GMH

Today I wore shorts to school for the first time in years, revealing some very bad scars all across both thighs from self harm.
Many people I know asked how I got them, so one of my friends began walking behind me telling everyone that I got into a fight with a tiger.

Friends who don't judge GMH
***
Today, I was sitting with my friends near an escalator in the local mall.
A blind woman was approaching us without realizing.

An older woman took her by the arm, asked her kindly where she would like to go, and led her in the right direction.

People who give a helping hand even when they don't have to GMH
***
Today, it was raining very hard.
I saw a man walk out of a store wearing a very expensive looking suit.

He had a worried look on his face about walking in the rain.

A complete stranger walked by, wearing a raincoat and holding an umbrella.

He handed the man his umbrella and walked away.

A stranger's kindness GMH
***
A few days ago our entire class went to a baseball game.
We were sitting behind a popular group of boys, and one of them caught a T shirt being thrown out.

He then walked down to another boy with autism who was sitting alone and handed it to him.

The next day, the boy was wearing it.

That boy GMH
***
On Halloween, the girl at my school with down syndrome dressed up as a cow.
A lot of kids made fun of her, but one of the more popular boys told her she looked "udderly" gorgeous and gave her a candy bar.

People like him GMH

@темы: <3, Цитаты

---

купила "Цветы для Элджернона". Да, первые десять страниц - и я влюблена.
Еще вот не могу нарадоваться тому, как во вторых "Мушкетерах" Д`Артаньян встретил Арамиса. Мне кажется, или где-то я слышала, что Арамис станет предателем? Понятия не имею, но аббат Д`Эрле, который грозится своему слуге сжечь его на священном письме, вызывает у меня восторг. И они не старые *_* 40-43 года. А вот Атос...Атоса я жду с паникой. Если он будет старый и с палочкой, я буду умирать с горя. ._. Хотя, Ришелье уже труп.
А Д`артаньян мне так и не начал нравиться. Из дурачка он превратился в безвольного пня.
Зато Рошфор - ох, Рошфор! - остался прежним *_*

@темы: Чьи это хорошенькие глазки плавают у меня в чае?

---

няшная забавлялка

Интересная игра.
Правила: возьмите какой-нибудь фандом, напишите в произвольном порядке 13 персонажей... и отвечайте на вопросы. Вопросы заранее не подглядывать!

Фандом у нас Шерлок (BBC).

ну, поехали х)

Персонажи:
1. Джон.
2. Шерлок.
3. Майкрофт.
4. Джим.
5. Молли.
6. Себастьян.
7. Сара.
8. Лестрейд.
9. Салли
10. Андерсон
11. Диммок
12. Миссис Хадсон
13. Ирэн
1. Вы когда-нибудь читали фики с пейрингом 6/11? А хотели бы?
Себастьян/Диммок?О.о вообще-то, это вполне логично. Ну, хотела бы. Потому что киллер и инспектор Скотланд-Ярда - довольно-таки неплохой эксперимент. х)
2. Вы думаете, номер 4 – сексапильный? Насколько?
Мориарти. Обожеда. Я блин не думаю, я знаю, что он идеально сексуален. т_т В сериале нет никого сексуальнее. Оо Это уж точно.
3. Что случилось бы, если бы номера 12 и 8 забеременели?
Если бы забеременел Лестрейд, он получил бы миллион и богатое Британское Правительство в придачу. Если бы забеременела миссис Хадсон - везде бы спорили, возможно ли рожать в таком возрасте О.о
4. Вы можете рекомендовать какой-нибудь фик о номере 9?
Нет. Где-то видела фик про Андерсона и Салли, но не читала.
5. Номера 2 и 6 составили бы хорошую пару?
Не знаю как хорошую, но трахабельную вполне. х)) Себастьян/Шерлок это же фааап *_*
6. 5/9 или 5/10? Почему?
Одно другого хуже xDDDDDDDD Молли/Андерсон - издевательство над бедной девочкой, которой поручили труса и дауна. Молли/Донован - просто надругательство над ней, так как Донован слишком навязчива со своим мнением ==
7. Что случилось бы, если бы номер 7 вломился бы в комнату, где номера 2 и 12 занимались сексом?
Я не знаю, что сказала бы Сара, если бы увидела, как Шерлок и миссис Хадсон занимаются сексом, но ЛЮБОЙ бы перекрестился О_О
8. Напишите примерное саммари (аннотацию) для фика с пейрингом 3/10
Британское Правительство решило исправлять уровень образования населения, начиная с малого. Жестокий, грубый Андерсон и нежный, хрупкий и беззащитный Майкрофт - кто победит в этом образовательном поединке? обоже,что я написала XDDD
9. Можете ли вы представить себе флаффный фик с пейрингом 1/8?
Джон/Лестрейд? Дааааааа *________* Это же просто флафф флаффа. Два милых няша. Такие омномномном всякие пончики. Джон делает чай, Лестрейд такой сидит и вяжет ему свитерок xDDD
10. Предложите название для фика с пейрингом 7/10 в жанре hurt/comfort
Последний мужчина на Земле.
11. Какой сюжет вы бы использовали, если бы вам предложили написать фик, в котором 4 лишает девственности 1?
ОБОЖЕБОЖЕБОЖЕ Я НЕ ЗНАЮ КТО ЭТО НАПИСАЛ НО НАВЕРНЯКА ТАКОЙ ЖЕ ШИППЕР ДАБЛДЖИ КАК И Я. Кгм. А теперь давайте адекватно, мозги.
Если девственности - значит, Джон еще молодой. Тогда Джон работает где-нибудь, еще молодой, Джим - чуть постарше. Как вариант - банальное лишение определенной девственности под давлением и шантажиком. Если взять Джона обыкновенным - Джим будет демоном или чем-нибудь вроде этого. Я нынче пошлый, для пвп у меня одна мысль.
12. Кто-нибудь из ваших друзей читал слэш с участием номера 7?
Фемслэш тогда уж. Да нет, Сара обычно фоном пробегает х))
13. Кто-нибудь из ваших друзей читал гет с участием номера 3?
Друзей - нет. Но я читала с пейрами Майкрофт/Антея и Майкрофт/Молли. Вот последнее - уня <3
14. Кто-нибудь из ваших друзей пишет фики или делает фанарт про номер Одиннадцать?
Да его вообще не особо упоминают О.о Хотя его можно было бы расписать как вполне себе амбициозного человека.
15. Кто-нибудь из ваших друзей пишет фики про тройку Два/Четыре/Пять?
Какая умная викторина Оо нет, из друзей не пишет. Но Шерлок/Молли/Джим - *_* Вот уж хоть кто-то за нее помучается =_= потому что заслужила.
16. Что мог кричать номер Десять на высоте страсти?
..."ты так и не вымыла мой пол!!!111", не?
17. Если бы Вы писали сонгфик о номере Восемь, какую бы выбрали песню?
Pieces - Sum 41
18. Если бы Вы писали фик про тройку 1/6/12, какие бы вы указали предупреждения?
Майндфакинг, чай, чудодейственная травка для бедра, пвп. Вуайеризм.
19. Как, по-вашему, номер 2 мог бы соблазнить номер 10?
Наверное, надо просто сказать Андерсону комплимент О.о
20. Когда в последний раз вы читали фик о номере 5?
О Молли...где-то на прошлой неделе.
21. Какие секретные сексуальные пристрастия есть у номера 13?
XDDDD как знала. БДСМ, садизм, доминирование, наказание. Использование разномастной атрибутики, унижение, шантаж.
22. Мог ли номер 11 переспать с номером 9? Пьяный или трезвый?
Под сильным градусом. Для храбрости перед будущим нервным Андерсоном и сценой ревности.
23. Если номера 3 и 7 окажутся вместе, кто будет сверху?
Зонтик.
24. 1 и 9 счастливы вместе, пока 9 не изменяет ему с 4. Безутешный 1 проводит одну горячую ночь с 11, и терпит неудачу с 13. Затем он следует мудрому совету 5, и находит истинную любовь с 3...
А теперь давайте напишем, что получается.
Джон и Салли счастливы вместе, пока Салли не изменяет ему с Мориарти. Безутешный Джон проводит одну горячую ночь с Диммоком, терпит неудачу с Ирэн. Затем он следует мудрому совету Молли, и находит истинную любовь с Майкрофтом...
25. Как вам понравится канон 7/8?
Неплохой. Вполне возможный.
26. Вызывает ли у вас отвращение пейринг 4/8?
Нет, если зло восторжествует, и Джим будет сверху **
27. Что может объединять 5, 7 и 1?
Они все милашки.
28. Как бы вы повели себя, внезапно встретив на улице настоящего 9?

Убила бы суку -_-
29. Про кого из этих двоих - 2 и 3 - вы написали бы стеб, а про кого pwp nc-17?
Стеб - про Майкрофта и диету. Про Шерлока - пвп **
30. Если предположить такой бред, что 3 и 11 женаты, то кто из вышеперечисленных мог бы быть их ребенком?
Майкрофт и Диммок. Разве что Андерсон как сын такой несчастной любви О_о ну а если серьезно, то может быть Шерлок или Лестрейд. Или Джон.
31. Кто из вышеперечисленных, на ваш взгляд, является идеальной парой для 10?
Салли, понятное дело, раз не тюремная решетка.
32. Знаете ли вы человека, чей любимый персонаж - 6?
Пффф, да их завались х)
33. Естественная реакция 7 на поцелуй 2?
Дала бы в морду.
34. В каком жанре вы видите пейринг 12/1?
Стеб. х)
35. А если прибавить к ним 9?
Стеб с элементами ангста.
36. В кого вероятнее влюбился бы 1 - в 3 или 5?
В Молли, потому что "я не гей" и в Майкрофта, потому что Джону нужен кто-то, кто будет над ним доминировать.
37. Чем, на ваш взгляд, можно оправдать совместную попойку 5, 8, 11, 2 и 7? Как бы она происходила?
Молли, Лестрейд, Диммок, Шерлок, Сара? Удачное завершение дела. Шерлок бы всех достал.его бы оглушили лопаток и отправили трахаться с пьяной вдрызг Молли в крематорий.
38. Могли бы вы написать какой-нибудь фик про 9?
Неееет. Ни за что. ._. Хотя да. Хотела. про сторону Салли и Андерсона. Как у людей.
39. Напишите краткое содержание фика про 3/7
Майкрофт/Сара? Майкрофт пришел проведать Джона, чтобы увидеть, хорошо ли доку работается, а там Сара. Такая милая, а ей рыжие нравятся. Они поехали бы в цирк, она бы поила его отвратительным кофе из автоматов, а он бы присылал ей отличные врачебные инструменты. О_о
40. Может ли 8 из ревности убить 6?
Нет. Разве что точно осуществится пейринг с Мориарти.

@темы: Шерлок Холмс

---

Я как всегда лезу не куда мне можно. Мне дико болела голова.

Название: Сказка о всемогущем человеке.
Автор: джентельвумен.
Бета: пока не бечено.
Фандом: Шерлок (BBC).
Пейринг: даблджи, как всегда.
Жанр: Слэш, психология.
Саммари: Я расскажу вам, ребятки, сказку.
Сказку о человеке, который получил то, о чем мы с вами, дорогие, могли бы только мечтать. Наш главный герой – Джим Мориарти – непослушный мальчишка, невыносимый подросток и жестокий преступник в конечном итоге. Однажды этот человек получил в свои руки то, о чем совершенно не задумывался – шагреневую кожу.
От автора: Мне было очень плохо, когда я это писала. Я не претендую ни на что. Даже на грамматически правильное написание. Но зато мне стало легче сразу после написания.

Обладая мною, ты будешь обладать
всем, но жизнь твоя будет принадлежать
мне. Так угодно богу. Желай - и желания
твои будут исполнены. Но соразмеряй
свои желания со своей
жизнью. Она - здесь. При
каждом желании я буду
убывать, как твои дни.
Хочешь владеть мною?
Бери. Бог тебя
услышит.
Да будет
так!
Оноре де Бальзак «Шагреневая кожа»

Я расскажу вам, ребятки, сказку.
Сказку о человеке, который получил то, о чем мы с вами, дорогие, могли бы только мечтать. Наш главный герой – Джим Мориарти – непослушный мальчишка, невыносимый подросток и жестокий преступник в конечном итоге. Однажды этот человек получил в свои руки то, о чем совершенно не задумывался – шагреневую кожу.
Джим Мориарти, конечно же, читал классику. Классика – залог успеха. В музыке, литературе, архитектуре, живописи и стиле одежды. Даже в манерах.
Тому, кто сказал бы, что Джим не соблюдал классику во всех ее проявлениях, он бы собственноручно выгрыз горло. Фигурально выражаясь. Потому что Джим действительно был поклонником классики во всех смыслах этого слова.
Классический образ злодея, не запятнанный восторгами множества зрителей, пугающий и черный, как беспросветная лестница, ведущая к самому центру Земли. Классический образ шута и паяца, клоуна, которого на самом деле боятся все дети по ночам, который улыбается тогда, когда не весело остальным. Классическая сцена кошмара, в котором он столкнулся со своим врагом и его собачонкой в окружении своих верных слуг, в неприглядной обстановке, а врага и его друга – вопреки всему – мог превратить в своих рабов. Классическая сцена, достойная пера Гофмана, Диккенса, Вольтера…
Или Бальзака.
Джим не удивился, когда ему в руки попала шагреневая кожа. Он не вскочил на ноги, не заорал, не швырнул ее на пол в притворном ужасе. Он просто достал ее из свертка, блаженно-прохладную, и выдохнул:
- Себастьян, закрой окно.
А в голове всплывали образы, цитаты, описывающие такое дивное творение.
- … «лоскут шагрени, не больше лисьей шкурки», - ухмыльнулся Мориарти, забираясь в кресло с ногами. – «Черная зернистая поверхность шагрени была так тщательно отполирована и отшлифована, прихотливые прожилки на ней были столь чисты и отчетливы, что, подобно фасеткам граната, каждая выпуклость этой восточной кожи бросала пучок ярких отраженных лучей», - нараспев сообщил Мориарти в никуда и засмеялся, отложив шагреневую кожу обратно на столик.

