в старом платьице, которое было в моде тогда, много лет ранее. Там, где не хватало нехватки знаний по истории, Себастьян включал фантазию. Пожалуй, это было даже лучше, чем история.
Ему понравилось.
Последнее воспоминание, которое Моран помнил со своего юношества, связанное с ней, было сумбурным и нечетким. Он уже бросил баскетбол и занялся охотой и уличной борьбой, чем часто заслуживал укоризненные и полные томительно-тоскливой нежности во взгляде, которую старался не замечать.
Моран хотел чувствовать эту нежность и заботу, но не знал, что ему с ней делать. Он приучился видеть в Хупер младшую сестру, но часто умудрялся оскорбить ее тогда, когда совершенно того не хотел. Зато Молли оставалась стойкой к тому, что он говорил, уже железно уверенный в том, что оскорбит ее сказанным. Понять ее было сложно.
Он ходил на работу, занимался разной дрянью, а нехватку секса (он по-прежнему ни с кем не спал) пытался компенсировать частыми стычками в разных подворотнях и мордобоем. Несмотря на то, что он делал, Себастьян этим совершенно не гордился. Поэтому когда Молли подошла к нему и сказала «научи меня защищаться», он не сразу сообразил, что к чему.
А потом выдворил ее в спальню и запер там.
- Черта с два ты будешь драться, - решительно заявил он и пошел на кухню, дожидаясь возмущений. Странное дело: Хупер не сказала ни слова.
Через десять минут он вспомнил о том, что винтовка находилась именно в спальне. Он выругался и мигом распахнул дверь. Молли восседала в круге из патронов и частей винтовки, которую сама же и разобрала, и смущенно потерла нос, перепачканный сажей. Он вздохнул и согласился.
Молли не годилась для драки даже в роли орудия. Ну, так Моран подозревал, он не рисковал попробовать. Он одолжил у товарища ключи от тренировочного зала, полностью устеленного матами, чтобы падать было не так уж больно, и потащил Хупер туда поздно вечером, потому что на людях она скорее всего постеснялась бы учиться.
- Ну, давай, - Себастьян стал перед ней, расставив руки словно для объятий, когда они оба стащили обувь. Молли моргнула и неуверенно застыла:
- Что?
- Показывай, как ты можешь ударить,- Моран чуть улыбнулся, иронично подняв на смущенную Хупер глаза. Они уже условились, что это ей необходимо, потому что последний год уже никто заступаться за нее не будет, хотя Себастьян и убеждал ее, что от его новой работы до школы рукой подать.
- Я н-не…не знаю, как, - Молли выдохнула, посмотрела на него исподлобья. Себастьян вздохнул с деланным огорчением.
- Хорошо, бей сюда, - он точно указал на солнечное сплетение, рассудив, что у Хупер даже силенок не хватит на ощутимый удар. Девушка закусила губу и, промахнувшись, нелепо ткнула кулачком в его грудь. Моран замер, уголки губ его чуть дернулись, но тут он заметил выжидающий взгляд Молли на себе.
- Оу, - он моргнул, а потом вздохнул, - да-да, я умер, - и хлопнулся на маты, театрально раскинув руки. И, вопреки тому, что так делать не следовало бы, расхохотался. Молли покраснела, смотря на катающегося по полу Себастьяна, а потом возмутилась.
- Ну я же не умею, ты чего смеешься?! Себастьян, ну, черт возьми! – и, поняв, что тот не заткнется, смущенно-беспомощно бросила в него своим кроссовком.
Моран отдышался, опять сложил обувь вместе, вытер слезы из уголков глаз, а потом виновато улыбнулся.
- Окей. Давай еще раз, - он поднялся на ноги, отряхнул брюки, - бей.
Молли не стала бить в солнечное сплетение, а треснула прямиком в глаз, и Моран от неожиданности пошатнулся. Молли, которая, видимо, еще бесилась, тут же ойкнула и подскочила к нему с виноватым видом.
- И-извини, Себастьян, я не хотела… - она коснулась его лица прохладными пальцами, и он расслабился. Глаз чуть слезился, но это было такой мелочью, что он просто отмахнулся от девушки и продолжил тренировку.