Он не стал захватывать мир, ничуть. Процесс его занимал больше, чем результат, а готовый результат таким легким образом был для него чертовски скучным. Он воспользовался шагреневой кожей так, как никто не мог бы. Он просто воспользовался ею как приложением на телефоне, как забавной игрушкой. Он пользовался ею направо и налево, прекрасно зная об окончании книги у Бальзака. Он видел, как уменьшается кожа, усмехался про себя и пожимал плечами, не придавая никакого значения этому.
Джим Мориарти не брал это во внимание.
Его умение прожигать чужие жизни, играть своей, балансировать на грани и плясать, издеваться и делать бесценным привычное и делать ненужным самое драгоценное подчинило шагреневую кожу. Он подчинил то, что выполняло все его прихоти, подмял под себя часть мироздания. Черная душа восхищала бездушный предмет, черные глаза горели по-прежнему прекрасно, черная дыра в его сознании не затягивалась – черная дыра там, где должны быть ощущения. Джим Мориарти подчинил себе свою смерть. Поэтому он знал, что даже когда шагреневая кожа исчезнет, он не умрет.

Всевластие так же порождает скуку. Мориарти был слишком успешным человеком, чтобы не сделать все запланированные дела в начале месяца, и теперь томился от невозможности что-либо сделать. Джиму нужно было уничтожение.
А первый этап любого уничтожения – любовь.
- Я хочу, чтобы меня полюбил Моран, - флегматично сказал Мориарти, рассматривая шагрень с ленивым любопытством. Шагрень тут же стала меньше, и Джим блаженно закрыл глаза.
После окончания одного из заданий Себастьян Моран бесцеремонно вцепился в него, как узник в свое единственное спасение, и прижался к нему, целуя жадно, порывисто, даже не отбросив в сторону автомат. Джим сгорал от этих прикосновений, от чужого властного рта, от запаха оружейной смазки, исходящей от Морана.
И это скоро ему наскучило.
- Майкрофт Холмс.
Майкрофт Холмс любит совершенно по-другому. Джим понял это по слегка нервно дрогнувшим рукам, безмерно-тягучему взгляду и скорбно сжатым губам. Понял он это и тогда, когда в день его побега охрана куда-то запропастилась. Майкрофт Холмс не запрещал, не пытался отрицать. Он негласно приглашал. И Джим пришел один раз, второй, третий, упиваясь этой властью над человеком, владеющим Англией.
Но и это скоро наскучило ему.
- Молли…Хупер.
Влюбить Молли оказалось не так-то легко, как Джим думал – во всяком случае, Джиму из АйТи это не удалось, потому что - Джим втайне подозревал – праведные люди сложнее поддаются обману. Но и Молли оказалась беззащитна перед магией. Она не пыталась его добиться, просто однажды после секса сделала ему дивный чай, вздрогнула, когда он обнял ее за плечи, и не попыталась поправить на себе съехавший халат, который наверняка был ей велик, а у нее в доме было холодно.
Но и такая преданность и нежность Джиму наскучила, хотя и не так быстро, как предыдущие две.
Поэтому Джим использовал последний вариант из тех, которые его бы могли удовлетворить:
- Шерлок Холмс.
Шерлок был замечательным, трепетным и на удивление интересным. Он проделывал такое, что голова ходила кругом от его смелых и почти всегда верных предположений. Шерлок Холмс любил пылко и жадно, и жарко становилось не только от его прикосновений, но и от слов. Не раз у Джима приливала кровь к лицу и улыбка складывалась пошло-желанная от того, что тот говорил. Но потом Джим сказал ему, что убийца там – и Шерлок побежал туда. Джим дал ему дело – и Шерлок занялся им. Джим составил цепочку преступлений – и Шерлок легко поддался и окунулся в его игру с головой.
Шерлок тоже наскучил Джиму.
Тогда Джим решил пошутить. Ему нужна была любовь нелепейшего, смешнейшего человека, с которым можно было бы поразвлечься. Просто позабавиться – у всех ведь бывает плохое настроение?
И тогда Джим сказал имя, которое доселе никогда не приходило ему в голову:
- Джон Ватсон.
Он улыбался несколько секунд, смотря на шагреневую кожу (осталось совсем немного, как раз для одного желания), а потом настороженно подался вперед, перенеся вес на ноги. Ведь шагреневая кожа не уменьшилась ни на миллиметр.
- Я хочу, чтобы меня полюбил Джон Ватсон! – зарычал Джим, дожидаясь хотя бы малейших изменений.
Ни-че-го.
Джим слегка побледнел, отчего и так темные глаза почернели от гнева. Он отшвырнул шагрень в другой угол комнаты, а сам вышел из помещения, зло бросив:
- Подделка!
Знаете, ребятки, Джим был чертовски нетерпеливым мальчиком. А еще иногда очень невнимательным. Он ведь не вспомнил об аналогичном варианте, как случилось с Рафаэлем, который хотел влюбить в себя Полину. Не помнил, почему и тогда шагреневая кожа осталась прежней.
Просто невозможно влюбить в себя того, кто уже тебя любит.

- Присаживайся, Джонни. Ну же, - низкий голос забирается в уши и заставляет нервно дрожать. – Джонни-бой, ковер не так уж плох.
Джим потребовал «пусть он делает все, что я захочу» - и потом приказал Джону Ватсону явиться. Это было забавнее, чем их игры с угрозами и обещаниями уничтожить кучу людей, лишь бы Джон явился. Это было…восхитительно.
Вот он стоит, высоко вскинув подбородок, голубые глаза смотрят зло и с вызовом. Он стоит прямо, ровно, словно солдат, и – Джим смеется – готов принять любую смерть так, как военный. Но Джиму интересно, Джиму любопытно, Джиму хочется знать: что особенного в Джоне, раз тот не поддается на магию шагреневой кожи? Шагрени больше нет – он израсходовал последнее желание, заставил непослушную игрушку исчезнуть. Но взамен Джон Ватсон теперь его слушается. Всегда.
- Я не хочу, - срывается с губ Джона. Тело доктора пробивает дрожь, потому что он более не может управлять собственным телом, не может заставить себя не садиться подле Джима. Он сломается вот-вот и действительно сядет на пол у кресла Джима, но Мориарти жадный до мелочей: суживает глаза и шипит:
- Сидеть, Джонни-бой.
У Джона подкашиваются колени, и он действительно падает у его ног, садится, опираясь ладонями о собственные колени. Лицо невероятно горит, глаза смотрят в пол, а губы упрямо сжаты. Джим готов поклясться, что Джон напуган, потому что эта дрожь может быть свидетелем не только скрытого гнева. Джим неровно выдыхает, запуская пальцы в светлые волосы. Те оказываются неожиданно мягкими, а вздох Джона – не притворным. Джим запрокидывает его голову и тянет к себе, улыбаясь за несколько секунд до того, как накрыть губы Джона своими:
- Поцелуй меня.
И Джон целует. Его поцелуй не похож ни на чей другой. Это поцелуй человека, который никогда не сдается, поцелуй человека, чья воля оказалась несгибаема даже тогда, когда он больше не владеет собой.
Вот именно тогда, ребята, Джим был восхищен. Губы у Джона были сухие, но мягкие и податливые, и Джим испытал невероятное чувство опьянения. Это было не тем, что чувствовалось обычно – это было невероятно уникально и ново, словно человек, который вечно пил исключительно дистиллированную воду выпил воду из родника. Джон не умел лгать, каждый его слабый выдох будоражил сознание, каждое его движение было кристально чисто, каждая его попытка отстраниться возбуждала. И тем не менее Джим не мог его понять. В какой-то момент натянутая пружина сорвалась, и Джим резко толкнул Джона назад, заставив растянуться на полу. Мориарти сел сверху, методично расстегнув несколько пуговиц своей рубашки, а потом, когда Джон приподнялся было на локтях, чтобы откатиться в сторону, болезненно сжал его запястья – от гнева и желания даже силы появились. Джим улыбнулся, противно-холодно, отчего во взгляде Джона забрезжила надежда на скорое освобождение или скорую смерть. Но вместо этого он почувствовал прохладные руки под своим свитером, а над ухом тихий голос:
- Сейчас, Джонни-бой, я возьму тебя, и ты не посмеешь мне перечить.
Джим не знает, в чем дело. Возможно, в том, что никто не умеет так напрягаться от каждого прикосновения, как Джон, никто не умеет так ставить барьеры защиты, как Джон, и оттого ломать их еще приятнее. Никто не стонет так, как Джон – глухо и низко, одновременно пытаясь найти поддержку в своем безнадежном возбуждении. Джон вздрагивает, когда Джим целует его за ухом, когда заставляет подаваться себе навстречу, и в этой настороженности и нежелании доверять и подчиняться Мориарти находит подлинное неприкрытое чувство. Распознает он его не сразу. Не тогда, когда говорит торопливо одевающемуся Джону «Жду тебя тут же в четверг, Джонни-бой», едва не выдав себя излишне хриплым голосом. Не тогда, когда Джон приходит к нему несколько месяцев подряд, несмотря на то, что не хотел бы приходить. Он понимает это однажды, когда видит в куртке Джона пистолет, которым тот никак не пытается воспользоваться. Джиму привычно, Джим ждет, когда Ватсон выстрелит. Но Джон не стреляет.
В тот день Джим посмеялся и закинул голову назад, чувствуя, как сумасшествие закрадывается ему в голову. Он берет пистолет Джона, разворачивает его голову к себе и касается дулом тонких обветренных губ. Улыбка Джима похожа на прорезь на лице, а взгляд обжигает до конца. Ему кажется, что сейчас вот он и убьет Джона, как только тот дернется.
Он понимает, что не разучился удивляться, когда Джон вместо того, чтобы отстраниться, обхватывает дуло пистолета губами, скользит вдоль него, подается вперед, чуть щуря глаза оттого, как неприятно сталь скользит вдоль нёба. Он слышит, как зубы соприкасаются с металлом, видит влажную дорожку, чувствует, как неровно Джон выдыхает, и только ресницы выдают всю степень его испуга.
Джим не нажимает на курок.
Джон не требует от Джима взаимности и не просит понять себя. Он по-прежнему упрямится, по-прежнему мешает ему вместе с Шерлоком в их странных играх, но теперь Джим не торопится туда, на место встречи, чтобы увидеть результат гениальной шерлоковской дедукции. Он идет туда, чтобы увидеть, как прячет взгляд Джон, как резко поднимает глаза, когда дело касается человеческой жизни. Джим чувствует, как вместе с каждым живым человеком в мире становится сильнее сам Джон. У маленького глупого доктора, казалось, были все шансы, чтобы умереть первым, а Джим теперь понятия не имеет, как можно уничтожить этот небольшой сгусток света, благодаря которому тьма вокруг каждого человека становится не такой плотной. Джиму иногда кажется, что он видит как Джона охраняет то сияние, которое помогает ему держаться на плаву. Джим устраивает им невероятно странные, безумные приключения, и иногда чувствует, что смеется слишком нервно, когда Джон не успевает выбежать в идеально точное время. Иногда он не отводит взгляд от экрана.
Джим списывает это на невнимательность.
И сдается Джим Мориарти тогда, когда сидит напротив Джона, нервно сцепив пальцы в замок, не смея к нему прикоснуться. Он смотрит на него исподлобья, размыкает губы и вместо приказа осторожно спрашивает:
- Можно?..
И сердце падает куда-то вниз, Джим чувствует себя живым мертвецом, потому что ответной реакции от Ватсона никак не может дождаться. И Мориарти понимает, что с некоторыми людьми необходимо ошибаться, чтобы не было так страшно получить ответ.
И он ошибается опять.
Джон целует его спокойно и медленно, пробуя на вкус его отчаяние. Он выпивает его до конца, заставляя Мориарти цепляться за подлокотники кресла. А потом отстраняется и улыбается, глядя в посветлевшие карие глаза как-то светло, не отводя взгляд. Смех его заставляет расслабиться и откинуться назад на спинку кресла.
- Все дело в том, что я хочу тебя целовать.
Жили ли они долго или счастливо? Как все закончилось, да и закончилось ли? Никто не знает, ребята, никто не знает.

@темы: Шерлок Холмс, Фанфикшн

---

???

На самом деле, может прозвучать глупым то, что я скажу, но я не выношу людей, которые не любят читать книги. и тут речь идет не о людях, у которых нет времени, как вот например мои родители. Скорее все дело в том, что люди просто не хотят читать.
Возьмем к примеру мою подругу. Севу. Она кричит о том, что она тупая, рвет на голове волосы и спрашивает "из меня выйдет нормальная проститутка?", и последнее я вообще считаю позерством. Господибоже. Она сидит в интернете сутками. Областная библиотека находится от нее в получасе ооочень медленной прогулочке. Но она сидит дома, общается со своей девушкой в интернете и нихуя не делает. Она не может поступить в универ. потому что ЗНО завалила, но ей не приходит в голову "а почему я не очень хорошо сдала украинский? вахахашуткэна, это же так забавно, что я за свою жизнь ничерта не прочитала".
Ну и пункт два. Не перевариваю, когда человек читает исключительно развлекательную литературу. Сама грешу тем, что иногда почитываю не очень нагруженные книги, но это редко бывает. И меня от таких книг тошнит. Я не понимаю, когда человек вместо того, чтобы подумать "хм, а может пора почитать что-нибудь умное?"читает стопицотбчоплаопвлпоолвдпатую книгу ни о чем. Типа любовных женских романчиков.
Ну вот как можно относиться серьезно к человеку, который не знает, шотакоэ "Обломов" или, что еще более странно, ху из "Евгений Онегин"?

@настроение: убью, ага

@темы: Прибереги нервы для старческого маразма

---

Джоди Пиколт "Последнее правило"

Вчера я дочитала хорошую книгу хорошего автора. Джоди Пиколт - современный американский автор, чьи произведения всегда вызывают и грусть, и улыбку и все, что там испытывают люди. Я не об этом.
Я читала книгу Пиколт "Девятнадцать минут", и та книга была печальна, но замечательна - о мальчике-подростке, который терпел издевательства над учениками 11 лет и в конце концов пришел в школу с ружьем. Эта книга не уступает в своей печальности предыдущей, хотя я затрудняюсь сказать, какая книга все-таки лучше.
Итак, у нас есть Джейкоб Хант, он - аутист, которому в детстве поставили синдром Аспергера, и он помешан на криминалистике и испытывает большие сложности в общении с другими людьми. У него есть брат - Тео, которому 15 лет. И который страдает манией вламываться в чужие дома и ничего(или почти ничего) оттуда не брать. И у них есть мать - Эмма Хант. Мать-одиночка, которую бросил муж после того, как Джейкобу поставили диагноз, а Эмма забеременела Тео.
Джейкоб не умеет общаться с людьми, хотя умнее многих, он прибывает на места преступления и оказывается умнее местного инспектора. У него дома вся одежда разложена по цветам радуги, а книги и диски - по алфавиту. Он успокаивается под песню Боба Марли "Я убил шерифа". И его обвиняют в убийстве наставницы Джесс, которую он не только уважал, но и любил.
Эта книга печальна и очень полезна для тех, кто хотя бы иногда задумывается о понятии "семья". Несмотря на мою категоричность и нежелание заводить семью(ну, мне 17 лет, что я поделаю), эта книга показала всю глубину любви матери, умение помогать женщине, в которую влюблен, несмотря на то, что ты адвокат, которому платить за жилье нечем, и ты младше своей возлюбленной более чем на десять лет. Эта книга о том, что чувствовать могут все люди, даже если они это не показывают.
Единственный минус книг Пиколт, как мы с моей подругой уже удостоверились - то,что она в каждой своей книги использует элемент суда и элемент какой-то семейной печали. Это неплохо, но и один и тот же стандарт может надоесть.

@темы: Литература

---

Мне то и дело хочется написать фанфик о Молли.
Молли.
Я ее обожаю.
А что писать - не знаю.
Я стишками заговорила. Хм.

@темы: ?

---

дадада.

Мне дико нравится книга, которую я читаю сейчас - "Последнее правило" автора Джоди Пиколт. Вот несколько цитат, книга-то не моя:

Когда-то у меня был учитель биологии. Когда я при всем классе указал мистеру Хаббарду на ошибку, он улыбнулся левым уголком рта. Я воспринял его улыбку за знак благодарности. Но эта кривая улыбка, по всей видимости, означала, что он рассержен моим поступком, хотя предполагается, что улыбка обозначает радость. Поэтому меня за хамство отправили в кабинет директора, хотя всему виной выражения лица людей – оно не всегда отражает их истинные чувства.
***
Когда умирает человек, такое чувство, что у тебя выпал зуб. Ты можешь жевать, есть, у тебя во рту осталось много зубов, но языком ты постоянно трогаешь пустое место, где все еще побаливают нервы.
***
В прошлом году, после Рождества, тринадцатилетняя девочка по имени Грейси Чивер утром так и не вышла к завтраку. Ее обнаружили повешенной на вешалке в гардеробной. Когда мы с криминалистами прибыли на место преступления, первое, что бросилось в глаза, — ужасный беспорядок в комнате Грейси: повсюду груды немытых тарелок, на полу разбросаны бумаги и грязное белье. Никто даже не заставлял эту девочку убирать в комнате. Я пролистал ее дневник и понял, что Грейси — хрупкий, уязвимый подросток. Она ненавидела свою жизнь, себя, ненавидела свое лицо, считала себя толстой, записывала каждую съеденную калорию и постоянно соскакивала с диет. А потом на одной странице: «Я скучаю по маме». Я спросил у одного патрульного, неужели ее мать умерла, и он отрицательно покачал головой. «Она в кухне», — ответил он.
Грейси была старшей из двух дочерей. Младшая страдала синдромом Дауна, и, черт возьми, мать жила ради этой младшей. Она учила ее дома по школьной программе, занималась с ней гимнастикой на коврике в гостиной. И пока мать была занята тем, что изображала из себя святую, отец Грейси постоянно заигрывал с дочерью.
Я забрал дневник Грейси в участок и сделал две ксерокопии. Дневник был весь в крови, потому что она, пока писала, резала себе вены. Один экземпляр я отдал судмедэксперту. Второй отнес начальнику. «Кое-кто в этой семье должен узнать, что происходит вокруг», — заявил я.
После похорон Грейси я позвонил ее матери и попросил встретиться. Мы сидели в гостиной перед пылающим камином. Во время этой встречи я отдал ей копию дневника, сказал, что пометил те страницы, которые ей просто необходимо прочесть. Она подняла на меня безжизненные глаза и сказала, что ее семья начинает жизнь с нового листа. Поблагодарила и на моих глазах швырнула дневник в камин.
***
Однажды известного адвоката-еврея Алана Дершовица спросили, взялся бы он защищать Адольфа Гитлера.
— Конечно, — ответил он. — И выиграл бы дело.
***
Я отлично помню тот день, когда Джейкоб в последний раз назвал меня «мамочка». Это случилось после окончания восьмого класса, ему исполнилось четырнадцать. Он получил аттестат. «Мамочка!» — позвал он, подбегая, чтобы показать его мне. Дети вокруг услышали и начали смеяться. «Джейкоб, — дразнили они, — твоя мамочка приехала. Сейчас отвезет тебя домой». Он слишком поздно узнал: когда тебе четырнадцать, чтобы выглядеть «крутым» перед сверстниками, не стоит выказывать неподдельную радость.
***
Последнее, что я помню, перед тем как исчезнуть: числа имеют смысл. О людях такого не скажешь.
***
Никто никогда не спрашивал у Супермена, не является ли его рентгеновское зрение обузой; не надоело ли ему смотреть на кирпичные здания и видеть, как мужья избивают жен, или как напиваются одинокие женщины, как неудачники бродят по порносайтам. Никто никогда не спрашивал Человека-паука, не кружится ли у него голова. Если их дар и мой из «одного теста», неудивительно, что они постоянно попадают в неприятности. Скорее всего, они надеются на быструю смерть.
***
Лично я присоединяюсь к мнению, что нормальность – это просто насадки на влагопоглотителе.
***
— Моя мама по пятницам готовила рыбу, — признаюсь я, открывая и закрывая ящики буфета в попытке найти столовые приборы.
— Вы католик?
— Нет, норвежец. Рыба — скандинавский афродизиак.
Щеки Эммы вспыхивают.
— И как? Работает?
— У моих родителей пятеро детей.
***
Вероятно, мои родители-скандинавы знали, что делали, потому что из-за рыбы ли, из-за того ли, как выглядела Эмма — удивленной и немного взволнованной, но я, к своему изумлению, понял, что хотел бы ее поцеловать. Однако не могу, потому что она мать моего клиента и, скорее всего, тут же выгонит меня пинком под зад.
— Полагаю, у вас есть план наступления, — говорит она.
Мои глаза расширились: неужели ее снедают те же чувства? Перед мысленным взором проносится картинка, как я валю ее на стол.
— Чем быстрее, тем лучше, — заявляет Эмма, и мой пульс учащается в три раза. Она оборачивается и через плечо смотрит в гостиную, где Джейкоб неспешно запихивает в рот рис. — Я просто хочу, чтобы весь этот кошмар быстрее закончился.
С этими ее словами мои мечты разбиваются о печальную действительность. Я откашливаюсь вполне профессионально.
***
Потому что, если уж на то пошло, забавно ведь, если я спрашиваю сына: «Как ты спал?», а он отвечает мне: «На животе».
Смешно, когда я говорю Джейкобу, что буду через минуту, а он начинает считать до шестидесяти.
Смешно, когда Джейкоб в детстве изображал стрелки часов каждый раз, когда я приходила домой, — его интерпретация «стрелканемся позже».
Смешно, когда он умоляет купить ему учебник по криминалистике на сайте Amazon.com, я прошу его назвать приблизительную цену, а он приносит лупу.
Смешно, когда я горы сворачиваю, чтобы добыть к первому числу для Джейкоба белую еду, а он беззаботно наливает себе колу.
Истинная правда, когда говорят, что синдром Аспергера поражает всю семью. Я так давно это делаю, что перестала считаться с мнением окружающих о нашем бледном рисе и рыбе, о нашем давно устоявшемся режиме — совсем как Джейкоб, который не может поставить себя на место другого человека. И совсем как Джейкоб может воспринять зараз только что-то одно, то, что кажется жалким под одним углом, под другим кажется смешным.

@темы: Литература, Цитаты

---

нечто вроде глюка?

В общем, решила сделать что-то вроде "десять любимых цитат из фиков по даблджи". В любом порядке, я думаю.

1.

1. Робин Гуд возвращается в зал, помахивая револьвером.

— Ты, — говорит он, указывая револьвером на Джона. — Вот ты, в коричневой куртке, иди-ка сюда.

— Зачем? — спрашивает Джон, не трогаясь с места.

Позади Джона кто-то сдавленно ахает, справедливо решив, что за наглость его убьют немедленно.

Так бы оно и было, полагает Джон, если бы темные, как маслины, глаза Мориарти в прорезях маски не сияли так азартно.

— Подойдёшь — узнаешь, — щедро обещает Мориарти. — Давай, шажок, другой, и ты на месте.

Джон не двигается.

— Ко мне, Джонни, — Мориарти наводит револьвер на Джона, на его левый локоть.

Он не убьёт немедленно, но спускать неповиновение в такой напряженный момент не станет.

И Джон нехотя делает шаг. И ещё один, и ещё, пока не подходит к Мориарти на расстояние вытянутой руки.

— Сковать ему руки за спиной, — отрывисто велит Мориарти.

Наручники обжигают холодом.

Полицейские сирены снаружи всё воют, но взрывов больше нет.

— Знаешь, почему я выбрал именно этот супермаркет? — Мориарти подцепляет Джона дулом револьвера под подбородок, заставляет посмотреть себе в глаза. — Потому что после работы ты, Джонни, направился именно сюда.

— Какая честь, — говорит Джон без малейшего энтузиазма. Он чувствует на себе взгляды всех заложников, слышащих этот разговор.

Если Мориарти оставит Джона здесь, ему может здорово достаться от тех, с кем он был с одной лодке. И как минимум ночь ему придётся провести в тюремной камере — в этом нет сомнений.

— Не стоит благодарности, — Мориарти улыбается под маской, Джон видит, как движется ткань. — Ты ещё не знаешь самой главной новости, Джонни.

Он делает паузу и держит её до тех пор, пока Джон не сдаётся и не спрашивает:

— Какой новости?

— Папочка берет тебя с собой в круиз, — Мориарти скользит дулом револьвера по щеке Джона, по губам, оставляя на них привкус металла. — Ты отправишься со мной.

2.

2. — Хочешь пить, Джонни? — Мориарти подкидывает в руке маленькую бутылку минеральной воды.

Пластик бутылки запотел, на ладони Мориарти остаются мокрые следы. Джон жадно следит взглядом за полётом бутылки, за тем, как перекатывается внутри неё вода — от горлышка ко дну, и обратно.

— Хочу, — говорит он, признавая, что отрицать очевидное — бессмысленно.

— Что будет, если я скажу, что с этой минуты ты не получишь ни капли воды, чая или чего-нибудь ещё иначе, чем через мой рот? — с искренним любопытством спрашивает Мориарти.

— Я откушу твой чертов язык, чтобы впредь ты не говорил ничего подобного, — обещает Джон.

3.

3. — О упрямый, своенравный беглец, оторвавшийся от любящей груди! — восклицает Мориарти, взмахивая револьвером.

Он хочет сказать ещё что-то, но Джон перебивает:

— Две сдобренные джином слезы прокатились по крыльям носа, — полувопросительно говорит он. Джон тоже любит Оруэлла.

4.

4. Мориарти откладывает револьвер. Набирает в рот воды и склоняется к Джону, придерживая его за виски своими горячими, как пески Афганистана, ладонями.

Его губы касаются губ Джона.

Джон медлит долю секунды и приоткрывает рот.

Он не закрывает глаза и видит прямо перед собой — в нескольких миллиметрах — темные, бархатно-влажные, как у лани, глаза Мориарти.

Вода проливается на его язык, обжигающе-холодная, благословенная; Джону кажется, будто она впитывается сразу же, не дойдя до горла, он облизывает нёбо, он проводит кончиком языка по губам Мориарти, собирая с них мельчайшие прохладные капли.

Мориарти сжимает виски Джона крепче и целует его.

Их языки сталкиваются; гладкие влажные губы Мориарти скользят по шершавым обветренным губам Джона, растрепанные темные пряди щекотно задевают лоб Джона, кончиком пальца он гладит висок Джона, ерошит жесткий ежик волос.

Джон пьёт дыхание Мориарти, пьёт его жадные, обжигающие ласки, захлебывается его взглядом, его прикосновениями; Джон не может напиться, не может остановиться вовремя, Мориарти губителен, как ревущий горный водопад, и сладок, как мирный лесной ручей, он — проливной лондонский дождь, он — лёд на дне бокала, изморозь на окне, сонный пруд с водоворотами омутов.

5.

5. "One day," John vowed, purity glimmered around his hands, formless and powerful. "One day I will shoot. One day, I will burn you to a crisp, stand over your ashes and laugh." The malicious intent felt ugly inside him, foreign and sticky like tar poured over his heart. But Jim inspired hatred so easily. He made him so disgustingly, unforgivably angry.

Jim let out a little sound like a moan, wrapping his arms around John’s waist from behind and burying his face in his feathers, holding John there tightly.

"Johnny." he sighed breathlessly. "When you say things like that, I think I could fall in love with you."

6.

6.
"Sherlock told you I would kill one of those children?" John gave a curt nod, and the twisted smile Jim gave him made fear tangle coldly in his chest. "Right now, little Mark Grint is on the chopping block."

"Where?" John pressed, leaning forward in his seat, the chair screeching back as he pushed it away in his haste. Jim tsked teasingly at him. John shoulders slumped, casting around blindly for the right answer. "What do you want? What do I have to do?"

"Beg me."

John blinked at Jim slowly, blue eyes wide and purposefully confused. He did not want to understand that statement. He didn’t want to comprehend it or let it sink in. "What?" he asked reluctantly. Jim rolled his eyes at him, the action somehow fondly exasperated.

"Beg me, Johnny. Beg me for Mark Grint’s life, plead with me to spare him. Plead with me not to taint Sherlock, just this one time. Beg me." His words were low and whispered, but they echoed in John’s ears, seeping into his skin.

He watched Jim’s smug face blankly for a moment, his heart pounding in his chest. He clenched his fists brows furrowing as he got down on his knees. "Please." He murmured, his tongue burning on the word. Jim put a hand to his ear and leaned forward, John wanted to kick him.