Таких попыток обучить ее было много, в какой-то момент Себастьян просто плюнул бы на это, если бы Молли не настаивала на всем с такой упорностью. Понемногу совместно проведенные вечера стали приносить радость и стали такой обыденностью, что Моран даже не просил у друга ключи – тот уже сам ему их клал на шкафчик после хорошо проведенного боя. Они с Хупер притаскивали на место тренировки пиццу с колой, и это уже стало традицией за прошедшее лето, так что и после они не прекращали занятия. Молли определенно делала успехи. Конечно, Моран по-прежнему мог бы ее обездвижить и победить, но для выскочек вроде Райтона она уже определенно не являлась настолько легкой добычей. Что-то собственническое в груди Морана удовлетворенно урчало, сворачивалось клубком и затихало до поры до времени.
Он дал свободу своим животным замашкам лишь однажды, и за этот один раз умудрился поплатиться.
Все тот же спортзал, все та же Молли. Тот же легкий охотничий азарт, ни во что не перерастающий.
А потом внезапно возня на матах и – что странно – перевернутая на спину Хупер.
Моран плохо помнил ту сцену.
Он помнил только испуганно распахнутые глаза, напряженно сжатые пальцы и приоткрытые губы.
Приоткрытый влажный рот, который ему хотелось целовать.
Себастьян видел бледность ее кожи, но не помнил собственной реакции на ее испуг. Только помнил сперва желание охотника, заполняющее его со всех сторон, заливающее ему глотку, сдерживающее от рычания только чудом. Помнил сумасшествие, которое его переполнило, постыдный момент перелома собственной воли на короткий миг. На миг, который стоил ему стольких лет.
У Молли разметались волосы, губы дрожали, тело неестественно выгибалось дугой, когда она пыталась вырваться. Моран чувствовал желание, вполне естественное, учитывая сравнительную силу маленького тела под собой. Желание подчинить и сломить.
А потом он отступил.
Молли простила, но больше они не виделись так часто и так доверительно, как обычно.
Это все попахивает самой настоящей животной кровожадностью. Моран ненавидел избивать женщин или детей. Он лучше пошел им быструю безболезненную смерть, нежели будет заставлять их мучиться. В страдании слабых созданий нет ничего того, что принесло бы тебе удовольствие.
- Я не нанимался для грязной работы. Или отпусти ее или убей. Или, в конце концов, поручи это кому-нибудь другому, - зло бросает Себастьян и, больше не сказав ни слова, выходит.
Мориарти поражен. Это самая длительная сцена возмущения, которую ему закатывал Моран. Ровно три предложения.
Он пожимает плечами, когда дверь за снайпером закрывается с глухим хлопком. Ну, что же.
Вторая часть в комментахъ.

@темы: Шерлок Холмс, Фанфикшн

Comments

[джентельвумен]

Часть 2
Мориарти умирает. И Моран оказывается выброшен на берег, ему необходимо гораздо большее количество времени, чтобы оклематься.
Себастьян не был влюблен. Моран был зависим, как зависим доктор от своего больного, как зависит главнокомандующий от подопечного. Снайперу кажется, что все это – сплошная глупость, что в мире нет ничего важнее четких фактов, что он, должно быть, просто сбрендил – он почти восемь лет работал c Мориарти, и долговременная привычка в любом случае должна вызывать такую реакцию.
Но Себастьян бы охотнее вырвал это ощущение из своей глотки, из памяти и из жизни. Но он не может – слишком много еще надо сделать, слишком много…
Наличие указаний дает надежду на то, что Мориарти жив.
Дает надежду на страх.
Молли лежит на кровати – у Морана бы рука не повернулась бросить ее на жесткий стул и привязать к нему. Это не всегда имело такую прямую пользу, скорее было направлено на ассоциацию пленника со стулом в пустой комнате как началом пыток. Это влияло на мозг человека, но, по сути, профессионал может добыть информацию в любой обстановке. Тем более, когда уже знает, что ему необходимо.
А ему всего-то надо узнать, где находится Шерлок Холмс.