"Please." he said a little louder. "Don’t hurt that kid, please."

Jim hummed discontentedly. "Is that it?" he asked with a dismissive grunt. "I guess you don’t care all that much." He pulled out his cell phone, and started tapping away at the keys. John’s eyes grew wide in realization, cursing himself.

"Don’t!" he cried. "Wait. I’m sorry, just… Please! Please! I’m begging you, please." He grasped the hem of Jim’s blazer, head hanging low. " Please." the whisper sounded so weak, and he hated his own desperation, his own willingness to do anything, so long as he could keep Sherlock safe.

Jim lifted his face with his finger, his claw digging into the delicate skin at the underside of John’s jaw, thumb brushing John’s bottom lip fleetingly. He looked into his eyes, before smiling softly.

7.

7.
"What are you going to do about it, Johnny?" Jim taunted, his eyes traveling the length of John’s body leisurely, as though he could see right through the fluffy white jumper. It made John squirm mildly, like a pinned butterfly. "Your God said you must love and forgive every creature in existence, Angel of Mercy. That applies to the lowest insect, a sinner, and to me." He laughed cruelly, and John’s fists clenched. "Must be frustrating, knowing you have to love me, of all things."

"For you I‘d make an exception." John growled, light swirling between his fingers to become a bow and arrow that he pointed directly at Jim, gazing hard and steady, the purity of the arrow singeing the skin of his forehead, leaving a night black burn. Jim tipped his head back, the little wound healed quickly. He parted his lips, panting audibly, as though John’s threats got him off. They did in a sick way, which served only to make the angel angrier. "I swear I will shoot you right between the fucking eyes. If that doesn’t work, I’ve got holy sounds I’ve been meaning to try out."

The wanton expression didn’t leave Jim’s eyes, it merely burned fiercer. His gaze felt sticky, oily and slick, clinging to John’s skin until he felt dirty. "Picking up human swear words, Johnny?" he teased softly, tone heavy and breathless. "What a delightfully filthy little mouth you have." He ran his branded tongue over his lips in that revolting way, all lust and open desire, unfolding his legs to open them provocatively, smirking. "The things I could do with that mouth."

8.

8.
- Соскучился по Шерлоку, Джонни? Вижу, что да.

На войне как на войне.

Джон резко поворачивает голову, смыкает челюсти – Мориарти отшатывается резко, зажимает ладонью мочку уха.

У войны вкус крови, соленой и медной.

- Если ты проголодался, стоило просто об этом сказать, - Мориарти смеётся, слизывает с пальцев каплю собственной крови. – Вкусно было, Джонни?

- Не особенно, - говорит Джон. Он дышит тяжело, и пульс его частит, словно он только что пробежал стометровку; взгляд Мориарти опутывает его, как финишная лента. – Совершенно обычная кровь.

Исключительный детектив и исключительный преступник – Джон знает, как уязвить и того, и другого, для этого нужно одно и то же: сказать, что они не исключительны.

Бог его знает, почему для них обоих так важно мнение Джона, и никого другого. Но война научила Джона пользоваться ситуацией, не задумываясь о её причинах – как та война, что он оставил позади, так и та, в которую он вступил, поселившись на Бейкер-стрит.



На следующий день вместо обычной бутылки воды Мориарти приносит Джону треть стакана свежей крови. Он поит Джона, жестко держа за подбородок, и на его запястье выворачивающийся из хватки Джон видит свежий порез.

Джона рвет красным и жидким, Джона сотрясает от отвращения и ужаса, смешанного с восхищением. Как таких психов носит земля, как его не забрали в сумасшедший дом сразу из родильной палаты, как появляются, как додумываются до подобного такие абсолютные, идеальные в завершенности своей психопаты.

9.

9. На экране, куда выведено изображение с камеры, Джон пьет чай - просто чай, без круассанов - и улыбается Шерлоку тепло-тепло.
А Джиму от этого холодно-холодно, где-то внутри.
Джону нужен один человек - чтобы ему улыбаться и чтобы обязательно морщился от запаха круассанов. И другой - чтобы больше не дрожала рука, чтобы первому не было скучно и чтобы обязательно сходил с ума, мечтая остановиться и не находя ни одной причины это сделать. Ведь тогда он не будет пахнуть смертью, болью, пеплом, страхом и опасностью.

10.

10. - Наши дети. Милые и гениальные. Кроме того, мы сможем править миром. - Он усмехается. - Eventually.
Все-таки английский? В самом деле? Слова кажутся понятными, но смысл – смысла в них нет. Но то, чего нет, может появиться. Смысл словам можно придать.
«Попытаться придать» - поправляет себя Джон.
- Мне кажется, тебе нужна жена…
Джим вздыхает, поглаживая его затылок, смотрит насмешливо. Эти глаза говорят: «Милый». Говорят: «Как ты не понимаешь?»
- Ты моя жена, и мне не нужна вторая, глупыш Джонни.
Что-то не так. Джон старательно моргает, ожидая, что зрение прояснится, слух прояснится, смысл происходящего прояснится.
- Ну, - глубокий вдох. Джон уже не уверен, что стоит пытаться, не уверен, что он прав, не уверен, что он в порядке. – Знаешь, я не могу родить, так что…
Горячее тело напротив, чужие волосы щекочут щеку, теплое влажное дыхание у уха.
- Ох, Джонни, дорогуша.
Растянутое имя, растянутая фраза, растянутые в почти-улыбке губы.
- Все хорошо, - руки на талии, цепляющиеся, заползающие под одежду, добирающиеся до кожи.
- Видишь ли, - щелчок. - I will fuck you until you can.

@темы: Шерлок Холмс, <3, Цитаты

---

Черный человек.

Скидывает мне Джим трек, говорит "послушай, это точно даблджи". Ну, я послушала.
Что даблджи, что без него - восемь минут сплошного кайфа.
Текст. Какой текст. Да и читает его Безруков, черт возьми, охуенно.
Сергей Есенин

ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.

Голова моя машет ушами...

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица.
Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь.
Черный человек,
Черный, черный,
Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь.
Черный человек
Водит пальцем по мерзкой книге
И, гнусавя надо мной,
Как над усопшим монах,
Читает мне жизнь
Какого-то прохвоста и забулдыги,
Нагоняя на душу тоску и страх.
Черный человек,
Черный, черный!
«Слушай, слушай, —
Бормочет он мне, —
В книге много прекраснейших
Мыслей и планов.
Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил и шарлатанов.
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
Счастье, — говорил он, —
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство».
«Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай».
Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, —
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
........................................................................

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.
Где-то плачет
Ночная зловещая птица.
Деревянные всадники
Сеют копытливый стук.
Вот опять этот черный
На кресло мое садится,
Приподняв свой цилиндр
И откинув небрежно сюртук.
«Слушай, слушай! —
Хрипит он, смотря мне в лицо,
Сам все ближе
И ближе клонится. —
Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.
Ах, положим, ошибся!
Ведь нынче луна.
Что же нужно еще
Напоенному дремой мирику?
Может, с толстыми ляжками
Тайно придет „она“,
И ты будешь читать
Свою дохлую томную лирику?
Ах, люблю я поэтов!
Забавный народ.
В них всегда нахожу я
Историю, сердцу знакомую, —
Как прыщавой курсистке
Длинноволосый урод
Говорит о мирах,
Половой истекая истомою.
Не знаю, не помню,
В одном селе,
Может, в Калуге,
А может, в Рязани,
Жил мальчик
В простой крестьянской семье,
Желтоволосый,
С голубыми глазами...
И вот стал он взрослым,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою».
«Черный человек!
Ты прескверный гость.
Эта слава давно
Про тебя разносится».
Я взбешен, разъярен,
И летит моя трость
Прямо к морде его,
В переносицу...
...........................
...Месяц умер,
Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь!
Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою.
Никого со мной нет.
Я один...
И разбитое зеркало...
[1925]

Listen or download Сергей Есенин Черный человек for free on Prostopleer

@темы: <3, Литература, Стихи

---

Не то чтобы мне было скучно или печально, или еще что-то, но...
Господи.
Даблджи входит в моду.
Как показной гомосексуализм, как эти идиотские лосины или как печальные истории любви.
Это...не знаю. Я пишу, и вижу, что только единицы пишут сами, а остальное...отталкиваюсь от уже написанных фанфиков. Была тишина, было затишье, и теперь каждый день по несколько фанфиков о Джиме и Джоне. Это вызывает настороженность и неодобрение. Хммм.
А пока - да, почему бы и нет?
Как оживают призраки прошлого.
Джим/Джон. R, первые три части.

Глава 1, гребанная.
Джон устало вздохнул и потер глаза. Завтра у него был экзамен, и строчки перед глазами расплывались. За стеной какая-то компания, наплевав на шансы нормально сдать, занималась тем, чем следовало бы каждому молодому человеку: пьянствовала и бушевала. Юноша потянулся было за большими наушниками и плеером, надел их и, уже собираясь включить, услышал, как дверь позади хлопнула. Светловолосый тихо взвыл и откинул голову назад.
- Дирк, ты правда решил мне мешать? – простонал парень, чувствуя, как лучший друг ерошит его волосы. Это был молодой парень, выглядящий постарше самого Джона; друзья просто называли его «наш конунг».
Все их сходство заканчивалось тем, что обоим было уже по двадцать лет. Только вот Дирк Вессэл родился в конце марта, и судьба наградила его характером вспыльчивого барана.
- Джон, ты правда решил учиться? – в тон ему ответил обладатель короткого ежика рыжих волос, садясь прямо на тетради на столе перед Ватсоном и сверкая взглядом тепло-карих глаз.
- Кажется, учеба – особая форма мазохизма, - устало пробормотал Джон, едва не утыкаясь носом в колено товарища. – тебя не смущает то, что твой зад находится на моих книгах?
- О, они не в обиде, - морщится Дирк, и они вместе тихо посмеиваются. – Нет, правда, давай выпьем. Ребята из шестой предлагает охренительный дешевый виски. Ты же и так все выучил, за месяц наперед готовился! – настойчиво говорит он без толики зависти в голосе.
- И еще не подготовился, - решительно отвечает Джон, с удивительным упорством сталкивая парня с мощным телосложением со своего стола. Дирк какое-то время молча смотрит на своего друга, прикидывая, кто мог бы лучше подойти для профессии доктора: худой, среднего роста, со светлыми, чуть вьющимися волосами, большими грустными серыми глазами. Казалось, такой человек разочек подует на палец, улыбнется несчастному ребенку - и тот успокоится. Правда, характер у Ватсона был тот еще. Отчего-то не вязался никак с его внешностью. Поэтому-то сейчас рядом с ним стоял только Дирк, пытаясь вытащить его немного развеяться. Был, конечно, и Майк Стэмфорд, но у того случились какие-то проблемы дома, и он вынужден был уехать. Казалось, если никто не вспомнит о существовании Джона и не начнет его тормошить, он зачахнет.
Дирк, конечно, понимал: главная опора в семье, красавчик и умница Джон, негласный спасательный круг, за который цеплялась вся семья: и мамаша с комплексом неполноценности, и тихий, но склонный к скандалам отец, и алкоголичка-сестра. Джон, вообще-то, старался не афишировать это, более того – поставил на это табу во всех своих разговорах, но динамик его телефона был слишком громкий, и Дирк часто слышал ор собеседников Ватсона довольно отчетливо. Один раз Джон даже подрался с кем-то, и тогда вместо сердобольных родителей приехала сестра. У нее было чуть покрасневшее лицо и дрожали руки. У Дирка был папаша приемный, так тот выглядел так же, а каждый день выпить нехилую долю алкоголя было для него как позавтракать, так что он и догадался.
- Ладно, но после экзамена сходишь? – выдыхает Дирк, рассматривая склонившуюся над конспектами светлую голову.
- Схожу, - после минутного раздумья отвечает Джон и улыбается – задумчиво, не совсем уверенно. – надо же будет запить поражение.
Дирк натянуто улыбается, кивает и выходит. Что не говори, Джон замечательный малый, но после разговоров с ним становится как-то тяжело.

***
Преподаватель слушал его так внимательно, что Джону показалось, будто бы он вот-вот свихнется. Будто он несет какой-то бред, хотя он идеально помнил, что именно так надо обращаться с пиявками! Он даже помнил номер и внешний вид страницы, которую читал, будто прямо сейчас не отвечал наизусть, а подглядывал. Губы профессора Спира искажаются (невысокий, худой, строгий, седые волосы зачесаны назад), будто бы он хочет сказать «плохой Джон, плохой-плохой. Как ты можешь подглядывать?». Джон выдыхает и потирает глаза. Он сидел в аудитории почти последним. Перед глазами плясали круги. Когда он закончил, в голове появилась уже ясно сформировавшаяся мысль.
Ему надо выспаться.
- Мистер Ватсон, вы прекрасный студент, и вы замечательно готовитесь ко всем моим лекциям… - он вальяжно поправляет очки в прямоугольной узкой оправе (и кто дарит такие современные очки профессорам?; дочь, что ли?), и Ватсон замирает, дожидаясь какого-то жуткого вердикта. Он даже затаил дыхание, поэтому когда дверь из учительского кабинета, смежного с аудиторией, распахивается и чья-то бледная рука едва успевает придержать ее за ручку, Джон вздрагивает и ежится. Высокий худощавый парень примерно его возраста смотрит на него, и Джону хочется назвать его «мальчик-ворона». У того короткие черные волосы, большие и по-детски, наивно распахнутые карие глаза. Футболка с огромным рисунком в виде гребанных диснеевских Тома и Джерри (Джон ненавидит этот мультик, Гарри в детстве, утаскивая очередную подружку, только эту кассету и врубала), столь контрастно смотрящаяся на фоне серьезных костюмов, обтягивает его худощавый торс; на тонких запястьях болтаются детские браслеты; на мизинце – кольцо в виде буквы «М» (имя?). В общем, Джон действительно отвлекается, когда их взгляды сталкиваются. В тот же момент профессор Спир заканчивает фразу, длившуюся всего-то секунд пять:
- … но вам не стоило так сильно напрягаться; я уверен, что вы и без такой подготовки превосходно сдали бы экзамен, - Спир улыбается, и Джону приходится посмотреть на него, чтобы улыбнуться в ответ. Тот наконец замечает стоящего позади парня и оборачивается.
- Джим, черт возьми, ты ведь должен был закончить с конспектами и не выходить до конца экзамена!
- А я закончил,- просто отвечает Джим и улыбается мило, смущенно, Джон невольно отводит взгляд.
В гребанной семье ненормальной была не только Гарри.
- Как, уже?! – удивляется профессор и довольно улыбается. Он кивает Джону, очерчивает «отлично» в воздухе, и Джон уходит с легкой душой.
Он чувствует на себе тяжелый взгляд даже после того, как дверь закрылась за ним.