Моран не знает, как ее допрашивать, потому что воспоминания из своей головы очень и очень сложно вырвать, потому что Хупер - внезапно единственный человек, который остался у него как факт того, что он еще жив. А еще – нужно ли ему то, что нужно Мориарти? Моран в этом сомневается.
Молли очень медленно дышит, ее грудная клетка слабо поднимается и опускается, и Моран смотрит на нее один долгий момент и выходит, тихо закрывая за собой дверь.
Брат Молли едва не скончался от передозировки, а потом выжил и стал сильно набожным человеком. Мориарти как назло впихнул в папку о Молли Хупер все, что можно было – и нескольких мудаков-бойфрендов тоже. Словно поддразнить Морана хотел. Себастьян не злится – читает молча и вдумчиво, раскладывая ее жизнь по полочкам. Вот это – нужно.
Молли так в Бога и не уверовала. А потом пошла работать в морг.
На окнах решетки, поэтому она не сбежит, думает Моран, открывая окно на кухне и зажимая сигарету губами.
*
- Здравствуй, - она поднимает на него свои большие тепло-карие глаза, и Моран видит там погасший огонек. Больше ничего нет, и Моран не отвечает. Пододвигает к себе стул, садится напротив, опирается руками о спинку и молча смотрит на нее.
Молли не меняется с годами. Нет, внешне, конечно – она становится старше, в уголках губ маленькие морщинки, вокруг глаз тоже, словно у человека, который либо много улыбался, либо много плакал.
- Где он?
- Я не могу тебе сказать.
- Где? – Моран устало смотрит на нее, но в этой усталости что-то сродни затаенной опасности. Молли легко соскальзывает с кровати, протягивает руку и касается шрама у виска.
- Кто?
Ее руки мягкие, пальцы тонкие и теплые, и Себастьян ощущает покалывание в виске, словно она медленно и изящно засунула туда иголку. Моран отшатывается, резко убирает ее руку, а потом поднимается на ноги и уходит.
Она невыносима.
Нет, это нереально.
Ужинают они отдельно. Себастьян принес ей еду из холодильника, а потом пошел к себе. Хупер не возражала.

[джентельвумен]

*
- Если бы ты спросил из любопытства, я бы тебе сказала.
Ему болит голова, за сигаретами не выходил – боялся, что сбежит. Он не склонен к паранойе, но мысли невольно становятся все более непрошенными после того, как он видит ее в разных частях квартиры. Она просит его купить мороженое – робко и осторожно, но как-то твердо, и Моран правда заказывает его, и нанятые еще Мориарти люди приносят несколько видов. Вот она – разница между их мирами.
Моран никогда не возьмет больше, чем нужно.
Он часто наблюдает за маленькой хрупкой фигуркой, склоненной над его вещами, свернувшейся в клубочек, с нервно подрагивающими плечами.
Моран прикидывает, за сколько секунд он бы выбил из нее признание. Если отбросить в сторону факт того, что это Молли, что это девушка, что это просто отвратительно – поднимать руку на такое создание – то…
Ничего. Все равно остаются эти тошнотворные карие глаза, которые никак не оставляют его. Которые он по-прежнему четко видит. Словно не было ничего.
Они напоминают гребанную старую чету, которая целыми днями сидит дома.
Она даже не боится его. Это почти смешно.
Морану необходимо узнать, когда Шерлок заявит о себе. Ему это необходимо уже хотя бы по той причине, что все взаимосвязано. Как только появится Шерлок – появится и Мориарти. Вот в чем все дело. Моран не видит в дальнейшем будущем в живых Молли. Или себя. Таким образом, в таком легком на первый взгляд задании есть смысл и своя логика для него лично.
Они слишком лишние, слишком затерявшиеся в этом сплошном кошмаре глупостей. Мориарти бы сказал, что все вокруг имеет большой смысл, но Себастьян видит, что в игре Шерлока и Джеймса нет ни смысла, ни пользы.
Игра есть игра. Ни больше, ни меньше. Единственная относительная ценность – чужая жизнь – уже обесценена.