Глава 2, начинающаяся.
Отлично. Джон возводит руки к потолку и, виляя худой задницей, пляшет какой-то странный ритуальный врачебный танец. Он улыбается самодовольно, скрещивает руки на груди и валится на кровать. Та чуть скрипит, принимая на себя его небольшой вес. Джон закидывает руки за голову и смотрит в чистый, идеально белый потолок. Чертов Джим упрямо смотрит на него с потолка, машет тонкими запястьями, улыбается смущенно. Джон шипит, переворачивается на живот и утыкается носом в подушку. Дирк сказал, что парень их возраста, учится, видимо, в соседнем универе, по международным отношениям, и приходится хорошим другом Спиру. Ну, знакомым. Маловат будет для друга. Ватсон приоткрывает глаза, приподнимается на локтях и представляет, как тот парень вздрагивает, заглядывает ему в глаза. Кладет руки на плечи, а ладони у него – горячие-горячие, улыбка смущенная, губы влажные и податливые. Он приближается к нему, Джону, и…
Ватсон хмурится и резко поднимается на ноги, стучит крепко сжатым кулаком в стену и орет:
- Дирк, меня дождись, я с вами!
За стеной затихают, а потом одобрительно взрываются довольным ревом. Джон усмехается и открывает свой шкаф. Нет, ему определенно еще есть о чем думать, кроме как о каком-то парне с угольно-черными ресницами.
***
- Джон, мальчик мой, иди-ка сюда! – хохочет Дейма, красивая пышногрудая брюнетка, сидя на коленях у Алекса Малкэра. Они все находятся в шикарном саду Шона Баррэлстоуна, чей отец – известный игрок на бирже, везунчик и вообще просто-таки родился под крылом у матушки Удачи. За лет пять он становится мигом известным, строит себе чертовски крутой особняк в Лондоне, еще круче – за Лондоном, заводит пару любовниц (как же без любовниц богатому человеку, отвечает удивленному Джону Дирк) и прозрачно намекает о своем намерении стать влиятельным человеком в Британии. Отец Джона думает об этом иначе.
- Вот увидишь, он прогорит, - кивает он однажды Джону, помахивая вилкой, и кусок бекона, зацепившийся за нее, летит куда-то в умывальник. Отец не обращает на это внимание. – И вся его игра свалится, и все его сраные особняки и любовницы – все утечет, как вода сквозь пальцы, а сын его, наркоман и алкаш, окажется на улице.
Никто не думает так, как отец Джона. А если и думает – не говорит. У Шона есть охуенный особняк, так что за ним право говорить, что верно, а что – нет.
- Привет, Дейма, - улыбается Джон и осматривается. Дирк вручает ему банку с пивом, Ватсон держит ее в руках только затем, чтобы она приятно прохлаждала руку. На улице май-месяц, неожиданно жарко для Англии, и ощущение это приятное. Гораздо более приятное, нежели факт употребления алкоголя. Джон знает, из-за Гарри. Может, это действительно какая-то фобия. Так бы сказала его подруга, Дженни, она мечтает стать психологом. Джону, вообще-то, плевать.
Он ходит кругами, тщетно пытаясь найти место, где ему пристроиться. Банка в его руках уже стала теплее, так что Джон, не особо сожалея, выбросил ее. Не его это жизнь.
- Трезвенник? Похвально, - слышится позади голос, когда Джон уже поворачивается, чтобы найти Дирка и известить его о своем уходе. Он оборачивается на знакомый голос, а сердце его все-таки соизволило дрогнуть буквально на миг позднее. Парень с огромными черными глазами сидит на ступеньках гаража, закинув ноги на какой-то ящик, и смотрит на него, широко улыбаясь. Он одет все в ту же идиотскую футболку, и Ватсон вскидывает брови, чтобы показаться удивленным, но не показать эту свою странную неприязнь. «Привет, Джим, я трезвенник, но это мне не помогает, потому что я ненавижу твою футболку»? Бред.
- Да, не люблю пить, - улыбается Джон и садится рядом, не дожидаясь приглашения. Само начало такой беседы – уже приглашение.
- Да, знаю, примерный мальчик и «отлично» у мистера Спира, - Джим смущенно улыбнулся и запустил пальцы в свои волосы, ероша их. Джон невольно засмотрелся, и поэтому он даже не успел отвести взгляд, когда брюнет повернулся к нему. – Ты в курсе, что Спир – коммунист?
Джон удивленно посмотрел на него. Не то чтобы он был идиотом, но ему до этого нет дела. Джон всегда был предельно аполитичен, разве что ему пришлось бы вдруг жить в тоталитарном государстве.
- Ладно, забудь, - рассеянно ответил Джим, и Джону показалось, что у того мелькнуло в глазах что-то. Нечто непривычное, не вязавшееся с его образом милого, странноватого мальчишки. На которого он умудрился обратить всю свою ранее ни во что не выливавшуюся симпатию.
- Откуда ты знаешь, что я примерный? – задумчиво спрашивает Джон, когда Джим спокойно, будто бы они были закадычными друзьями, лениво прислонился плечом к его плечу. Тот улыбается загадочно и передергивает плечами.
- Навел справки. Я же наблюдал за тем, как ты сдаешь экзамен, прямо через замочную скважину смотрел! – он изображает руками некий контур, отдаленно напоминающий эту самую скважину, и смотрит сквозь нее прямо на Джона. Пару секунд его большой глаз не мигает, и Джон даже не знает, хочется ли ему смеяться.
- А если бы я вдруг подбросил тебе в сумку чей-нибудь средний палец, ты бы поменял свое мнение? – любопытствует Джон, и его собеседник хохочет.
– Тогда я сочту это жутко романтичным! Ты хорошо знаешь свое дело, да, Джонни? – даже тон у Джима странный, и играющий. Ватсон до конца не уверен, каким тот является на самом деле. Но ему невыносимо хочется провести подушечкой большого пальца по влажным губам. Джон ежится. Его так называла разве что мать в далеком детстве, да и так – он не уверен.
- Не то чтобы, - уклончиво отвечает Джон, быстро отводя взгляд. Джим посмотрел на него пристально и, как казалось ему, сделал для себя какой-то важный вывод. Ватсон чувствует себя полнейшим идиотом – разговор вел исключительно Джим. Вопрос слетает с губ Джона прежде, чем он его осмысливает. В общем-то, глупый, ни к чему не обязывающий, но он все равно заинтересовался. – Зачем буква «М» на кольце? Фамилия? – спрашивает он, невольно протягивая руку и касаясь кончиком указательного пальца контура буквы на кольце Джима. Тот, кажется, вздрагивает. Джон даже поднимает на него глаза и позволяет себе не скрыть интереса, мелькнувшего в глазах. Ему хотелось бы, чтобы его прикосновения оказались для кого-нибудь самыми важными.
- Нет, фамилия у меня другая. Корниер. Это первая буква имени моей бывшей девушки, - отвечает Джим, и Джон сьеживается, обнимая себя за плечи.
- А почему бывшей? – спрашивает он, как бы сочувственно смотря на Джима. По сути, кислую мину состроить не сложно, главное – изменить причину.
- Она оказалась изменчивой сукой, я ее убил и закопал в саду своей покойной бабушки, - смеется Джим, и Джон улыбается тоже. Странное чувство юмора – тоже хорошо. Как-никак, это же не его отсутствие.
- Что студент другого университета делает здесь? – спрашивает Джон, и Джим едва ли не мурлычет от удовольствия. Или самодовольства. Какая разница.
- Я тут по близкому знакомству с Баррэлстоуном, - он так заискивающе улыбается и краснеет, что Джону хочется смеяться.
- Насколько близком?
- Достаточно, чтобы он краснел при виде меня, - смеется Джим, и Джону кружит голову от его тона разговора. Он совершенно не понимает, шутит ли тот.
- Так ты гей? – спрашивает напрямик, и в какой-то момент они оба смотрят друг на друга смущенно, в легком замешательстве. В темноте Джон видит, как Джим закусывает губу.
- Только если ты вдруг станешь алкоголиком, - отвечает он быстро. Может, резко, может, стеснительно. Джон не знает.
- Выпьем? – вдруг предлагает он, и Джим разражается довольным, отчего-то леденящим душу смехом.
***
Они проторчали весь праздник на крыше высокого домишки, находящегося слишком далеко от жилого дома, и слишком близко от остальных людей. Так им кажется, но на самом деле, они ни разу не встретили никого. Джон не совсем понимал, почему, но Джим так и норовил дернуть его за рукав, утащить подальше, но он и не против.
Когда они вместе сидят и смотрят на грязное, затянутое тучами небо, им невыносимо хорошо. Джон не то чтобы совсем пьян. Ему не болит голова, он не падает, не хочет уснуть, но чувствует себя предельно смелым и уверенным. Джим рядом тоже не отставал. Они смеялись, опираясь друг на друга, лепетали какой-то бред, и Джон было действительно хорошо.
- …а потом я говорю ей, что это секс по телефону и, представляешь, оказалось, что это мать, - тихо смеется Джон, откидывая голову назад и подставляя лицо приятным, чуть прохладным порывам ветра. Он закрыл глаза, поэтому не видел, как смотрел на него Джим.
- Джон.
- А-а-а?
- Джон.
- Ну чего тебе?
- Посмотри на меня.
Джон нехотя открывает глаза и смотрит на Джима почти спокойно. Он встречает его взгляд – потемневший от желания, и видит, как внешне слабая грудная клетка опускается и поднимается, пока он тяжело дышит, как приоткрыты его губы, как подрагивают ресницы. Джон наклоняется вперед, а парень подается ему навстречу. Когда их дыхание смешивается, но губы еще не соприкоснулись, Джон шепчет тихо:
- Я ненавижу твою футболку.
- Я знаю, - отвечает парень, обнимая его за шею. – Буду носить ее всегда.
Когда человек теряет себя? Когда появляется что-то, от чего он зависит. Что-то, что является сильнее его самого. То, что его ломает.
Но когда Джон хватает ртом воздух, стонет глухо и подается навстречу ловким и удивительно властным рукам Джима; когда тот почти умоляюще целует его в губы, заставляя замолчать; когда скользит вдоль его разгоряченной кожи низменно прохладными пальцами; когда смеется ему тихо на ухо, ведь Джону и больно и странно хорошо; когда Джон тихо всхлипывает от несдерживаемого желания, целует его пальцы в каком-то странном сладостном упоении и когда мир взрывается дурацкими сумасшедшими фейерверками на грязной крыше – тогда Джон думает о том, что нашел себя.
Глава 3, переменчивая.
- Джонни, ты опять проиграл, - весело говорит Джим, а Джон закатывает глаза и тихо воет.
- У тебя карты крапленые, я уверен в этом, - возмутился он. Джим только потянулся, сидя на его кровати, скрестив ноги по-турецки. Улыбнулся довольно и хмыкнул.
- Джонни, ну ты же знаешь правила. Снима~й, - елейно тянет он, и Джон фырчит, сидя на большом уютном стуле в одной майке и трусах. Он чувствует себя каким-то нелегальным мигрантом, которого на границе встретили и дружески «поприветствовали».
- Я их тебе в задницу засуну, - шипит он, скрывая легкую улыбку. Джим даже в своей непосредственной наглости кажется чудесным. Он приходит к нему часто – даже чаще, чем сам Джон мог бы предположить вначале. Сам Джим объясняет такие частые появления тем, что в универе делать все равно нечего.
- Я немного наперед забежал в учебе, - краснеет он, опускает глаза, а Ватсон в таких случаях не выдерживает и целует его в изгиб шеи. Правда, сейчас Джим не похож на типичного себя. И под его пристальным взглядом Джон выдыхает и, будто стремясь момент не продлевать, быстро снимает с себя майку и швыряет ее брюнету. Тот ловко ее ловит и смотрит на Джона.
- Ну, чего? – не выдерживает он, подтягивая колени к себе и обнимая их руками. Джим улыбается еще шире, и тут Ватсон вспоминает. Он осматривается в поисках чего-нибудь потяжелее, смеется. – Да ну тебя! Кто эти идиотские правила придумал?!
- Я, - незамедлительно следует ответ. Джим в такие моменты застывает, будто бы он являет собой очень красивую, но нереальную маску. – Либо ты соглашаешься на еще одну партию в карты, либо выполняешь мое желание.
В его голосе так много скрытого за стеснением ехидства, что Джону хочется познакомить его лбом со своим столом.
- Да чтоб тебя! – хохочет он, бросая в Джима какую-то толстую тетрадку. Тот вскидывает брови, округливает рот буквой «о» и, вызвав очередную вспышку смеха со стороны Джона, валится наземь. Весьма натурально, кстати. Джон обеспокоенно нахмурился, подался вперед, закусывая губу и потихоньку тоже сползая на пол.
- Эй, Джим, ты как, не ушибся? – виновато спросил он. – Если хочешь, я пойду позо…
Договорить ему не дали. Не больно-то и поговоришь, когда тебя резко переворачивают на спину, но к полу придавливают аккуратно, со свойственной Джиму методичностью и деликатностью.
- Ну так что там насчет моего желания? – мурлычет Джим, пока Джон едва ли не задыхается от возмущения. – Больно не будет, обещаю, - он легко и ласково обхватывает лицо Джона, гладит острые, но гармоничные черты лица, скользит подушечками больших пальцев по скулам, приоткрывает свои губы и целует Джона в нос. От такой нежности – непривычной совсем, смешной, почти что детской – Джон жмурится и примиряется окончательно, чувствуя, как щеки его алеют от смущения.
- Это был последний раз, когда я играл с тобой в карты, - буркнул он, обвивая шею Джима и притягивая его к себе.
- Хорошо, Джонни, последний раз, - покладисто отвечает Джим, запечатлевая на его губах легкий, дразнящий поцелуй. – Разве что сам захочешь.
Джон даже подается вперед, целует узкое плечо. Джима хорошо целовать, приятно ощущать его пальцы в своих волосах, откидывать голову назад, подставляясь под осторожные, нежные поцелуи. Приятно даже чувствовать его тонкие пальцы – прохладные-прохладные – на обнаженном теле, губы на прикрытых веках. Джим бережен, осторожен до невозможного, и это возбуждает, вышибает здравые мысли каждый раз. Джон облизывает губы, стонет, когда прикосновения Джима становятся до неприличия легкими и пошлыми одновременно. Этот парень – с большими наивными глазами, приятным смехом и острыми коленями, по-мальчишески резким, трогательным, профилем, легко изогнутыми губами – заставляет его терять голову раз за разом. Джон закрывает глаза, позволяя себе на миг забыться. Странно – он ведь не особо инициативен в этот момент, но Джим не против. Он никогда не против, если Джон так делает. Брюнету нравится наблюдать, касаться, будто какого инструмента. Да только на какой инструмент Джон похож – непонятно; он бы сказал, что на какой-нибудь тамтам, но Джим бы непременно укусил бы его за мочку уха (так он только цепляет ее языком). Поэтому Джон молчит.
Ему кажется, будто ветер касается его. Легкий, неуловимый и теплый.
Рано или поздно ведь надо не сдерживаться. И тогда он выдает себя, зачем-то спросив:
- Почему ты не знакомишь меня со своими друзьями?
Джим замирает на один короткий миг. На такой короткий, что это можно назвать заминкой перед тем, как утянуть Джона на кровать, потянуться к тяжелой пряжке на ремне его брюк. Но Ватсон замечает, напрягается.
- Зачем тебе это, Джонни? Тебе меня мало? – мурлычет Джим все тем же тоном, но, Господи, Джон готов поклясться, что что-то не так было с интонацией. Неуловимо-опасное. Но под руками Корниера расслабляются его плечи, спина.
В коридоре раздаются шаги, одновременно с этим слышится звук лязга ключей и разных металлических безделушек. Походка, песенка под носом, тон голоса, тот самый лязг – все выдает Дирка, который какого-то хрена вернулся с баскетбола раньше обычного. Какого черта, думает раздраженно Джон. Он ощущает, как отстраняется от него Джим, хмурится и приоткрывает глаза. Джим уже стоит на подоконнике, тихо посмеиваясь и спуская ноги вниз.
- Покажу, Джонни. После пар будь завтра тут, - шепчет он, и ворвавшийся через окно ветер ерошит его волосы. – И имей ввиду – партию-то ты все равно проиграл.
Когда Дирк входит в комнату, Джон лежит и читает, а на щеках его играет едва заметный румянец.
***
- Это Мартин Кросс.
Они сидят на крыше одного из домов, на улице стоит дикая жара, и они с Джимом одеты в шорты и майки – минимум, который требует общество. Они хотели пойти к нудистам, даже почти разделись, но потом вспомнили о мороженом и решили посидеть на крыше. Джим пододвигается к Джону, который спрятался за маленьким навесом, и становится еще жарче от близкого контакта. Тень, однако, была неплохая, а ветер на крыше добавлял нужных ощущений. Джон неотрывно смотрел на невысокого светловолосого мальчишку, который играл в компании других в баскетбол. Площадка была большая, мальчишка бегал чудно, хорошо играл. Бросал, правда, немного слабовато. Остальные парни над ним не насмехались.
- Он отличник? – спросил Джон, совсем забыв о мороженом в своей руке. Почему-то первая мысль была именно такой.
- Нет, он хорошист, - с сомнением в голосе говорит Корниер, озабоченно бросив взгляд на блондина, а потом засмеялся и (нарочно) сказал, почти шепча. – Ну вот, мороженое растает.
Джон не успевает отреагировать, когда Джим перехватывает его руку за запястье и легко проводит языком по запястью, собирая потекшее мороженое. Джон фырчит, выдергивает руку, краснея и смущенно отворачиваясь. Джим смеется рядом, дует в ухо, и Джон вздрагивает от приятного ощущения.
- Неплох, да? – мурлыкнул Джим, ехидно выдыхая. Джон хмыкнул. – Но эти-то, эти! Красавцы какие! – Джим рассматривает других парней – мощных, крепких. Джон не ревнует, но как-то в его голову само собой закрадывается мысль о том, что от его комнаты до спортзала – минуты две-три неторопливым темпом.
Они молчат, Джон о чем-то размышляет, но вслух не говорит ровным счетом ничего.
***
- Парни, вы чего?.. Честное слово, я все вам верну! – голос дрожит от страха.
У Джима широко распахнуты глаза, руки скрещены в защитном жесте, губы искажены почти комически. Он бледен, вжимается спиной в стену и мелко подрагивает. Рядом с ним – три огромных мужика, Джим гораздо ниже, а уж слабее – тем более.
У него наверняка ноют лопатки, почему-то думает Джон прежде чем набрасывается на них.
Обычно он чувствует азарт и желание ударить, поймать, загнать в угол. Он любит все, от ощущения крепко сжатых в кулаки рук и вплоть до чувства жжения в разбитой губе. Он любит эти резкие движения, любит драться, чувствовать, как под ним ломается, сдается, пятится живое тело. Прекрасный антидепрессант – рывок, удар. Отступление, шаг назад, а потом опять шаг-другой к врагу. Бросок через бедро – таких массивных бросить легче, другому в переносицу – кровь хлынула, запачкав ему руку, третий с сомнением на него посмотрел, но набросился.
Удар в солнечное сплетение.
В общем-то, на словах это легко. А так Джону понадобилось по меньшей мере минут семь. И будь он хоть чуточку массивнее, ему было бы гораздо сложнее.
Джон больше ловкий, чем сильный, но сейчас это его спасает. А еще сумасшедший.
Каждый раз, когда его швыряли назад, он видел сжавшегося, нервного, замершего на месте Джима, и, тут же зверея, он опять бросался вперед. Подножка, рывком надавить на плечи, заставить повалиться прямо на спину и, не жалея, разжать руки, чтобы человек сам себя своим весом и придавил.
Они оставляют его, бормоча что-то вроде «ненормальный», даже не оглядываются. Исчезают так же резко, как и появились. Красная пелена перед глазами начинает спадать, и Джон расслабленно выдыхает и тяжело щурится. Неловко будто. Весь запал уходит, он как-то сразу сьеживается. Его плечи чуть опускаются, а глаза не горят, а смотрят почти виновато, будто он всегда хочет попросить у кого-нибудь прощения. Впрочем, появись эти несколько людей опять тут – он бы обязательно их поубивал бы, даже если бы пришлось смотреть глазами преданной собачонки.
- Джим, ты как?
Корниер вместо ответа хватает ртом воздух, смотрит на Джона широко распахнутыми глазами, зрачки – огромные, будто его страшно что-то удивило, напугало и…возбудило. В уголках губ играла какая-то неведомая эмоция, Джон, еще разгоряченный после мелкой перетасовки, не успевает уловить ее, и – что не странно – она исчезает. Джим прислоняется спиной к стене, но, видимо, не выдерживает и сползает вниз, роняет голову на свои раскрытые ладони и тихо, глухо выдыхает.
- Спасибо, Джонни.
Эта фраза, к удивлению Джона, не обьединяет. Она заставляет почему-то поднапрячься и задуматься. Всерьез задуматься.
Ветер ерошит их волосы, забирается под одежду, и Джим выглядит чертовски беззащитно и слабо сейчас, когда его лицо невообразимо бледное, а глаза по-прежнему (да и как обычно) широко распахнуты.
Джон прекрасно знает, что Джим не хочет знакомить его со своими друзьями. Избегает их. Он не видел Джима никогда в их присутствии, он видел Джима только одного. Он устало трет глаза. Корниер ему не доверяет. Ватсон садится на корточки около Джима, который совсем уж сполз на пол, обхватил его лицо ладонями, заставляя смотреть прямо в свои глаза.
- Джим, в какое дерьмо ты влез на этот раз? Почему ты… почему я ничего не знаю?
Джим не отвечает. Он улыбается сумасшедше-странно, и Джон вздрагивает и щурится. Корниер, будто бы заметив его реакцию(или просто смутившись) улыбнулся уже смущенно.
- Прости, Джонни. Спасибо.
Ветер забирается им под одежду, заставляет вздрагивать, мерзнуть все больше, поэтому Джон поднимается, подает Джиму руку, и они вместе уходят.

@темы: Шерлок Холмс, Фанфикшн

---

Мини-отзывы? О.о

Я поняла, что полноценные рецензии по некоторым книгам я уже не напишу. Но ведь надо отчитаться и - если кто-то будет решать, читать или нет, пусть просмотрит - может, поможет.

Оноре де Бальзак

Оноре де Бальзак
Читала три книги - "Гобсек", "Шагреневая кожа" и "Отец Горио". Эти три книги мне очень понравились. Серьезно, многие жалуются на то, что это скучно, я же ничего скучного там не увидела. Бальзак был крайне трудолюбивым человеком, и превосходно показал видение общества, покащал правила, с помощью которых можно выжить в обществе. Самое замечательное в Бальзаке - яркие герои. И то, что в его романах они пересекаются между собой, часто упоминаются в различных романах. Он будто создал отдельный мир.

Флобер "Госпожа Бовари"

Флобер "Госпожа Бовари"
Вот к этой книге у меня двоякое отношение. С одной стороны, автор очень интересно описывает все, от быта и вплоть до изменения в человеческих отношениях. Мне лично безумно жаль было Шарля Бовари, а вот сама госпожа Бовари вызывала удивительное желание ударить ее чем-нибудь посильнее. Как по мне, так это книга о человеке, который всю жизнь вел себя так, будто он живет на сцене. Но вот в последней сцене сплоховал, потому что смерть не может быть прекрасной по своему обыкновению. Жизнь госпожи Бовари кажется мне бессмысленной и наспех прожитой.

Альбер Камю "Чума"

Альбер Камю "Чума"
Дикий, просто неземной восторг. Эта книга стоит того, чтобы ее перечитывали миллионы, десятки миллионов раз. Удивительная параллель с событиями, которые произошли в то время в Европе, создание понятия "зачумленные люди" - люди, отупевшие от равнодушия, сволочные, закрытые в себе. Иначе говоря, Чума (да-да, с большой буквы) постает перед нами как огромнейший такой порок. Порок всех пороков. Камю создал прекрасных персонажей, и моим любимым является Тарру. "Чума" - одна из любимых книг, которые попадали ко мне в руки в последний год.

Генри Лайон Олди

Генри Лайон Олди
Ну нет. Вот это - не читать. Ни в коем случае. В моем блокноте она единственная стоит под цифрой "3". Она - книга "Обитель героев". Может, мне не удалась книга, но мир как-то скверно выписан, книга собрана из штампов и желания казаться оригинальными. Нет. Не нравится категорично. А в рассказе "Принцесса без дракона" юморок не очень-то, но уже лучше - 4. После Олди отпадает всякое желание читать фентези.

Кен Кизи "Над кукушкиным гнездом"

Кен Кизи "Над кукушкиным гнездом"
Вот это...книга. Серьезно. Еще одна замечательная книга. Эта книга рассказывает о том, как человек умудряется погрязнуть в канонах общества, которое создает людей как на конвеере. О том, что такое Комбинат. Психбольница - только пример того, как людей пытаются подсунуть под одно мерило. И о том, что такое "лидер" и как ему сложно. О том, что лидер на самом деле часто является лидером силой всех людей, которые ожидают от него чего-то конкретного. Очень хорошая книга. Когда говорят, что Кен Кизи больше ничего стоящего не написал, я не говорю ниечго - судить не берусь, потому что не знаю. Но если уж написать такую книгу, то можно потом всю жизнь ничего не делать. Она того стоила. Чтобы весь свой талант впихнуть в одну книгу.

Дэн Браун "Код да Винчи"

Дэн Браун "Код да Винчи"
Хорошая книга, несмотря на то, что все называют это беллетристикой. Сами герои мне не особо нравятся, но меня увлекает то, как автор собрал правду и домысел в один узел. Мне нравится идея священного женского начала, исторические сноски и интересные факты, которые вместе могут подвести к тому, чтобы перевернуть наше мировоззрение. Людям, которые говорят, что Дэн Браун идиот и шут, я скажу следующее: если бы эта книга ничего не стоила, она бы не вызывала такой серьезный резонанс. Люди ее обсуждают, и неважно, какое это обсуждение - хорошее или плохое - но оно уже подтверждает то, что в его книгах что-то таки есть.

Мари-Од Мюрай "Oh, boy!"

Мари-Од Мюрай "Oh, boy!"
Взяла эту книгу потому, что говорилось, что она решает важные проблемы (в т.ч. и проблему гомосексуализма). Прочитала я страниц 50, и не нашла ничего, что могло бы меня зацепить. Но, впрочем, согласна - есть кое-какие забавные моменты, плюс мне нравится то, что рассказ сосредоточен на маленьких детях. Но так дочитывать и не взялась.

Памела Трэверс "Мэри Поппинс"

Памела Трэверс "Мэри Поппинс"
Отличная книга. Прекрасная книга, возвращающая в детство. В ней есть очень много вещей, которые надо знать взрослым. Там есть очень много взрослых моментов. Есть очень много грустностей и так далее. То есть, не совсем это и детская книга. Я поставила твердую пятерку в своем блокноте.

Кэндес Бушнелл "Четыре блондинки"

Кэндес Бушнелл "Четыре блондинки"
Автор книги "Секс в большом городе", Кэндес Бушнелл создала четыре истории, довольно временами юморные, временами довольно глупые, посвященные женщинам, которые так или иначе вертятся в высшем обществе. Лично у меня НИ ОДНА героиня книги не вызвала интереса или одобрения. Я искренне надеюсь, что в будущем не стану такой шлюхообразной, нарочито примерной или бесполезной. Но почитать, чтобы разгрузить мозг - да, почему бы и нет? Как по мне, просто автор должна бы писать что-то серьезнее.