Он не хочет вникать, но вникает. Даже по тому, как тоскливо иногда Молли смотрит на огражденные окна, словно ожидает, что вот оно – возьмет и выпрыгнет из ниоткуда Холмс, спляшет лезгинку и заберет ее куда-нибудь далеко и надолго, словно ее героический поступок принес ему какое-то особое осознание, что вот она – Молли Хупер – то, что ему нужно было всю жизнь! Да, конечно. Холмс не заметил бы самородок, если бы тот не нужен был в очередной игре разума.
А зачем человеку разум, если он не дает стимула для жизни? Для чего Холмсу такие способности, если он не умеет ими пользоваться? Себастьян не знает. Каждое его действие и каждое его движение. Каждый поступок – все выверено до малейших деталей, все подсознательно направлено на сохранение нужного количества энергии.
Морану иногда и впрямь кажется, что в этом мирке нет никого кроме них двоих. Ему бы следовало надавить на нее, и Молли бы раскололась в первые минуты, но…он этого не делает. Он тянет, сам не зная, для чего.
Он ощущает себя царем, королем их замкнутого пространства, а Молли – пешкой, мимопробегающей девицей, которая внезапно обрела огромную ценность в его глазах. Моран ощущает себя стражем, потому что никем другим при такой обстановке и не может почувствовать. Ему кажется, что он оторвет голову каждому, кто заявится сюда, и поэтому ситуация – вопреки всему – приносит какое-то странно-необъяснимое чувство удовольствия.
Потом он слышит, как плачет Молли. Она сидит у окна на полу, цепляется руками за подоконник, словно эта истерика глухая поможет ей сорвать замок с петель или и вовсе разрушить решетки. Словно ее тоскливой воли будет достаточно для того, чтобы освободиться.
Не поможет. Себастьян лично проверял решетки.
*
- Отпусти меня.
- Нет.
- Себастьян, почему мы… Почему мы должны быть врагами?
Промашка. Осечка. Полный ноль, Себастьян. Его мнимый воздушный замок рушится, а Себастьян Моран опять оказывается тем, кем был. Снайпером и компаньоном временно погибшего злодея. Даже не так. Он сам является злодеем.
- Научи меня стрелять, Себастьян.
Она никогда не называет его «Себ», «Себби» или «пусечка». Короче, она явно не одна из тех девушек, которых было не слишком много, но достаточно. Ни в какой мере. По сути, Джеймс презирал Молли Хупер – и тем самым допустил большую ошибку. Не стал углубляться в детали и особенности.
А Себастьян знал, что в некоторых праведников его шеф был горазд…углубляться.
- Мы это уже проходили, Молли. Нет.
Она смотрит возмущенно, потом открывает рот опять:
- А если бы во дворе был танк и…
- Нет!
Она мрачно смотрит на него, обнимает себя за колени и продолжает буравить своим взглядом.
Когда она была подростком, с ней было проще договариваться.
Как-то он видит, что она, опираясь острыми локтями о стол, прижимается к винтовке, шутки ради прицеливаясь в пустоту сквозь решетчатое окно. Себастьян вытаскивает сигарету (он вообще очень много курит) и выбрасывает окурок в пепельницу. Он внимательно смотрит на худенькую фигурку, тонкую, делающую ее похожей на старшеклассницу, шагает вперед, изучая выступающие косточки на запястьях, подогнутые острые коленки, упавшую на глаза (вот еще, снайпер) прядь волос.
Она слышит шаг и вздрагивает, но не оборачивается.
- Правильно? – и улыбается уголком губ. Моран вглядывается в нее, размышляя, в каких фильмах она насмотрелась на такие глупые положения.
Он едва не накрывает ее тело своим. Обхватывает ее ладони, перемещая, заставляет сдвинуться вместе с винтовкой. Он ощущает, как она напрягается, и ослабляет хватку. Ее прохладное тельце под ним вздрагивает, но руки она не убирает. Моран ждет минутку, но Молли несмело, словно храбрясь, фырчит. Тогда он наклоняется так, чтобы было получше заметно, и шепчет на ухо:
- Смотри, как надо.