Гофман "Крошка Цахес"

Гофман "Крошка Цахес"
Не могу определенно сказать, насколько понравилось. Стоит вроде как четверка, хотя всемирная классика. Возможно, я читала ее не с таким интересом, потому что уже миллион раз слышала об этом. Есть превосходные моменты, я бы давала эту книгу людям постарше (мы ее учили, кажется, в 9 или 10 классе), потому что многие до сих пор остаются идиотами. И вряд что-либо поймут. Но книга хорошая, тут спору нет.

@темы: Литература

---

Маленькое ликование.

Вот оно случилось. Я долго не могла понять, чего не хватает в начале книги. Теперь знаю. Имена главных героев и алгоритм я уже придумала.
Это очень хорошо.
Надо написать.

---

Ооо. Оно прекрааасно. **

28.06.2012 в 14:11

Пишет  Sherlock Team:

Номинация №8 «Лучший клип» от команды Consulting Gang (фандом Sherlock BBC)
Название: Рall om mig nu
Автор(ы): Consulting Gang
Фандом: Sherlock BBC
Персонажи: Шерлок/Ирэн/Джон
Рейтинг: PG-13
Конкурсная ситуация: 4) Предательство/измена
Авторские примечания: В клипе использована песня Nanne Gronwall - "Hall om mig nu" а также кадры из сериала Sherlock.
В роли Морана - актриса массовки

@темы: Шерлок Холмс, <3, Видео

---

Иногда хочется перечитать все фанфики, просмотреть, просто прикинуть, чего у меня больше. Поэтому банальничаю и делаю мини-архив:


D. Gray-man
Красная Шапочка. Тики/Роад, романтика, ER, Занавесочная история, G.
Сказочка о "Если бы". Лави/Аллен, АУ, флафф, G.
Допрыгался, кролик. Канда/Лави, остальные. Юмор, романтика, ER, G.
Заново. 1 глава.Канда/Лави, Тики/Лави, Канда/Дик, Тики/Дик и другие. Вообще - PG-13, если когда-нибудь допишу - NC-17. Драма, ангст, романтика.
Заново, 2 глава.
Виртуальная хрень. Канда/Лави, остальные; АУ, флафф.
Тридцать три рыжих несчастья и Канда. Канда/Лави. АУ, романтика, PG-13.
Повод для ревности. Канда/Лави, романтика, флафф, G.
Как затащить Юу на аттракцион. Канда/Лави, романтика, флафф, юмор, G.
Единственный враг. Канда/Лави, сонгфик, PG-13.
Салон красоты "Пиранья". Канда/Лави, Кросс/Лави, смена пола, АУ, романтика, ангст. PG-13.
Dragon Hunter.Канда/Лави, АУ, фэнтези, ангст, драма, романтика, PG-13.
Не грусти. Канда/Лави, АУ, флафф, романтика. PG-13.
Печальная правда о яойных додзях. Канда/Лави, занавесочная история, флафф, романтика, юмор. PG-13.
Эгоизм. Дик/Лави, мистика, ангст, драма, насилие и тому подобное. R.
Бабушкин гостинец. Канда/Лави, юмор, флафф. PG-13.
Вот это комбо! Канда, Лави, Аллен. Юмор, романтика, PG-13.
Принять себя. Шерил/Лави, упоминается Канда. Ангст, PG-13.


Bleach

Символ отчаяния в Эспаде.Ннойтора, Заэль, Нелл, Тесла, G.

Ouran

Хикару/Каору. флафф, романтика, G.

Дмитрий Емец "Мефодий Буслаев"

14 февраля. Багров/Ирка. G. романтика, флафф.

Джоан Роулинг "Гарри Поттер"

День, чтобы проснуться опять. Северус/Лили, романтика, драма, ХЭ.
Страница дневника Сириуса Блэка. Северус/Лили, Блэк, Джеймс.
Я ненавижу тебя, Артур Уизли. Артур/Молли, Люциус/Молли. Ангст, драма, АУ (относительное).
В Раю не только праведники. Фред Уизли, Северус Снейп, G, юмор, флафф.
Одерживать победу. Раз за разом. Маркус Флинт/Оливер Вуд. NC-17, пвп, АУ.
Немного о фанфиках и семейных привязанностях. Артур/Молли, уизлицест фоном, Малфои. Романтика, флафф, юмор. G.

Шерлок (BBC)

Человеку под силу не все. Джим Мориарти/Джон Ватсон, ангст, драма, АУ, R, кроссовер с книгой Кена Кизи "Над кукушкиным гнездом".
Не спеши. Себастьян Моран/Джон Ватсон, относительное АУ, ангст, драма, ER, PG-13.
Фанфик "Как оживают призраки прошлого", Джим Мориарти/Джон Ватсон, R, АУ, ангст, драма, психология, миди, в процессе.
1-3 главы.
4, 5 главы.
Сказка о всемогущем человеке. Джим Мориарти/Джон Ватсон, PG-13, ангст, АУ, кроссовер с книгой Оноре де Бальзака "Шагреневая кожа".
Драббло-флаффомания.
1. Ну разве не так? Джим Мориарти/Джон Ватсон, PG - 13, флафф, повседневность.
2. Я беру все! Джим, Джон. G, флафф, повседневность, kid!fic
Мне снятся кошмары. Джим/Джое, ангст, драма, устоявшиеся отношения, даркфик, PG-13. По вине Джима Мориарти Джон больше никогда не сможет ходить.
Вечный сезон дождей. Джим/Джон, PG-13, АУ. Ангел/демон, банально, скушняво.
Не уберег. даблджей, Шерлок. Джон винит себя в смерти нескольких людей.
Двенадцать минут, кроссовер с Alice Madness Returns. Джон Ватсон переживает травму, намек на даблджей, Джим-Чешир, Шерлок-Шляпник, Лейстрейд-Кролик, Майкрофт-Гусеница, Молли-Соня, и так далее. Все психи. Рейтинг - R.
Продолжение, незаконченная глава.
Джим/Джон, СЛЭШ. PG-13. В конце концов, он не мог не чувствовать его слабость.
Крошка Молли. Себастьян/Молли, гет, не помню чо с рейтингом.
Венчание. Джим/Молли, даркфик, магический реализм.
Сквозь призму. Об одиночестве персонажей канона. Тут - Майкрофт и Лестрейд. А, да. Джен.
Мы упадем на дно океана. Даблджей, PG-13, магический реализм. Подарок Джиму на днюху.



Джон Фаулз "Коллекционер".
Девушка в серебряном платье. Ч.В./Миранда. Ангст, романтика, драма. PG-13.


Стивен Кинг "Оно"
Немного об очкарике и астматике. Ричи/Эдди, PG-13, все, что накипело. О том, почему Ричи не может забыть Эдди, даже уехав из Дерри.
Два драббла:
1. Чего не видела Соня Каспбрак. Ричи Тозиер/Эдди Каспбрак. Флафф, романтика. PG-13. Прячущийся в шкафу у Эдди Ричи.
2. Ooh, let`s have a party! Генри Бауэрс, Ричи Тозиер. РичиЭдди упоминаются. Любовь к рок-н-роллу иногда творит маленькие чудеса. PG-13.

Inception
Все дело в музыке . Имс/Артур, NC-17, повседневность, психология. Артур ранен и бредит Имсом.


Как-то личное

Нашла коса на камень. Для Лакина на днюху, Авенир/Шо.
бизназвания N/Анита, Джек, тоталитарный режим, все дела. Дарту на...на что? Не помню.

@темы: Фанфикшн, Ссылки

---

Я плакала, когда писала это. Наверное, под наплывом эмоций.

- Повернись, - просит он, на миг отвлекшись от полотна. Она сидит на стуле у распахнутого лунного окна, в одном светлом-светлом платье, и ему кажется, что это есть начало всего. Начало Вселенной.
Ее серебристые волосы сияют в свете луны, и ему приходится торопиться, чтобы запечатлеть этот момент. Все моменты. А потом она оборачивается на короткий миг, его захлестывает счастье и – он понимает – торопиться им некуда. Палится опять в руках, опять кистью выводить неловкие от сдерживаемого счастья мазки – чтобы потом почувствовать как заменитель тоску.
Когда он узнал, что ее похитили, он ни с кем не разговаривал. Будь проклята каждая сумасшедшая душа, которая к нему двинулась. Он два месяца рисовал ее портреты. Все говорили «свихнулся, влюбленный идиот», каждый с определенной интонацией. Но он-то (кому, как не ему, знать?), что везде отлично завуалированное было презрение. Оно просачивалось сквозь стены квартиры, выбешивало, заставляло швырять старые картины и уничтожать их, чтобы как-то забыть обо всем. Но картины с ней он никогда не трогал. Не смел.
Богохульствовать никому не к лицу.
Он безошибочно узнает тот момент, когда она умерла. Он рисовал ее, опять по памяти, а потом у него из пальцев просто выскользнула кисть. Ударилась о паркет, заляпав его светло-небесными красками. А потом он просто взял и прикоснулся губами к ее нарисованному лицу. И сидел так долго-долго.
Она приходит к нему на следующую ночь, когда его по-прежнему мучает бессонница. Он чувствует тепло, исходящее от нее. Чувствует ее руку на своей, а только тогда открывает глаза. На ней уже тогда было это светлое платье.
Она вполне осязаема, когда он бросился к ней, свалился на колени и долго-долго умолял «пожалуйста, пусть это будет не сон». Ее рука, взьерошившая его волосы, ощутима так, будто она в самом деле тут была.
А она и была.
Он не знает, как так получилось, что она рядом с ним была настоящей и живой. Не просто призраком или маревом, а именно подлинной. Он удостоверился в этом, когда целовал ее ладони, пальцы, забыв о своем цинизме, запрете видеться, обо всем – собственно, что ему терять, раз в этом мире все потеряно, а в том есть надежда? Он целовал ей даже подол платья – ткань была вполне реальной, она даже оставила след на его щеке, когда он долго пролежал головой у нее на коленях, боясь как бы не спугнуть ее. Она приходит к нему каждую ночь. Иногда ест его еду, оставляя грязные тарелки утром, иногда позирует ему. Иногда целует.
Он заперся у себя окончательно, он просто видел ее и слушал.
- Ты не врешь, ты настоящая? – сказал он ей в первую их встречу. В самом деле первую, потому что им теперь предстоит начать с нуля. Он любит ее – ту девочку, которой она была – он любит ее – ту женщину, которой она стала.
Он рисует ее даже чаще, чем можно было бы, он пытается подарить ей что-нибудь из одежды – она надевает, но каждую ночь низменно приходит к нему все в том же платье. Оно ей чертовски идет, и это страшно. Он не может понять, за что им такое счастье – возможность перебороть смерть. Возможность пережить и начать заново, без размолвок и остальных глупостей. Они подолгу разговаривают. Первые ночи она зачитывала ему из своего дневника все – и его трясло от бессильной злобы. Он хотел уничтожить его. Хотел. Очень. Но она взяла его за руку и серьезно сказала:
- Цена нашего счастья – безнаказанность виновного в своем грехе и невиновного в своем уродстве.
Они оба знают, что его потом поймают. Калибан. Вот тот, кого следует ненавидеть. Но она учит его. Она учит его прощать, это дается ему сложно, но она научит его, ведь (как он мог этого не понимать?) она вобрала его в себя и теперь отдавала то, что поняла сама.
Им многому предстоит научиться.
К нему несколько раз приходили, но он каждый раз их прогонял. Днем ее не было – днем было слишком много света, говорила она. А она не видит солнце больше, ей нельзя пока что.
Она ведь так долго его не видела. Она ничего не видела.
Он целует ее в отместку за каждый день, проведенный там. За каждую минуту.
Он гладит и ласкает ее везде, где только она успела проникнуться атмосферой отчаяния и ужаса. Плечи, лопатки, пальцы, спину, шею, лицо. Она невероятно печальна, но она жива. Она смеется, было бы ложью сказать, что она не смеется и не радуется, ведь она свободна. Но для полного счастья ей не хватает чего-то. Или кого-то.
- Тебя, - выдыхает она и целует его раскрытую ладонь, перепачканную красками. Улыбается, рассматривая причудливый узор на руках (когда месте на палитре не было, он не решался подняться и вымыть ее).
Многие творцы уходят в мир иной от переутомления, от горя. От того, что всего себя отдали искусству. Это повторяют все, кому не лень. После того, как его находят мертвого у себя в квартире. Спустя неделю. И месяц. И год. Они боготворят картину, которую он писал последней, которая лежала рядом с ним, когда он все еще держал руку так, словно собирался потянуться за кистью и дорисовать что-то. Или дотянуться.
Все калибаны по-прежнему перепродают эту картину за бешеные деньги, кричат на каждом углу о трагической любви. Его почитают те, кто никогда ничего не поймут. Те, кто никогда не выйдут за рамки. Те, кто не почувствуют ровным счетом ни-че-го.
Совсем ничего.
Название картины было указано с другой стороны, на раме полотна.
Имя ей было «Девушка в серебряном платье».

@темы: Джон Фаулз "Коллекционер", Фанфикшн, Литература

---

Джон Фаулз "Коллекционер"

Нет. Стоит это того, чтобы попасть на несколько не очень хороших книг, а потом найти ТАКОЕ.
Это не просто книга о маньяке и его жертве. Это книга о борьбе умов, борьбе идей, борьбе всего, что есть в этом мире, и одновременно рассказ о том, как человек может держаться и не свихнуться от одиночества.
Фредерик Клегг выигрывает огромную сумму денег. Он работал в муниципалитете, в свободное время занимался коллекционированием бабочек. Это его коллекционирование кажется поначалу не очень-то зловещим, но после становится понятно, что это его пристрастие - любовь ко всему статическому. Он нанизывает бабочек на иголки, ставит их на законное им место и любуется. Он никому их не показывает, просто держит взаперти. Так же, как держит свое счастье и свою радость. Это его единственное утешение, но однажды он видит в своем городе красивую девушку Миранду. Это похоже на милую любовь, пока он не получает деньги в свое распоряжение и не решает переехать в Лондон к ней. Эта Миранда - чудесная девушка, она учится в Лондоне в художественной академии и радуется жизни. Все, что делает Клегг, изначально кажется ему глупым. Раньше он мечтал о том, чтобы спасти Миранду из рук какого-нибудь злодея, а потом она сама в него влюбится. Но понемногу его желание стало преображаться. Он стал просто мечтать о том, как похитит ее, а она полюбит его, когда поймет, что он не желает ей зла. Он устроился за городом, причем подготовился идеально, а потом затащил ее в свой дом, в подвал. Миранда сопротивляется, она возмущена, и постоянно меняет свое отношение к нему.
Девушка называет его Калибаном. Фаулз вообще вводит новую вариацию термина "калибанство". Собственно, он появляется в дневнике Миранды, которая она ведет, находясь в заточении. Калибанство - то, что можно назвать невежеством. Грубостью. Каждый человек склонен к калибанству в той или иной степени, потому как это нечто вроде всемирной религии. Люди, которые пытаются бороться с этим - писатели, учителя, художники, музыканты - люди творческие. Калибаны - те, кто боится чего бы то ни было странного, отходящего от канонов. Калибаны - те, кто при жизни добивают гения, а после его смерти расхваливают его на волне всеобщего почитания. Калибаны - люди, которые отстали. Люди, которые помешаны на всем, что кажется им таким благоразумным и правильным. Помешаны на своем уродстве. Возможно, из-за того, что сам персонаж неживой, он и кажется мне стариком, хотя ему двадцать с лишним лет. При всем этом Миранда не кажется взрослой, но не старой. Будто вечно молодой. Эта девушка видит искусство просто удивительным образом. Не так, как другие. Она говорит верную вещь: Калибан не любит ее. Он не восхищается ею. Он любит ее статический образ и восхищается собственными чувствами. Он не пытается к ней прикоснуться, не пытается поцеловать или изнасиловать, и невольно хочет вызывать у нее чувство благодарности. Оно иногда проскальзывает. так же иногда появляется в дневнике у Миранды упоминания о том, что она рада видеть Калибана. Это говорит о том, что она не выдерживает в одиночестве. Ей глухо и тоскливо.
Еще одна чудесная часть истории - любовь Миранды к некоему Ч. В. Это немолодой уже художник, с которым у нее происходит становление отношений. Изначально я даже влюбилась было в него - образно говоря. Он всегда говорит то, что думает, надеясь, что человек будет стремиться к совершенству. Он циничен,самоуверен и с людьми часто бывает груб. Он живой, очень живой. Настолько реалистичен, что мне то и дело казалось, что такой человек живет где-то и тоскует по погибшей девушке. Их история любви восхитительна, потому что он ее любит. Правда любит. И она - пусть и запоздало - но осознала это.
Насколько все-таки больно оттого, что она никогда не встретит Ч.В., не скажет ему об этом. Что никогда больше не станет рисовать или читать книги. Как жаль, что Калибан любил несуществующий образ, создал себе утопию, делал все, что угодно, только не пытался ее понять, купаясь в жалости к себе.
Это очень, очень сильная и очень трагическая книга. Я читала рецензии и расстроилась. Люди кричали "Господи, вы что, она же могла бы его полюбить,какая дура! Надо было купить ей собаку и все было бы хорошо!" или "Все, к чему притрагивается Калибан, становится уродливым, она тоже". Отвечу сразу на два, потому что меня аж трясло от бешенства. Калибан неживой. Она бы не полюбила неживого человека. Трупа. Коллекционера. Самое страшное, что в нем есть - и полюбила бы? Сомневаюсь. Она любила Ч.В. Того, кто видел мир. А не того, кто закрылся в себе и подсознательно ждал понимания извне. Сперва дверь открыть надо. И второе - девушка не становится уродливой. Наоборот, автор подчеркивает то, как в такой ужасной ситуации она оказывается действительно прекрасной. Последнее, что она произнесла перед смертью - "солнце, солнце". Уродливый человек к солнцу стремиться не будет.

Книгу прочитать можно здесь: lib.ru/FAULS/collect.txt

@темы: Джон Фаулз "Коллекционер", Литература

---

Сегодня крайне странный день.
Во-первых, полдня убито ни на что, а потом мне становится плохо из-за жары. Ничего не удается, но я же гордый пельмень, поэтому просто спокойно радуюсь жизни и читаю книги.
А потом мне говорят, что "я все-таки когда-то хотел с тобой распрощаться". Обоги.
Ну так либо прощайтесь, либо что за нафиг?
Чувствую себя одновременно редкостным мудаком и выброшенным мусором.
И еще конечно няшкой.
Конечно.

@темы: Прибереги нервы для старческого маразма

---

это ужасно.
знаете что?
то, что я уже валялась. спала. и тут меня осенило, что я придумала еще одну идею для фика на даблджи.
Оооо. я прямо маньячка.
Но какая радость писать по редкому пейрингу!
Короче,я это себе записала.Чтобы не забыть.
Шагреневая кожа. Мини-Джонь.
все. отключаюсь.
пиииип.

---

И я опять цитирую "Коллекционера". Опять. И это приносит огромное удовольствие.
Было время, я относила ему некоторые свои работы: пусть посмотрит. Отбирала те, которые, на мой взгляд, должны были ему понравиться (не просто те, что считались удачными-преудачными, вроде пейзажа Ледимонта со зданием школы вдали). Он их разглядывал молча, ни словечка не произнес. Даже когда увидел мои самые лучшие ("Кармен в Ивинго") - во всяком случае, тогда я считала их самыми лучшими. В конце концов сказал:
- Не очень получилось. Мне так кажется. Но несколько лучше, чем я ожидал.
Это было - словно удар кулаком в лицо. Я не смогла скрыть этого ощущения. А он сказал:
- Какая польза от того, что я пощадил бы ваши чувства? Я же вижу, вы - прекрасный рисовальщик, обладаете вполне приличным чувством цвета, вкусом; вы впечатлительны и чутки. Все это есть. Но не будь этого, вы не попали бы к Слейду.
Мне хотелось, чтобы он замолчал. Но он не останавливался.
- Вы - это совершенно ясно - видели и знаете множество замечательных полотен. И пытаетесь избежать слишком явного плагиата. Но возьмите этот портрет вашей сестры - это же Кокошка {Кокошка Оскар (1886-?) - австрийский живописец и график, представитель экспрессионизма. Творчество характерно нервной напряженностью и резкой импульсивностью манеры, трагическим ощущением мира Вместе с тем его пейзажи отличаются лиризмом и цветовым богатством, а портреты остро схватывают реальные черты характера.}, во
всяком случае, весьма похоже.
Наверное, он заметил, как я покраснела, потому что сказал:
- Рушатся иллюзии? Я этого и хотел.
Я была совершенно убита. Конечно, он был прав: было бы на самом деле смешно, если бы он сказал вовсе не то, что думал. Если бы принялся играть роль доброго дядюшки. Но его слова причиняли такую боль! Будто он хлестал меня по щекам: рраз, рраз... Я ведь решила, что ему обязательно понравятся хотя бы некоторые мои работы. А еще хуже мне было от его ледяного спокойствия. Он казался холодно-серьезным, словно историю болезни читал. В голосе - ни тени юмора или жалости; ни даже саркастической усмешки на губах. И стал вдруг много, очень много старше меня. Он сказал:
- Со временем понимаешь, что способность хорошо писать - в академическом, в техническом смысле - идет последним номером в списке. Я хочу сказать, вы обладаете этой способностью. Как и тысячи других. Но ведь я не этого ищу в ваших работах. И того, что я ищу, в них нет.
Потом добавил:
- Я знаю, вам сейчас очень больно. Кстати говоря, я чуть было не попросил вас не приносить мне ваши работы. Потом подумал... в вас есть какое-то нетерпение, некая устремленность... Вы выдюжите.
Я сказала, вы знали, что ничего хорошего не увидите. Ответ был почти предсказуем:
- Забудем, что вы их сюда приносили?
Но я знала - это вызов. И протянула ему один из листов (это была уличная сценка). Объясните в деталях, почему это не годится.
Он сказал:
- Графически здесь все в порядке, композиционно сделано хорошо; я не могу разбирать это все в деталях. Но это - не живое искусство. Не часть вас самой, не орган вашего тела. Я не думаю, что вы, в вашем возрасте, сможете это понять. Этому нельзя научить. Оно либо придет к вам когда-нибудь само, либо нет. У Слейда вас учат выражать личность - личность вообще. Но как бы хорошо вы ни научились выражать личность в линии и цвете, ничего не получится, если личность эту незачем выражать. Риск огромный. Редко кому везет.
Он говорил неровно, отрывочно. Потом совсем умолк. Я спросила, что же мне, все это порвать?
- Не надо истерики, - ответил он. А я сказала, мне еще так много надо узнать.
Он встал.
- Я думаю, в вас есть что-то... Не знаю. С женщинами это редко случается. Ну, я хочу вот что сказать. Большинство женщин стремятся к тому, чтобы уметь что-то делать хорошо. При этом они имеют в виду хорошие руки, чутье и вкус, все в этом роде. И не способны понять, что, если ты стремишься дойти до самой глубинной своей сути, форма, в которую выливается твое искусство, для тебя совершенно не имеет значения. Не важно, будут это слова, краски или звуки. Все, что угодно.
Я сказала, продолжайте.
- Это все равно что твой собственный голос. Каким бы он ни был, ты миришься с ним и говоришь как можешь, ибо у тебя нет выбора. Но важно, что ты говоришь. Именно это отличает великое искусство от всего остального. Шельмецов, Овладевших техникой письма, во все времена хватало, а в нынешний благословенный век всеобщего универсального образования - и подавно.
Он сидел на диване и обращался к моей спине: я смотрела в окно, не могла повернуться. Боялась, что разревусь.
- Критики обожают рассуждать о высочайших достижениях в технике письма. Совершенная бессмыслица, пустой жаргон. Искусство жестоко. Слова могут помочь вам избежать наказания, даже если вы совершили убийство. Но картина... она словно окно в самую глубь, в святая святых твоей души. А вы здесь понастроили оконца, в которые всего-то и видны картины известных художников.
Он подошел и встал рядом и выбрал один из этюдов, абстрактный, я писала его еще дома.
- Здесь вы говорите кое-что о Никольсоне {Никольсон Бен (1894-1982) - крупнейший современный художник-абстракционист, чьи произведения носят глубоко английский характер. Член Королевской академии художеств. Картины представлены в ведущих художественных галереях мира.} или Пасморе {Пасмор Виктор (р. 1908) - известный английский художник-абстракционист, один из
организаторов первой послевоенной выставки абстрактного искусства.}. Не о себе. Вы словно работаете с фотоаппаратом. И как trompe l'oeil {Стиль живописи, при котором изображенный на картине предмет с определенного расстояния кажется реально существующим. Эффект достигается, в частности, строгим использованием законов перспективы.} - всего лишь сбившаяся с путифотогра фия, так и использование чужого стиля в живописи есть простое фотографирование. Вы здесь фотографируете. Всего-навсего.
- Я никогда не научусь.
- Да вам теперь надо разучиться, - сказал он. - Вы почти всему уже научились. Остальное зависит от везенья. Впрочем, не только. Нужно мужество. И терпение.
Мы говорили часами. Говорил он. Я слушала.
Это было словно ветер и солнечный свет. Сдувало всю паутину и освещало все вокруг. Теперь, когда я записываю то, что он говорил, все это кажется самоочевидным. Но дело в том, как он говорил. Из всех, кого я знаю, кажется, только он говорит именно то, что думает, когда рассуждает об искусстве. Если бы в один непрекрасный день он вдруг заговорил иначе, это прозвучало бы как
кощунство. А ведь он - на самом деле очень хороший художник, и я уверена, когда-нибудь станет по-настоящему знаменит, и это имеет для меня огромное значение, гораздо большее, чем следовало бы. Оказывается, мне важно не только то, какой он сейчас, но - каким будет.
Помню, позже, через какое-то время, он сказал (снова в стиле профессора Хиггинса):
- Не думаю, что из вас выйдет что-нибудь путное. Ни капли надежды. Вы слишком красивы. Ваша стезя - искусство любви, а не любовь к искусству.
Я ответила, иду на пруд, топиться.
А он продолжал:
- Замуж не выходите. Устройте себе трагическую любовь. Или пусть вам придатки вырежут. Или еще что-нибудь в этом роде. - И выдал мне такой злющий взгляд - он умеет вот так, по-настоящему зло взглянуть, исподлобья. Но на этот раз взгляд был не просто злой. Еще и испуганный, как-то совсем по-мальчишьи. Как будто он сказал то, чего вовсе не следовало говорить, и знает, что не следовало, но уж очень ему хотелось увидеть мою реакцию, И в этот момент он показался мне гораздо моложе, чем я.
Он так часто кажется мне совсем молодым, не могу понять, отчего это происходит. Может быть, оттого, что благодаря ему я увидела себя со стороны и поняла, как я мелка и ограниченна, какие у меня устаревшие понятия обо всем. Те, кто нас учит, забивают нам головы старыми идеями, старыми взглядами, старыми условностями и традициями. Словно сыплют на слабенькие бледные ростки слой за слоем сухой, бесплодной земли. Где же им, бедняжкам росткам, пробиться сквозь эту толщу и стать свежими и сочными зелеными
побегами.
***
Ему важно только, что он меня поймал. Словно бабочку. И что я - здесь.
Я могла бы выкрикивать ему в лицо всяческие ругательства сутки напролет - он бы и глазом не моргнул. Ему нужна я, мой вид, моя наружность, а вовсе не мои чувства, мысли, душа, даже и не тело. Ничего, что есть во мне одушевленного, человеческого.
Он - коллекционер. Коллекционерство - огромное мертвое нечто, заполняющее все его существо.
***
Я просто заболеваю, когда думаю о слепом, мертвом безразличии, затхлой неповоротливости и консерватизме огромного множества людей у нас в стране. И конечно же, самое отвратительное в них - всепоглощающая злобная зависть.
***
Фотографирование.
И вот потому, что здесь, в Англии, у нас остается так мало надежды, приходится бежать в Париж или еще куда-нибудь за границу. Но нужно заставить себя взглянуть горькой правде в лицо: бежать в Париж - значит опуститься, скатиться вниз (это Ч.В. так говорит). И дело не в Париже, что можно сказать против этого прекрасного города! Просто нужно иметь мужество лицом к лицу встретиться с Англией, с равнодушием окружающих тебя соотечественников (это все - мысли и выражения Ч.В.), вынести на своих плечах мертвый груз затхлого всебританского калибанства.

@темы: <3, Джон Фаулз "Коллекционер", Литература, Цитаты