*
Она прерывисто дышит и комкает простыни, вздрагивает под его руками, реагирует неловко, как запуганный ребенок, на малейшее прикосновение. Стоны у нее редкие и тихие – словно она боится, что ее услышат. Волосы спутанные разметались по подушке, и заметно кончики ее покрасневших ушей. Губы приоткрыты, а помутненные глаза даже сейчас, казалось, смотрят на него с легким страхом, наполовину толкающим его к (сломатьзаставитьвыгнутьсядоболидогромкогостона) полнейшей дряни, наполовину – к тому, чтобы быть мягче. Пересчитывающая выступающие позвонки рука проходится ласкающе, сухие губы успокаивающе прижимаются к скуле. Он ничего не говорит – не умеет нести чушь. А она понимает, принимает, обволакивает его своим слабым теплом, смыкает на его плечах руки, слабо, беспомощно. И откидывается назад, невольно подставляя под одурманенный взгляд слабую шею.
Влажные волосы прилипают к вискам, когда Моран думает о том, что в комнате наверняка есть камеры. И если Джим жив…
Смотри, ублюдок, мысленно скалится Моран, и убирает со лба Молли мешающие пряди волос.
*
Когда Себастьян окончательно издергался, когда нервы его на пределе, его экспериментальная готовка проваливается и он говорит резко, забываясь (он бы никогда не подумал, что забывается с другими, но с Молли – с ней другое дело), Хупер садится рядом с ним на шаткую табуретку. Он смотрит на табуретку и думает о том, как легко было бы подбить ее и сделать так, чтобы горячий чай выплеснулся прямо на девушку (она до сих пор девушка, женщина – слишком пошло, слишком грязно). Думает, просчитывает, пытается заставить себя. Но ему не хочется – и тошно.
- Это никому не нужно, - говорит она, и он думает о том, как же она_повзрослела_. Не постарела, именно… Или он не замечал?
- Поясни.
- Они вернутся так или иначе, - она делает глоток, вздрагивает, и он буквально видит, как тепло распространяется вдоль ее тела. Слова Молли отдаются в голове как элементарная истина, которую он просто не хотел признавать. – Ты вытеснен из их системы, добровольно или нет, но ты не их часть. Они появятся сами, когда захотят. Когда устанут находиться в стороне и ждать.
Она права.
Эти слова набатом раздаются в голове.
Молли, Хупер, детка, разве думал когда-нибудь Райтон, которому ты отсасывала в вонючем школьном туалете, или Холмс, к которому ты относилась с таким трепетом, что ты будешь настолько хороша? Наблюдательна? Разве кто-нибудь из них вообще думал?
Мир слишком долго делал так, как хотели они. Слишком высокие цены на двоих. Пусть эти две ебаные улитки выползут из своих ракушек.
*
И они появляются.
Себастьяну и Молли пришлось сменить несколько мест жительства, потому что – к сожалению – каким бы умным не был Шерлок, Мориарти слишком много поставил на Морана. Всего – ничего. Ноль. Пустоту. И одновременно – все. Такие вещи нельзя простить за чашечкой кофе, и атмосфера сгущается.
Есть что-то особенное в том, чтобы делиться сигаретой, одной на двоих.
Молли кашляет и жмурится, но не отказывается.
Ее пальцы дрожат, когда она неумело держит сигарету, и Моран забирает ее обратно, затягивается. Лучшая сигарета в его жизни, думает он. Кухня, где они расположились, кухня в высотке, старой я дряхлой, пропитана насквозь дымом. Моран откидывает голову назад и усмехается. Мрачно улыбается, рассматривая старую паутину на потолке. Наверное, даже паук успел там подохнуть. Несколько поколений пауков.
У них с Молли свой ритуал.
Он не стоит рядом с окном, она – тоже. Место неплохо простреливается, но все же хуже, чем предыдущая квартира.
Они прекращают переезжать, потому что оба устают чего-то ждать. Ожидание смерти, ожидание жизни, ожидание везде. Они убегают убегают убегают. А потом выматываются, ставят стулья и садятся в зале ожидания.
Молли, словно маленькая девочка, поигрывает своим заряженным пистолетом, толкая вдоль стола туда-сюда. Моран к винтовке не прикасается.
Где-то слышится визг неудачно завернувшей за угол машины. Потом – громкая ругань.
Хупер безусловно слаба. Зато, прикидывает Моран, если они будут стоять спина к спине, у него больше не будет слепых пятен.
Конец